Но то, что это описание стыкуется с документом, это не говорит ещё окончательно о его истинности. Потому что речь в данном случае может идти о лучшей редакторской работе, нежели это было ранее, когда использовались более ранние версии воспоминаний Павла Фитина.

С другой стороны, факт вызова Меркулова и Фитина на доклад Сталину примерно в эти дни подтверждает в своих воспоминаниях Павел Судоплатов. Конечно, сам по себе факт того, что Сталин их вызвал, не говорит ещё о том, что воспоминание о деталях этой встречи достоверно. Но даже, если допустить всё же их истинность...

А ведь действительно странно. Не выбросил Сталин это сообщение в корзину. Не наорал по телефону на Меркулова. Специально вызвал, да не одного, а вместе с начальником разведки. И опять же, не для того, чтобы наорать. А для того, чтобы услышать подробности. Надо сказать, что начальник внешней разведки (как и начальник военной разведки) у Сталина на личном приёме, если верить журналу его посетителей, почти и не бывал. С докладом у него по всем вопросам госбезопасности, включая разведку, бывали обычно только Меркулов или Богдан Кобулов. А здесь вдруг проявился такой острый интерес, что вызвал на доклад лично начальника разведки. Значит, заинтересовался настолько, что решил распросить подробно.

И здесь, заметим, вёл себя тихо и спокойно. Не топал, не кричал, как о нём частенько рассказывали некоторые "исследователи". Вдумчиво и дотошно выспрашивал, делая для себя какие-то выводы. О чём-то думал, долго думал, это сам Фитин отметил. То есть, ещё вызывая их на доклад, сам для себя окончательных выводов пока не сделал. И определился со своим отношением, только внимательно выслушав от Фитина все обстоятельства дела.

Кстати, интересно. Начальник разведки ни слова не сказал о тех "мелочах", которые выспрашивал у него Сталин. И на основании которых тот сделал свой вывод, который был отражен в его резолюции. А почему, собственно? Ведь именно на основании этих его собственных слов Сталин и сделал свой окончательный негативный вывод. Что в его словах уверило Сталина в отрицательном отношении к "Старшине"?

Одно только молчание Фитина по этому поводу уже само по себе говорит о некоторой предвзятости этого его воспоминания.

Можно, конечно, догадаться, что в ответах на те самые "уточняющие вопросы" Сталина и всплыло более подробно содержание донесения "Старшины", отраженное в справке от 12 июня, где тот предлагал до начала войны захватить остров Ойланд и Петсамо, напав таким образом на Финляндию и Швецию. Возможно это и вызвало резкую эмоциональную реакцию Сталина. Во всяком случае именно такая жёсткая подробность работы "Старшины" позволяет предположить, что свою резолюцию он писал под влиянием этого эпизода.

Тем более, что всё, что изложил в нём "Старшина" в отношении планов действий в будущей войне немецкой авиации было действительно выраженной и явной дезинформацией. И это при том, что именно в этом вопросе он должен был, казалось бы, разбираться наиболее основательно и профессионально.

То есть получается, что гнев Сталина вызвало не то, что сообщалось о готовности немцев к нападению. А то, что видимая дезинформация, содержащаяся в деталях таких сообщений ставила под сомнение именно этот главный вывод, который подтверждался и другими источниками. Именно на их основании Сталин уже выводил почти всю Красную Армию к Днепру и Западной Двине. А глубинные дивизии окружных резервов ближе к границе.

И здесь он получает такие же тревожные сведения, но накрепко связанные с очевидной дезинформацией, которая и может заставить в этом главном сомневаться. И вспоминать снова другие разведывательные донесения, отрицающие возможность нападения. Да ещё и припомнить сюда же уверения генерала армии Павлова, что немцы ничего не затевают и на границе всё спокойно. Поэтому и не удивителен этот личный вызов к Сталину начальника внешней разведки.

"Верить можно только Вильгельму Пику". А что прикажете говорить, имея дело с таким, с позволения сказать, сведениями? Искажёнными явно сознательно, возможно, на благо будущей Германии, освобождённой чужими руками от Гитлера? А ведь на этих сведениях, между прочим, надо было строить политику своей страны. Основывать её безопасность.

И ведь не приказал же Сталин не верить. Забыть и не возвращаться к этим сведениям снова. Вместо этого приказал проверить. Уточнить. И доложить ещё раз. Уже совершенно точные данные.

И что? Чем это неправильно, стремиться иметь не гадательную, а точную информацию? Какое в этом случае огульное недоверие к разведке и разведчикам? Здесь остается просто пожать плечами, настолько это был разумный подход в подобной ситуации.

Уже не оставалось времени на проверку, может проворчать кто-то в ответ. Да, не оставалось. А кто виноват? Кто писал о том, что главной задачей немецкой авиации в начале войны будет бомбить Москву или электростанцию "Свирь-3"? И ничего не упомянул о воздушных ударах по западным аэродромам, паркам и складам? Ничего о разгроме с воздуха войск и техники на прифронтовых дорогах?

Напоследок, говоря о реакции Сталина на это сообщение, хочу обратить внимание на то, что Павел Судоплатов в своих мемуарах, рассказывая об эпизоде с "хулиганской резолюцией" Сталина, ничего не упомянул о его претензиях к правдивости немецких источников информации. Вместо этого он посетовал на очевидный просчёт собственной разведслужбы. Указав на неточные сведения "Старшины" и "Корсиканца", которые могли ввести руководство страны в заблуждение, в том числе, о ложных сроках нападения, он обозначил главный вывод, который вынесло руководство внешней разведки из доклада Сталину.

Павел Судоплатов. "Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год".

"...Поэтому реакцию Сталина, по моему мнению, следует рассматривать не только как неверие в нападение Германии, но и как крайнее недовольство работой разведки. Во всяком случае, так я расценивал после разговора с Фитиным мнение "наверху" о нашей работе и, не скрою, был этим чрезвычайно удручен. Безусловно, нашей большой ошибкой было направлять "наверх" доклады разведки, не составив календарь спецсообщений. Сделано это было лишь после "нагоняя"..."

То есть недовольство Сталина вызвало, по свидетельству Судоплатова, вовсе не недоверие к "немецким" источникам, а собственно работа руководства разведки. Слабое внимание, которое оно уделяло соотнесению между собой донесений разведчиков, полученных в разное время. Иными словами, отсутствие аналитических начал в работе руководства разведки. Так что знаменитый "Календарь" сообщений "Старшины " и "Корсиканца" был следствием этого разговора со Сталиным. Как впрочем, и подобный ему обобщающий документ, который в эти же дни начали готовить и в Разведывательном управлении Генштаба. Судя по этому, аналогичный "нагоняй" по этому поводу получили и там.

"СООБЩЕНИЕ "БРАНДА" ИЗ ХЕЛЬСИНКИ ОТ 17 ИЮНЯ 1941 г.

Начальнику Разведуправления

Генштаба Красной Армии

1. Проведение всеобщей мобилизации в Финляндии подтверждается. Повсюду отмечается большое количество резервистов, следующих по назначению. Мобилизация началась 10-11 июня. В Турку, в приходе Коски, Пернио и по деревням долины реки Вуокси проводится мобилизация. 12 июня в Таммисаари объявлено осадное положение, все приводится в боевую готовность.