Это, конечно, совершенно расходится с привычными утверждениями о сталинских нетерпимостях, но что делать. Уверения эти, как некую аксиому, многократно повторили за Хрущевым и Микояном (имевших к тому острейший личный интерес) многочисленные историки, никогда близко не общавшиеся со Сталиным. Обратные же им описания делового стиля Сталина исходят не от политиков, спасавших себя от обвинений в участии в репрессиях, а от людей дела, работавших со Сталиным предметно.

Что интересно. С обнародования работы "Зачем Сталину была нужна власть?" прошло более семи лет. За это время доказательно возразить свидетельствам, представленным в ней, не смог ни один человек. Самое главное возражение можно суммировать в следующей формуле: "Мне все равно как Сталин принимал решения, поскольку это был тиран, убийца и преступник".

Между тем, очевидно, что независимо от того, какими именно словами можно обозначить личность Сталина, сами по себе эти определения не могут ответить на вопрос о принятии им того или иного решения относительно угрозы германского нападения. Одновременно с этим очевидно, что ответ на этот вопрос имеет самое прямое отношение как раз к обычно свойственному ему стилю подготовки и принятия решения.

Внимательное же рассмотрение вопроса об отношении Сталина к угрозе немецкой агрессии, с обязательным учетом присущей обычно Сталину манеры подготовки и принятия решения, может привести нас к выводам, значительно изменяющим наши привычные представления. Но, несомненно, к более точным и приближенным к истине.

Тем не менее, именно от этого "мне все равно" и отталкиваются обычно утверждения профессиональных историков, описывающих нетерпимость Сталина к вопросу об угрозе немецкого нападения. Об атмосфере, где существовало только мнение Сталина и не существовало никаких других мнений. Что и противоречит как раз воспоминаниям людей, общавшихся с ним предметно.

И, повторю еще раз, если по конкретным вопросам военного и технического характера мнение специалистов зачастую было решающим даже в том случае, если противоречило первоначальному мнению Сталина, то не вижу, почему иначе должно было быть в вопросе возможности германского нападения на СССР.

На мой взгляд, проблема эта не решена до сих пор, что означает высокую вероятность того, что подобная ситуация может однажды снова повториться. Учитывая же небывалую трагедию, которую она в себя вмещает, очевидно и значение правильного понимания ее причин. Одно это уже говорит о высокой важности ее осознания.

Между тем, ногочисленные данные, прямые и косвенные, указывают на то, что понимание это в огромной степени искажено. Причем искажено умышленно. И произошло это во многом из-за того, что всё в этой проблеме завязано на личность Сталина, являющейся вот уже много десятков лет точкой приложения усилий множества людей самых разнообразных политических взглядов.

Поэтому правильное осознание проблемы усугубляется тем, что значительную её часть затемняет ожесточенность отношения к этой личности. Что и приводит к фундаментальному искажению осознания той стороны проблемы, которая действительно связана с именем Сталина.

Но речь-то на самом же деле идет о проблеме намного более широкой, чем её можно объяснить ссылкой на личность одного человека. Однако, эти более широкие аспекты опять-таки неизбежно теряются из виду на фоне чисто политических споров и дискуссий, вызванных отношением к его личности.

Поэтому всё это делает понимание истиных причин трагедии 1941 года многократно более трудным, чем если можно было бы их рассматривать при беспристрастном и спокойном отношении.

Всё сказанное в полной мере отразилось, к сожалению, и на профессиональном историческом сообществе Поэтому, думаю, что пора перестать столь уж доверчиво относиться ко всему, построенному исторической наукой, как советской, так и современной.

Особенно это касается устоявшихся мнений по поводу того, что Сталину что-то кто-то боялся докладывать или и со страху докладывал нечто угодное ему. Нет, конечно, подхалимов и угодников во власти, не имеющих собственного мнения, но выдающих за оное мнение начальственное, хватало и хватает всегда, вне зависимости от всяческих культов и атмосфер. Но, во-первых, от таких людей Сталин старался всемерно избавляться, судя по тем же воспоминаниям. А, во-вторых, мнение таких людей в данном случае не имеет значения, поскольку в интересующих нас вопросах главную роль играли не они. Тех, кто такую роль играл, мы увидим ниже, по подписанным ими документам. И там, забегая несколько вперед, ничего угодливого мы с вами как раз не обнаружим.

Понятно, что подобное утверждение является чистым умозаключением и твердым доказательством, естественно, служить не может. Я и не пытаюсь обосновывать такие серьезные выводы с помощью одной лишь логики, хотя и отмахиваться от логических построений тоже не считаю возможным. Более того, повторю, что считаю отказ принять во внимание изложенное проявлением явной пристрастности представителей официальной науки. Тем не менее. Понятно, что настоящим доказательством, подтверждающим логику, может быть только факт. Так вот. Именно фактами мы с вами и займемся.

И начнем с того простого факта, что утверждения о том, что Сталин гневался в той или иной форме на утверждения о подготовке германского нападения, достоверных подтверждений не имеют. Красноречивым примером, не подтверждающим, но как раз опровергающим это утверждение, является история с нецензурной сталинской резолюцией на одном из разведывательных донесений. Об этом донесении и об этой резолюции шла речь в "Рихарде Зорге: заметки на полях легенды". Там получилось, что эта знаменитая резолюция доказывает вовсе не неверие Сталина в германское нападение, а показывает технологию, которая применяется при создании аксиомы о сталинском доверии Гитлеру и неверии в сообщения о гитлеровском вероломстве.

Сюда же можно отнести и привычные рассказы о том, как Берия, выслуживаясь перед Сталиным, запрещал упоминать о подготовке немцев к войне с Советским Союзом. Эти рассказы привычно подтверждают и соответствующими "документами", которые на самом деле никто никогда в глаза и не видел. И "записка Берии" про "бомбардирующего" его дезинформациями Деканозова, а также "тупого генерала" Тупикова... И его же резолюция про "стереть в лагерную пыль"... В работе о Рихарде Зорге эти, с позволения сказать, "документы" достаточно подробно рассматривались, поэтому повторяться здесь о доказательствах такого уровня, думаю, будет излишним.

Легко можно догадаться, что, судя по первым словам настоящей работы, посвящена она будет этой же теме. И это действительно так. Более того. Сам первоначальный её замысел родился из вопросов, прозвучавших в самом конце очерка о Рихарде Зорге. А именно.

Какой советский разведчик на самом деле предупредил Сталина о начале войны 22 июня (или 23 июня) 1941 года? Когда это произошло? При каких обстоятельствах?

Сегодня ответ на этот вопрос сложился для меня в достаточно ясную картину. Поэтому считаю, что на вопрос этот можно ответить уверенно. Что я и попытаюсь сделать, несмотря на понимание всей сложности и объемности такого труда. Сложность же и объемность являются следствием того, что предупреждение это, по моему мнению, сложилось из совокупного множества самых разных донесений и обстоятельств. Так что не ждите здесь никаких сенсаций о каком-то одном выдающемся разведчике, добывшем эту важную информацию.