Это показалось Катарине странным:

– Почему?

Лэрд шумно выдохнул и ответил:

– Потому что люди… и плохие воспоминания чаще всего приходят по ночам, когда человек наиболее уязвим.

Пустельга кивнул и посмотрел на Локлана.

Тот, встретив его взгляд, едва уловимо наклонил голову, давая понять, что понимает, отчего следопыт во время сна держит у кровати зажженную свечу, а в руке кинжал. С ним такое случалось не раз, и вспоминать об этом не хотелось.

К чести Катарины, она, кажется, тоже это поняла.

– Не выйти ли нам на палубу? -предложила она.

Пустельга отрицательно покачал головой:

– Можете считать меня чересчур подозрительным, но я думаю, лучше нам ждать здесь. Когда корабль причалит, я отправлюсь на поиск лошадей, а затем вернусь за вами. Полагаю, чем меньше людей нас увидит, тем лучше.

– Мне и самой это не нравится, я тебя понимаю, – согласилась Кэт.

Вся троица устроилась поудобнее для предстоящего путешествия через пролив. Пустельга взгромоздился на бочку так, чтобы вести наблюдение через узкую щель в борту корабля. Катарина с горцем уселись на пол, и девушка прислонилась к боку шотландца.

Было что-то невероятно успокаивающее в том, чтобы находится так близко к Локлану, чувствуя, как покачивается корабль. Никогда в жизни Кэт не чувствовала себя настолько безопасно. Присутствие этого мужчины умиротворяло ее, хотя привычная жизнь была разбита на куски, и Катарина сейчас убегала от уготованного ей будущего, не желая, чтобы оно ее догнало.

Изумленная тем покоем, который ощущала, она взяла руку Мак-Аллистера:

– Ты уже думал о том, что скажешь своему брату?

– Да. «Здравствуй» кажется мне неплохим началом беседы.

Катарина рассмеялась:

– Кроме шуток.

– А я и не шучу, – глаза шотландца блеснули, а затем стали смертельно серьезными. – Все завит от того, окажется это Киранн или кто-то другой. Если Киранн, то, боюсь, я придушу его прежде, чем мы успеем обсудить, через что он заставил пройти нашу семью.

Кэт прищелкнула языком в ответ на эту напрасную угрозу:

– Я знаю, что ты не такой плохой. Скорее всего, ты обнимешь брата и пригласишь его вернуться домой.

Лэрд усмехнулся:

– Да, но все-таки желание придушить его будет велико.

– Но ты ведь сдержишься.

Мак-Аллистер взял руку, которой принцесса касалась его, и начал неспешно перебирать девичьи пальцы. Прикосновение горца вызвало дрожь в теле Кэт.

– Твоя вера в меня велика, – заметил Локлан.

Катарина наморщила нос и отозвалась:

– Да. Ведь я тебя знаю. Ты же зануда.

Горец покачал головой в ответ на ее поддразнивание. Если бы кто-то другой сказал ему такое, он бы смертельно обиделся. Но в устах этой девицы все оскорбления звучали, скорее, как слова нежности.

Что-то было с ним не так.

А затем мысли Мак-Аллистера вернулись к Киранну. Живот его скручивало в узел от сомнений, но присутствие Кэт успокаивало. Лэрд верил, что пока она рядом, все разрешится самым правильным образом. Впервые в жизни у него было такое чувство.

Катарина – самое настоящее сокровище!

Горец повернул голову к Пустельге:

– Ты не оставишь нас на минутку?

Тот сперва даже не пошевелился, словно ему потребовалось время, чтобы понять, что обращаются именно к нему.

Затем он ответил:

– Да, – и в мгновение ока покинул комнату.

Такое проворство ошеломило Локлана:

– Этот человек всегда перемещается слишком быстро.

Кэт кивнула:

– Временами он кажется таким загадочным.

Но Мак-Аллистер собирался обсудить вовсе не это. У него были гораздо более серьезные темы для разговора. Он взял руки Катарины в свои ладони, крепко сжал и повернулся к ней всем телом. Любопытство в глазах принцессы обожгло шотландца, и на один удар сердца его храбрость пошатнулась.

Однако жар девичьих рук вдесятеро укрепил его решимость и снова вернул способность говорить:

– Я хочу быть с тобой, Катарина.

Кэт озадаченно сдвинула брови:

– Но ты и так со мной.

– Нет. Я не это имел в виду.

Горец проглотил комок в горле и заставил себя произнести то, что на самом деле подразумевал:

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

От этих слов у Кэт перехватило дыхание. Она и мечтать не смела, что этот мужчина когда-нибудь скажет ей такое. Часть ее все еще не была уверена, что это не сон и не ошибка.

Локлан Мак-Аллистер хочет на ней женится?

Это невообразимо! И все же это было исполнением ее мечты. Хотя Катарина осознавала, каких жертв такое решение потребует от лэрда. А было ли это ясно ему?

– Локлан… Я… Ты понимаешь, о чем просишь?

Взгляд шотландца обжег ее своей убежденностью:

– Более чем.

Кэт не ощущала такой уверенности:

– Ты знаешь, что мой отец сделает, если узнает об этом?

– Мне плевать.

Глаза Катарины наполнились слезами:

– Твой клан…

– Его может возглавить мой брат. Брейден стал бы… – Мак-Аллистер замялся, словно на ходу меняя то, что собирался сказать, – достойным лэрдом.

Кэт засмеялась, отказываясь верить, что горец на самом деле оставил бы ради нее своих людей:

– Мой отец никогда не прекратит за нами охотиться. Он обещал меня другому, а король Франции не любит поражений.

Локлан усмехнулся ее страхам:

– Как и мы, шотландцы. Вспомни: мы – единственная страна, которую не смог покорить Рим. Им пришлось выстроить стену, чтобы защищаться от нас.

Катарина снова рассмеялась при этом напоминании о Вале Адриана, который и вправду был построен именно по этой причине.

– Если ты согласишься выйти за меня, я не могу сказать точно, сколько времени нам будет отпущено. Но я могу обещать, что будь это всего лишь один день или многие годы, каждый из них будет наполнен моей любовью к тебе.

Эти слова пронзили сердце Кэт, причинив боль, и она коротко всхлипнула. Ни один мужчина не говорил ей такого, и никто не обращался к ней с такой искренностью. Девушка бросилась на грудь Локлану и обняла его. Чувства захлестывали и душили ее, накатывая волнами и лишая способности говорить. Все, что она сейчас могла – лишь ощущать, как велика ее любовь к этому человеку, и как сильно ей хочется провести остаток своей жизни с ним.

– Катарина?

Она услышала неуверенность в его голосе.

– Я хочу быть с тобой, Локлан, – тихо произнесла принцесса прерывающимся голосом. – Действительно хочу. Но не могу, если это будет сто́ить тебе жизни.

Она отстранилась от собеседника, чтобы заглянуть ему в глаза:

– А я знаю наверняка, что так и будет. Я не удовольствуюсь лишь одним часом. Я жадная женщина и хочу, чтобы ты был со мной всегда.

– Тогда мы сбежим.

Кэт покачала головой:

– Дело не в тебе, и мы оба это знаем. Ты не трус, Локлан Мак-Аллистер. Я видела, как ты стоял решительно и гордо в таких переделках, когда другой взмолился бы о пощаде. Ты таков, какой ты есть, и за это я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты в угоду мне пошел против своей натуры. Ни тебе, ни мне это не принесет счастья.

Катарина хотела сказать, что ей достаточно уже того, что горец пожелал вместе с ней пуститься в бега.

Но на самом деле ей этого не достаточно. Она хотела быть с ним, и ее злило, что что это невозможно. Так нечестно и неправильно.

Локлан нежно поцеловал девушку в макушку и прижал к своему сердцу. Закрыв глаза, он уже приготовился услышать в голове голос своего отца, распекающего его. Но в мыслях была лишь тишина.

Как это странно, что лишь Катарине удалось подавить жестокость и оскорбления, тянущиеся из его прошлого!

Она приносила умиротворение.

Пустельга, коротко постучавшись, открыл дверь и вошел в каюту:

– Прошу извинить, но на меня уже начали глазеть в коридоре.

Кэт отодвинулась от Локлана, а следопыт вернулся на свой наблюдательный пост.

В каюте повисло неловкое молчание. Катарина хотела заговорить, но не решилась озвучить свои заботы в присутствии постороннего.

Время тянулось медленно. Наконец Пустельга сказал: