– А я-то думал, что твою шкуру спасу я.

Горец усмехнулся:

– Не думал, что кто-то сможет избавить меня от того, что они намеревались со мной сделать.

Но одно в этот момент лэрд знал точно: он собирался найти способ спасти Катарину от планов ее отца.

Страйдер и Бракен стояли в палатке Саймона напротив Локлана. Хозяин палатки отрицательно покачал головой, обращаясь к шотландцу:

– Ты не сможешь устроить ей побег из замка. Это похищение, а еще самоубийство – тебя за это вздернут на виселицу.

Но эти слова ничуть не повлияли на решительный настрой горца и не заставили его отказаться от своих планов:

– Чтобы повесить, им сперва придется меня поймать.

Бракен фыркнул:

– Шотландец прав, уж я-то знаю об этом, как никто другой. Но… – он бросил на лэрда предупреждающий взгляд. – Они будут искать тебя очень усердно и не остановятся, пока не найдут. Уж поверь мне и в этом.

Страйдер потянулся, чтобы налить себе еще одну чашу медовухи, и раздраженно хмыкнул:

– Согласен с Бракеном. Если ты заберешь девушку из замка, когда там находится Освальд, тот не успокоится, пока не увидит тебя мертвым, ты же знаешь.

Но все эти доводы не имели для Локлана никакого значения. Его волновало лишь стремление помочь Катарине избежать нежеланного брака:

– Я дал ей слово, и намерен его сдержать.

Саймон закатил глаза:

– Ну да, это благородно, но равноценно ли твоей жизни? К тому же, сто́ит ли это того, что они могут сделать с твоим кланом?

Локлан задумался. Освальду прекрасно известно его имя и то, кем он являлся, поэтому задумка лэрда была слишком рискованной. Но в то же самое время горец знал, насколько сильно Катарина не хотела попадать в руки к отцу и его людям. Как он может бросить ее в такой ситуации?

Мак-Аллистер посмотрел на Бракена и в голове всплыл его рассказ о том, как Кэт в детстве били розгами, чтобы принудить к покорности. А ярче всего вспомнилось то, как выглядела принцесса, когда вручала свой подарок.

И в этот момент шотландец окончательно утвердился в своем решении:

– Да. Это сто́ит моей жизни. Я – человек чести и ни за что не допущу, чтобы ее наказали за помощь мне.

Бракен с неохотой кивнул:

– Ты знаешь: я всегда прикрою твою спину… при условии, что для этого нам не придется ехать в Англию. Я бы отправился с тобой даже туда, если бы от меня не зависели два человека, которым необходима моя поддержка.

Локлан с уважением отнесся к такой позиции. Если бы у него самого было побольше здравого смысла, он бы тоже не пошел на такое: выступить против короля, выкрасть принцессу в его владениях и попытаться вывезти девушку в другую страну вопреки воле ее отца.

Без сомнения, для таких безумцев, как он, в аду заготовлен особый уголок.

Саймон горько рассмеялся:

– Можешь рассчитывать и на меня тоже. Я только должен пойти и сказать своей жене, что уезжаю, чтобы она не отказала мне навечно от супружеского ложа, проснувшись и обнаружив мое исчезновение.

Он указал на Джулию и Брайса, в полном молчании сидящих отдельно в углу:

– Можешь оставить их на ее попечение. Все равно по окончании турнира моя жена направится в Шотландию. Мы встретимся с ними там.

Мак-Аллистер не мог поверить, что Саймон, Страйдер и Бракен решили ввязаться в это дело вместе с ним. Они что, перепили медовухи? Они могут потерять столько же, сколько и он, если не больше.

– Я не могу просить от любого из вас столь многого.

Саймон возразил со смехом:

– Мы все… – он остановился, а затем продолжил. – Ну, лично я и не такие глупости совершал по причинам далеко не столь благородным.

Страйдер кивнул:

– И я тоже.

Возможно. Но благодарность горца была так велика, что ее просто невозможно было выразить такими ограниченными средствами, как слова.

– Спасибо вам, – просто сказал он.

Хлопнув шотландца по спине, Саймон отправился разговаривать с женой, а Локлан вскинул взгляд на Страйдера, чьи глаза обвиняли лэрда во всех разновидностях глупости. Самое печальное, что Мак-Аллистер и сам был с ним полностью согласен.

То, что он планировал, было неразумно.

Но в то же время горец не мог оставить все, как есть.

Он был нужен Катарине, и Локлану была невыносима мысль о том, что она разочаруется в нем, если он ей не поможет.

– Знаешь, – промолвил Бракен, – не перестаю удивляться тому, на что мужчины готовы ради любви к женщине.

– Я в нее не влюблен.

Англичанин усмехнулся:

– Разумеется, нет. Почему же тогда ты отваживаешься на такой риск?

– Я дал обещание, – ответил Локлан.

Но даже его собственная убежденность уже начинала таять. Правда была в том, что Катарина значила для него гораздо больше, чем следовало бы.

– Я считаю, это романтично, – мечтательно сказала Джулия, – и делает лорда Локлана истинным героем.

Она бросила многозначительный взгляд на Брайса:

– Вот бы все мужчины были такими же благородными.

Юноша застонал, словно эти слова его пронзили:

– Осторожнее, лорд Локлан! Боюсь, моя сестричка может заиметь виды на вашу руку.

Джулия шутливо стукнула своего брата:

– Ты бесчувственный грубиян!

– А ты дурочка!

– И оба вы такие докучливые, – отрезал Бракен. – Ради всего святого, убирайтесь поскорее в палатку Саймона и донимайте его жену, пока мы размышляем тут без вашего хныканья и мелочных ссор.

На лицах брата и сестры отразилась крайняя обида. Впервые они в едином порыве взялись за руки, надменно вскинули подбородки и вышли из палатки.

– Отличная работа, – похвалил Страйдер Бракена. – А я уж думал, мне придется кого-то из них убить.

– Пожалуйста, не надо. При всей их докучливости эта парочка – единственное в мире, что еще имеет для меня значение. Сколько бы они ни досаждали, на самом деле мне их будет не хватать, если они умрут.

Рыцарь засмеялся:

– Как старший брат, отец и муж, я тебя хорошо понимаю.

Бракен выдохнул со знанием дела:

– Учитывая такое бремя, просто чудо, что ты еще не сиганул с ближайшей за́мковой башни.

– Временами возникает такое желание… – Страйдер обратил взор на Локлана. – Кроме того, похоже, у меня действительно есть некоторая склонность к самоубийству, раз я участвую в этой вылазке.

Он рассмеялся, и лэрд присоединился его хохоту:

– Ага, и когда меня поведут на виселицу, напомни мне, пожалуйста, что я действовал ради чести.

Бракен ухмыльнулся:

– Я по-прежнему утверждаю, что ты делаешь это ради любви, но каждый раз, когда я говорю об этом, ты отрицаешь.

– И сейчас тоже.

Но чем чаще Локлан опровергал предположение своего вассала, тем больше задумывался: а не слишком ли бурно возражает.

При мысли о Катарине сердце горца действительно всегда смягчалось, и с ее отсутствием внутри поселилась боль, о причине которой даже не хотелось размышлять. Казалось, он потерял часть себя.

Это было смешно. Кэт раздражала его до глубины души. Она его оскорбляла.

Она его укусила.

И все-таки Локлан считал ее своим другом, ради которого готов был рискнуть и своей жизнью, и своим кланом.

Да, с ним, без сомнения, что-то не так.

Сидя в верхних покоях среди небольшой группки женщин, уединившихся для занятий шитьем, и приводя в порядок то ли свое, то ли чужое платье, Кэт безуспешно пыталась сосредоточиться на том, что говорила леди Анабет. Женщины вокруг нее болтали без умолку, даже не делая пауз для дыхания. Никогда в жизни Кэт еще не приходилось такого видеть.

Может, ей все же следовало допустить, чтобы Локлана высекли розгами?

Но, несмотря на такие мысли, она прекрасно понимала: что такое немного скуки в сравнении с тем, что эти люди сделали бы с Мак-Аллистером?

А леди Анабет продолжала бубнить что-то витиеватое своим высоким гнусавым голосом.

Хотя, с другой стороны…

– Принцесса?

Катарина подняла глаза на юную служанку, склонившуюся перед ней в поклоне: