Вечер незаметно скатился в ночь. В "Старой мельнице" праздник был в самом разгаре. Танцовщицы на сцене размахивали юбками и в такт поднимали не слишком стройные ноги. "Мельница" - заведение не дорогое, зато с достойной выпивкой, свежими закусками и таким нежным жарким, что его можно есть без ножа. После нескольких кружек местной браги даже хозяйка таверны, старая атлантка Зыргиль, начинала казаться вполне привлекательной женщиной, хотя гости, видевшие ее впервые, обычно шарахались как от смерти. Дряблую, сероватую кожу Зыргиль обильно посыпала сверкающей пудрой, одутловатое, вытянутое лицо с объемным вторым подбородком украшала косметикой самых ярких цветов, а платья выбирала очень открытые и унизывала драгоценностями, словно гномский ларец. Надетых на Зыргиль украшений с лихвой хватило бы для лавки средних размеров, хотя злые языки поговаривали, что все это лишь яркая бижутерия.

Зыргиль обожала внезапно выглянуть из-за шторы, закрывающей вход в кухню таверны, и, насладившись произведенным эффектом, кокетливо поводя плечами, пройтись меж столиков. При этом она улыбалась, обнажая желтоватые крупные зубы, и игриво перекидывала через плечо огненно рыжие, крашеные локоны. Обычно от такого зрелища публика прекращала есть и, открыв рты, смотрела на хозяйку. Такое поведение гостей казалось Зыргиль верхом восхищения ее персоной.

Когда и как на коленях у Макса оказалась тоненькая светловолосая девчушка, он не помнил. Худенькая шейка торчала из-под рюшей светлого платьица, худые, цыплячьи ножки свисали вниз. И, если бы писклявый голосок ночной жрицы не вещал о любовных утехах, а пальчики не ласкали Максов затылок, ему могло бы показаться, что дева - выпускница общей школы.

- Зачем ты занимаешься этим? - стараясь говорить внятно, спросил Максим.

Девчонка внушала ему не страсть, а жалость.

- Чем этим? - пропищала она. - Ах, этим! Ну, мне нужны деньги.

Далее она начала рассказывать какую-то слезливую историю, но в чем была ее суть, Максим не смог разобрать. Закончилось повествование на втором этаже таверны, в спальной комнатке, целиком состоящей из огромной кровати. Темно-бордовое постельное белье казалось кровавым, хотя его цвет объяснялся не экзотичностью местных нравов, а тем, что на нем была не заметна грязь.

Девица, имя которой Максим сразу забыл, стащила с него рубашку и, выскользнув из своего платьишка, осталась в чем мать родила. Светлые кудряшки рассыпались по худым, птичьим плечиками - этакий ангелок, если бы не руки, протянутые к Максиму, не огненная помада на пухлых губах и не светлый пушок на лобке, выбритый в форме сердечка...

Забыв о недавней жалости, Максим сгреб девицу в охапку, повалил на кровать и подмял под себя. В его сильных руках, она казалась куклой, которую можно вертеть и крутить так, как хочет хозяин. Максим хрипло стонал и звал Маринику, но она не пришла. Белая моль не превратилась в статную, темноволосую, любимую женщину. На смену помятой блондиночке пришли две горячие гоблинши. Максиму казалось, он умирает от смешанного чувства гадливости, грусти, желания и блаженства. Пока он полз до дома, успел прикинуть, какую сумму оставил у матушки Зыргиль. Получалось, что треть оклада. Раньше он никогда не задумывался, как дорого стоит покупная любовь. На потраченную сумму Максим наплевал, но утром на смену материальным страданиям пришли моральные, куда страшней и хуже. Пока он принимал душ, надевал форму и шел на службу, совесть молчала, но стоило остановиться, как на душе скребли кошки, и Максим готов был кричать:

- Мариника, где ты? С кем ты? Почему ты ушла?

Последним на дежурство явился Куэ. Гоблин оказался самым запасливым из бойцов. Едва поздоровавшись с товарищами, он рванул к своему шкафчику и извлек оттуда четыре бутылки пива. Одобрительный вой спасателей огласил бытовку.

- Я знал! Специально припрятал. - Усмехнулся он.

Дополнительного приглашения никому не потребовалось. С бутылками в руках спасатели столпились у шкафчика. Но судьба решила посмеяться над ними, после первых глотков на стене зазвенел сигнал срочного вызова, а это означило, что надо бросить все и бежать кого-то спасать.

На этот раз в спасении нуждалась семья гоблинов из поселка Шаул-Садык, в пригороде Соединенной. Шаул-Садык по-гоблински означает "опасное место", оно и было опасным для всех, кто являлся без приглашения. Гоблины - Наркод суровый и негостеприимный, но спасать надо всех!

У каждого свой праздник. И хотя желание быть ближе к Небу у жителей Континента совпадало, понимал его каждый по-своему. Гоблины - Наркод конкретный, всякие там ахи и охи им чужды, они понимают слова буквально, не вдаваясь в тонкости метафор. Сказано - быть ближе к небу, значит лезь на скалы, вот и будет небо буквально над твоей головой! В горах гоблины общаются с духами своих боевых предков, а предки, даром, что стали духами, всегда рады присоединиться к доброй выпивке и молодецкому веселью.

Хорошо, если рядом с гоблинским поселением есть небольшая горушка с пологим, удобным склоном или холм, гораздо хуже, если рядом настоящие горы, как в Шаул-Садыке. Восточный склон Карайского хребта обрывист и неприветлив.

В праздничное утро гоблинские семьи занимали каждая свою высоту, разводили огонь, накрывали столы и начинали пить, гулять и танцевать у костров. Пиршество продолжалось до глубокой ночи, после чего кто-то ухитрялся спуститься в долину, кто-то ночевал у костра, а кто-то и хотел бы слезть с горы, да не мог. Каждый раз после Эйлера спасателям приходилось снимать особо рьяных "небожителей" с их высот. На этот раз такое счастье выпало Максиму.

Семейство Харзан, во главе с мамашей Урмой, забралось на самый высокий горный утес. Им было чем гордиться, никто из сородичей не залезал так высоко. Как втащили на крохотный скалистый уступ толстуху Урму, и как каменная площадка не рухнула под ее весом, навсегда осталось для Максима загадкой. К вечеру второго дня праздника в горах заметно похолодало. Чтобы согреться, старший сын Урмы откупорил заветную настойку на травах, приготовленную как раз для такого случая. Род Харзанов знал толк в травках, их настойки валили с ног. Испив снадобье, семейство лишилось последнего шанса спуститься с гор. К ночи мороз усилился, поднялся ветер. Хазраны приуныли, но не смогли даже встать на ноги. На их счастье, младший из отпрысков не пил зелья и был очень отважен. В темноте, в одиночку, он смог спуститься с кручи и дойти до Шаул-Садыка. Тут бы односельчанам и вызвать подмогу, но гоблины порешили, что им спасатели не нужны. Они сами спасут сородичей.

С рассветом гоблины, которые успели протрезветь, полезли на скалы. К этому времени склон обледенел и стал почти неприступен. Двое новоявленных спасателей получили серьезные травмы, после чего все повернули назад и решили-таки пригласить профи.

Даже имея опыт и будучи экипированными в лучшее обмундирование Службы Спасения, ползти по обледенелому склону - занятие не из приятных. Мальчишка - гоблин рвался идти показать, где засело его семейство, но Максим ему категорически запретил, приказав сидеть в поселке. Не хватало им спасать еще одного чудака!

Найти Харзанов оказалось легко, их вопли спасатели услышали еще издали. Утреннюю тишину пронизывали низкие гортанные крики, которым вторили визгливые женские голоса. Последние метры спасатели пробирались меж скал, дивясь тому, как обычные граждане умудрилось залезть на такие кручи. Наконец, им открылся скалистый уступ, а на нем гоблины, которые, несмотря на свое положение, совсем не выглядели покорными овечками. Отец семейства и старший сын орали, как оказалось, вовсе не потому, что звали на помощь. Они ругались и толкали друг друга, желая вырывать последнюю бутылку "Гремучего змея". Великовозрастная дочь хныкала возле матери. Сама Урма громко ругалась, при попытке спуститься с горы она подвернула ногу, и теперь не могла ходить.

Гоблинше оказали первую помощь и сделали перевязку. Дочь тут же бросилась благодарить спасателей, причем делала это как-то уж очень страстно и пылко. В качестве объекта благодарности она выбрала Янека, который больше других приглянулся ей. Все время, пока бедный парень готовил носилки для Урмы, девица висла на нем и приставала с пьяными шутками.