Выпрыгнул из самолета на лету. Падаю. Дергаю кольцо, раскрывается парашют. Проверяю купол - все хорошо. Любуюсь видом, кругом поля и леса, мелкие деревушки. На высоте пятьсот метров отключаю автомат запасного парашюта. Как-то очень быстро мне на встречу несется земная твердь, ветер сменил направление, поэтому я не успеваю потянуть за стропы и развернутся. Падаю боком, как мешок с говном. Вроде ничего не поломал, только головой ударился, но шлем смягчил удар. Спешно гашу купол, резко нижние стропы на себя. Сложил все оборудование в сумку и через высокую траву направился к взлетно-посадочной полосе. Служащие на квадроциклах подбирают неудачников. Один паренек забыл отключить запасной парашют и летел на двух, раскорячившись кверху жопой. Другой не погасил купол при посадке, поэтому его протащило по полю, и он ободрал рожу об траву. В этот же день слишком легковесную девочку унесло порывами ветра на ближайшую подстанцию, где она погибла от удара током.

Сделал рентген в травм-пункте, оказывается у меня срослись в один блок второй и третий шейные позвонки после прошлогодней аварии. У меня всего лишь растяжение связок. Мне дали больничный на неделю и велели носить шейный корсет.

Я поехал в деревню к бабушке. Пока поправляюсь, нахожусь в полной изоляции от всех забот. Просто гуляю по лесу, собираю цветы, нахожу бобровые хатки на реке, барсучьи следы на песке, гнезда ласточек в крутых берегах. Вечерами читаю "Путь к великой цели" Сильвии Назар. А ночью мне снится она - Лиза. В этих снах нет ничего особенного, какие-то туманные ласки и размытые приятные ощущения.

В июле у моей Богини день рождения. Я узнал, как у нее дела. После девятого класса она поступила в театральное училище. Нашла себе молоденького мальчика, которым вертит, как захочется. Уверен, что эти восторженные детские отношения не продляться долго. Я как будто хотел спросить у нее разрешения, чтобы она освободила меня от своей власти, позволила наслаждаться другой плотью. Я засомневался, кто из нас кому больше дал. Она меня научила любить, позволила мне самого себя узнать и принять. Надеюсь, и я ее научил чему-то хорошему. А не только плохому.

Вот я валяюсь на грязном пляже в Озерках. Кругом какая-то подвыпившая гопота, дети, собаки, целлюлит и отвисшие сиськи. В разрисованных кабинках валяются использованные тампоны. Но рядом со мной на одеяле сидит Лиза. У нее опять волосы странного цвета, теперь фиолетовые. Она бледна как покойник. Всюду на ее теле просвечивают маленькие вены. Я рассказываю ей о том, что собираюсь написать книгу. Излагаю, какие несовершенства и несправедливости меня толкают на эту работу.

"Многие люди совершают ужасные вещи, не обязательно масштабные, чаще маленькие подлости или гадости. Страшно, что мы всегда можем придумать себе оправдание. Я же отказался от этого и принял себя со всеми грехами. Мною не движут никакие религиозные мотивы или желание выслужиться перед каким-то небесным пидарасом. Я сам в ответе перед собой за все. Когда кто-то подстрекает сделать что-то плохое, часто говорят: "Никто не узнает". Но я буду знать, если совершу подлость. Поэтому стараюсь быть честным. Сложнее всего не врать самому себе, чисто биологически сложно".

Лиза барабанит мне по животу и подтрунивает над тем, какой я шерстяной. На ней красивые трусики, похожие на те, что носят японские школьницы. Она говорит: "Может, пойдем уже окунемся, жопошник, ты заебал занудствовать". Отвечаю: "Ты же сама злилась, что я молчу рядом с тобой, так что дай хоть мысль закончить". И я продолжаю, действительно слегка монотонно.

"Пытаюсь соорудить аналитический механизм для выявления истин - своеобразный органон. Учусь выделять важное, отличать интересное от неинтересного. Полезное от бесполезного. Это позволяет наслаждаться жизнью и не забивать голову чепухой. Но я никогда не забываю о том, что наш мозг многое делает автоматически, не спрашивая разрешения. Например, мы не просто берем поступающую от органов чувств информацию и воспринимаем непосредственно. Нет. Каждая сенсорная система разбирает данные на составляющие, анализирует их, а затем собирает воедино согласно установленным правилам. И я не могу это контролировать. Это ограничение пугает. Это, по сути, предвзятость по умолчанию. Мир гораздо шире, богаче и ярче, чем мы способны воспринять.

А управляющее всем этим подсознательное, куда глубже и фундаментальнее разума. Оно появилось на самых ранних этапах эволюции и помогало нам выживать. Сознательное - лишь необязательная часть. Только люди обременены этим. Конечно, странно было бы постоянно думать о каждом вздохе, или о том, в каком мы положении в пространстве - мы были бы перегружены массивом информации".

Она меня, похоже, не слушает. Да я и сам уже забыл, зачем завел эту речь. У Лизы зазвонил телефон - разбитый экран, умирающая зарядка - на связи ее отец, живущий в Москве. Лиза просит прислать ей денег, жалуется на мать, они разговаривают на повышенных тонах, вижу, как у девочки выступают слезы. Она кладет трубку и говорит, что я похож на ее отца. Всхлипывает носом и снова тащит меня в воду: "Пойдем купаться, старикашка".

После купания, мы сели на велосипеды и поехали ко мне. Лиза ужасающе отставала, поэтому приходилось ждать ее на каждом светофоре, а то потеряется. Мы заехали в супермаркет, где я купил шампанского.

У меня мы смотрим фильм про нью-йоркских курьеров "Срочная доставка" и пьем игристые вина. Затем я стелю белье на большую кровать. Укладываюсь. Лиза, отвернувшись, снимает лифчик и надевает мою майку. Забирается ко мне под одеяло.

Не могу уснуть. В голове настоящий симпозиум, столкновение множества мнений. Рациональные голоса шепчут: "Не смей к ней прикасаться, она глупый ребенок. Тебе это не нужно, будет мимолетно приятно, но все закончится плачевно". Иррациональные голоса немного истерично высказывают свое мнение: "У тебя ведь одна Богиня. Ты не имеешь права причащаться где-то еще. Поклоняться ты можешь только той красоте, иначе станешь еретиком и будешь отлучен". Но глухое к другим и не приемлющее плюрализма Либидо громогласно кричит: "Еби!"

Лиза скинула одеяло, даже ночью невыносимо жарко. Я наслаждаюсь тем, как торчат ее сосцы. Закатываю маечку, любуюсь совершенной грудью подростка. Касаюсь левого соска губами, языком, облизываю, посасываю. Ее пот слегка горький. Эти груди, самые красивые из тех, что я видел. Обычно равнодушный к вторичным половым признакам женщин, я восхищаюсь этими крохотными сисечками. Лиза проснулась и запускает пальцы в мои кудри, говорит, что я дурачок. Целуемся.

Ее маленькие пальчики обхватывают мой эрегированный член, и она неумело дрочит его. Не хочу, чтобы было продолжение; хочу, чтобы миг замер. Но остановиться не могу, вынужденный подчиняться низменным инстинктам. Я прошу ее, впустить меня в себя. Лиза снимает трусики. Трусь головкой о шерстку у нее на лобке и потихоньку вставляю. Позволяю себе попасть в эту ловушку, пути назад уже нет. До чего же легко юная женщина может уничтожить твое шаткое равновесие и заставить поступится правилами и принципами. Впрочем, оказавшись в ней, мой пенис отказывается в этом участвовать. Он скукоживается и выпадает из ее влагалища. На удивление, Лиза не потешается. Я поясняю, что такое уже случалось со мной дважды. Один раз, когда я перепил. Второй, когда я перенервничал. В данном случае - комбинация двух названных составляющих. Предлагаю бросить сейчас это гиблое дело и обещаю завтра устроить реванш.

С утра я фотографирую ее спящую. Теперь я хочу воспевать ее юность и красоту. Восстаю против мудрости, здравого смысла, логики и прочей подобной чепухи.

4

"Я походил на колдунью, которая давно уже призывает чудо, живет в ожидании его, ловит знаки, его предвещающие, и вдруг видит: вот оно, перед нею - и, что самое поразительное, - именно такое, каким она его себе представляла. Оно, это чудо, и есть доказательство ее могущества, ее милость, ибо плоть и поныне - самое очевидное свидетельство подлинности и достоверности".