Не уверен, что получилось утешительно.
Spring street sprint 26 апреля, короткая гонка от Fixed Lab до лофт проекта "Этажи". Я решил в ней поучаствовать, из праздного интереса, почему бы и нет. Место старта не слишком удачное, потому что велосипеды оставили на улице, а толпа велосипедистов должна пробежать через узкую арку к своим спортивным снарядам. Все стали расталкивать друг друга локтями, кто был тактичен - неизбежно отставал. Большая часть ребят уехала в сторону Дворцовой площади и затем на Невский проспект. Я же решил схитрить, ведь никто в здравом уме не поедет по Большой Конюшенной, а это позволит немного сократить путь. Но не принял в расчет один весомый недостаток этой улицы, она не заасфальтированная, а мощеная. Пришлось трястись как припадочному по неровным каменьям. Когда я выскакиваю на Невский, гонщики проносятся мимо. Безнадежно отставая, я стараюсь нагнать растянувшуюся группу. Почти все поехали на Лиговский проспект, я же, не наученный предыдущим неудачным экспериментом, решаю срезать по улице Марата. Когда доехал до перекрестка, где мне нужно свернуть налево, переднее колесо велосипеда попадает в трамвайные пути. Моментально выстегиваю ноги из туклипсов, понимая, что уже не спасу положение. Упал на задницу. Боль сильная, но я снова вскакиваю на велосипед и доезжаю до финиша. Победил Антон Носик, он будто чувствовал, когда и какой светофор загорится, для него все были зеленые. Удача, мастерство и жилистые ляжки. Действо продолжилось вечеринкой и голдспринтом.
Я же отправился домой. Не могу крутить педали обеими ногами, из-за сильного ушиба правой ягодицы. Кручу одной левой.
В начале мая Санкт-Петербург настигла аномальная жара. А у меня как раз перестала болеть задница, и я могу кататься. Лиза захотела увидеться. Хоть уже 23 часа и стемнело, я не против. От моего дома до Озерков на велосипеде 15 минут, на автобусе или метро вышло бы часа полтора. Еду по Долгоозерной улице, потом по Вербной, взбираюсь на Поклонную гору. Гора самый тяжелый участок пути, потому что у меня лишь одна большая передача. Встречаемся у метро "Озерки" и идем в сторону Шувалоских озер.
Лиза продолжает изливать свои ничтожные горести. Рассказывает, что читает Ремарка, а я терпеть его не могу. Ремарк дерьмо. Я не собираюсь быть ей другом. Мне просто приятно видеть ее нескладное телосложение. Она детеныш, похожий на маленького мальчика, на очень красивого маленького мальчика. И мне хочется ее выебать.
Сначала мы сидим в кромешной тьме на берегу. Но Лизе взбрело в голову искупаться, она сбрасывает с себя коротенькое черное платье и ботинки. На ней обычное домашнее бельишко. Медленно заходит в воду, окунулась, зовет к себе. Я снял рубашку, шорты, кеды, сложил все на велосипед. На мне нелепые семейные трусы в сердечках. Лиза стоит ко мне спиной по колено в воде. Подошел к ней сзади, она едва достает макушкой до уровня моих плеч. Нагло потрогал ее маленькие идеальные груди, она не против. Прижался к ней, провел ладонями по животику. Пальцем ткнул в пупок, у резинки трусиков остановился, убрал руки, потрогал ее бедра, почувствовал бурление крови внутри живота. Отпрянул. Чтобы охладить чресла, нырнул в воду. Вынырнул в нескольких метрах, в воздухе витает запах разложения, а над головой у меня порхают мелкие летучие мыши. После водных процедур, нам стало весело, и мы меняемся одеждой. Лиза надела мою рубашку, шорты и велосипедный шлем. Я с трудом натянул ее платьице на себя. Мы отправляемся гулять по узким улочкам, коих немало вокруг озер. Я нарезаю круги на велосипеде, редкие ночные прохожие смеются при виде моего нелепого одеяния. Мы случайно наткнулись на какую-то покосившуюся избушку, на которой висит гордая табличка "Библиотека". Переоделись обратно в одежду соответствующую гендерным стереотипам. Уселись на крылечке, Лиза уютно прижалась ко мне, стало ужасно, до отвращения хорошо. Она как неизлечимая болезнь, покрывает меня струпьями, гноящимися бубонами нежности. Я совсем отвык от человеческого тепла, за последние несколько месяцев.
Провожаю ее до парадной и целую в лоб на прощание.
Нужно срочно бежать от нее как можно дальше, спрятаться, найти укрытие. Я еду, не держась за руль руками, со скоростью 33 километра в час, а к моему телу прилипает рубашка, промокшая от ее крохотных грудей.
3
""Я" вызывает у меня смех, это великий комик, вот почему народный смех часто бывает началом пожара. "Я" - невероятно претенциозно. Оно не знает даже, что с ним случится через десять минут, но трагически принимает себя всерьез, строит из себя Гамлета, рассуждает, требует ответов от вечности и даже имеет довольно странную дерзость писать произведения Шекспира".
("Ночь будет спокойной" Ромен Гари)
Пронеслись на велосипедах по Приморскому шоссе среди уныло стоящих в пробке тачек. Приехали в Сестрорецкий курорт. Нас человек тридцать. Развели костерок, готовим шашлыки.
Я не очень компанейский человек, большие шумные сборища людей меня раздражают. Особенно мне неприятны субкультуры и их тусовки. Но среди безбашенных велосипедистов, мне почему-то комфортно. Я даже могу использовать местоимение "мы".
Мы ощущаем сопричастность к группе, чувствуем себя элитой, а остальных слабаками. Трековый велосипед на улицах города - это опасно, диковинно и сексуально.
Мы бунтари. В нашем, как и в любом бунте присутствует наивность. Каждый по-своему стремится пойти против правил, сбежать от обывательского бытия. И все равно это приводит к появлению правил и трендов уже внутри бунтующего сообщества. Меня это забавляет. Так глупо, когда всё подряд пытаются облагородить философией. Велосипед - это просто велосипед. Главное, чтобы тебе было по кайфу, когда ты едешь на нем. А вся эта болтовня о стиле и моде - похожа на жидкий понос. Вонючий и бесполезный. Локринг, слопинг, оверлап, ратио, каденс, месслайф - всего лишь заимствованные словечки, попытка через кальку сделать на уродливой российской почве так, как уже сделано на западе, смехотворное подражание.
Пьем брусничную наливку из горла, передаем бутылку, закусываем шашлыком. На зубах хрустит песок. Делимся рассказами о своих травмах. У всех куча переломов самых разных костей. Титановые пластины в ключицах и черепах. Ребята меряются ляжками. Хвастают, сколько зеркал заднего вида сбили. Показывают новые татуировки.
Больше месяца я успешно скрывался от Лизы. Она звала меня погулять или выпить, но я ловко уклонялся от встреч. У нее летние каникулы. Несколько раз в неделю она занимается с репетитором. Все остальное время сидит дома и смотрит молодежные сериалы или мультики. Частенько вечерами напивается или накуривается до беспамятства на квартирах у друзей или в убогих барах. Ей это кажется приключениями. Меня подобное времяпрепровождение не впечатляет уже многие годы.
Лиза позвонила, не может двух слов связать, но очевидно ей нужна помощь. Нехотя сажусь на велосипед, приезжаю в Озерки. Застываю у ее подъезда, забыл какая квартира, случайно позвонил соседям. Поднимаюсь на лифте, выхожу на четвертом этаже, Лиза открывает дверь. Опухшее лицо, мешки под глазами, сами глаза красные и совершают спонтанные резкие саккады, зрачки расширенные. У нее ярко синие волосы, еще короче, чем были. Я принес немного покушать, проходим на кухню. В квартире плохо пахнет, будто что-то сгнило. Мусорное ведро переполнено, вокруг него на полу валяются пакеты и бутылки. В раковине гора грязной посуды, покрытой кусочками одеревеневшей пищи. На столе стоит несколько чашек, все заляпанные; посередине блюдце, в котором плавают пепел и окурки. Кот сидит на подоконнике и смотрит выжидающе, оказывается Лиза не кормила его несколько дней, потому что пропила все деньги, что оставила ей мама. Лиза рассказывает чепуху про то, как плохо себя вела какая-то девочка, а она дала ей по башке. Я практически не слушаю ее, иду в ванную. Там на полу кошачье говно. Переступаю и принимаюсь мыть руки, на батарее сушатся трусы. Наконец, Лиза рассказывает причину своего немного дерганого поведения и бессвязной болтовни. Ее угостили амфетаминами. Она до этого не употребляла их, а щедрые идиоты явно переборщили с дозировкой. Лиза курит, много говорит, спонтанно начинает плакать или смеяться. Я покормил ее, помыл пару стаканов и дал ей попить воды. Спрашиваю, когда примерно приняла наркотики, чтобы прикинуть, скоро ли ее отпустит. Кладу руку ей на грудь и слышу, как сильно колотится сердечко. Понимаю, что ее нужно уложить спать. Нахожу в холодильнике Корвалол, капаю в стакан с водой 50 капель, велю ей выпить - фенобарбитал должен оказать седативное действие. Затем веду ее в кровать. В ее комнате беспорядок, поэтому идем в комнату ее матери. Там прямо на полу разбросаны грязные тарелки и бутылки. Двуспальная кровать не застелена, на голом матраце громадное коричневое пятно, Девочка поясняет, что это мамаша кофе пролила когда-то. Лиза ложится в трусиках и маечке под одеяло, я хочу уйти, но она снова плачет и просит остаться с ней. Не могу бросить ее в таком состоянии, раздеваюсь до трусов и укладываюсь рядом. В комнате жуткая духота, но мы накрываемся одеялом. Обнимаю несмышленыша, она прижимается ко мне, кладет голову мне на плечо. Еще час она болтает без умолку, но, к счастью, затихает. Из ее рта вытекают слюни мне на грудь. Альтруизм - это вовсе не безвозмездная помощь, на самом деле он всегда вознаграждается. Когда мы помогаем кому-то, участки мозга ответственные за вознаграждение активируются, и мы получаем приятную дозу эндорфинов. Мне уже хорошо. Девочка тихонько сопит и изредка вздрагивает. Я трогаю ее ягодицы, просовываю руку ей между ног, у нее в трусах прокладка, спешно убираю оттуда клешни, пока не изгваздался. Лучше насладится ее прекрасными грудями. От нее пахнет потом, в воздухе витает кошачья шерсть. Пока лапаю ее, во мне пробуждается проклятое нежное чувство, мне хочется окружить ее заботой, спасти, уберечь, жалеть.
