Вот оно. Пальцы. Ярко-ярко синие разводы - уже поблекшие на подушечках, более четкие на тыльной стороне ладоней.
- Первоцветы? - Мой голос, кажется, дрожит. Я ссыпала булки в корзину и встала со стола. Винка пыталась что-то возразить, но я уже не слушала.
Потому что я знала, что это за синие следы. И я знала, что то, что я собиралась сделать, называется предательством родины.
Я вышла из кухни с корзиной булочек, пытаясь на ходу отряхнуть юбку от муки и морально готовясь к восхождению на второй этаж.
***
...Сколько я себя помню, столько и продолжалась вражда между Ист и Ястрадом, а проследить полную историю этой вялой войны можно было лет на триста назад.
Ист расположен над Ястрадом, и граница иногда проходила по Литечскому проливу между двумя континентами, а иногда - по реке Ленивке, что текла северней. Не большой, но и не маленький кусок земли между рекой и проливом прежде переходил в руки то одной, то другой страны, и каждая стремилась стереть с него любые воспоминания о предыдущем 'оккупанте'. Как я помнила из уроков истории, которые в Ястраде были обязательными, сорок два года назад было установлено очередное перемирие, по которому Ястрад получал спорную территорию. Двадцать один год назад в селении Травячки, расположенном на одном из южных притоков Ленивки, родилась я.
Через шестнадцать лет после моего рождения перемирие было нарушено. Сначала мы думали, что это очередная небольшая стычка, одна из тех, что редко продвигались дальше приграничных поселков, но спустя несколько дней после начала наступления в Травячки ворвались солдаты. Это случилось настолько внезапно, что мы с мамой сдуру попытались спрятаться на втором этаже под кроватью, хотя бежать-то все равно было некуда, да и защитить нас было некому. Уже через несколько минут нас грубо вытащила на свет крепкая мужская рука, и моя мать прижала ладони ко рту, узнав своего старого знакомого. Узнала его и я - он захаживал, бывало, к нам - правда, без формы и не такой грязнющий. Это был рядовой южного истского подразделения Энке, и улыбка его была более чем неуместной.
И тогда во внезапно наступившей тишине прозвучал вопрос, решивший нашу судьбу на ближайшие годы.
- Пойдешь за меня?
И целой вечностью показались секунды до тихого ответа мамы.
- Пойду.
Согласие так испугало меня, что я заверещала, вывернулась и выпрыгнула в окно, не заметив, что от навеса, на который я обычно приземлялась, остались одни обгорелые тряпки на столбах. Хрустнула кость. Далеко убежать мне не удалось.
Следующие несколько дней я провалялась в телеге под узлом с нашим барахлом, напичканная травяными настоями, измазанная мазями и обвязанная бинтами. Мама, кажется, даже не огорчалась особо, перекидываясь взглядами с Энке. Вот так легко и просто я оказалась падчерицей врага. Своего настоящего отца я помнила очень смутно и даже не представляла, куда он пропал - и существовал ли вообще.
Уже по прибытии мы узнали, что Энке женат, что у него есть сын и дочь, и что маме уготована одобренная храмовыми наставниками роль второй жены.
Впрочем, не так уж и ужасно было наше положение. Война достаточно быстро кончилась, территория между Ленивкой и проливом вновь отошла Исту. Отчим через пару лет дослужился до более высокого звания, открыл для нас небольшую посудную лавочку, где заправлял его сын, Ларус, а моя мама, будучи грамотной, с удовольствием ему помогала. Моя мачеха же со своей дочерью Винкой оказались настолько религиозны, что и думать ни о чем не желали, кроме домашнего хозяйства, Винка так вообще хотела уйти в монастырь. Я же...
Я же очень долго не могла найти себе места. Я старалась не выходить на улицу без веских причин, отчасти потому что полученный перелом плохо сросся, оставив меня хромой на всю жизнь, отчасти оттого что ястрадцев здесь не очень любили. Внешне во мне легко было опознать ястрадку - выдающийся нос, жесткие темные волосы с красноватым отливом и янтарного оттенка глаза сразу выдавали мое происхождение. А еще я так и не смогла привыкнуть к обычаям Иста. Язык выучился достаточно быстро, но с некоторыми вещами смириться оказалось тяжело. Отношение к женщинам здесь сильно отличалось от привычного мне. Я слышала, что в деревнях нравы были попроще, но мы теперь жили практически в центре города.
Не выходи с непокрытой головой, не носи мужского платья, не показывай нагого тела, не смотри по сторонам, не учись грамоте, не занимайся мужскими делами, не пререкайся с мужем и родителями, не занимайся колдовством... И еще куча правил.
С непокрытой головой я и так не ходила, скрывая типичные ястрадские волосы, мужское платье никогда и не носила, на тело мое глядеть все равно никто не пожелает, по сторонам смотреть не очень-то и хотелось после холмов Ястрада... С грамотой посложнее - ястрадские девочки с семи лет ходили в школу наравне с мальчиками, всего четыре года, но писать, читать и считать все поголовно умели. Мужские дела (всё, кроме домашних хлопот) пришлось прекратить после отъезда Ларуса на учебу в столицу. Лавка стояла заколоченной, и мы жили на присылаемые отчимом деньги да на выручку от продажи рукоделия.
Последние же два пункта выполнить было легче всего - по причине отсутствия мужа и по причине отсутствия способностей к колдовству, хотя колдовством ястрадские зелья назвать нельзя. Да, это редкий талант, и большинство рецептов требовали использования силы, которой я не владела, но 'колдовством' называть сидение у котла язык не поворачивался.
В пятилетнем возрасте юные ястрадки отправляются с родителями за первоцветами. Сок одного из них вступает в реакцию с кожей тех, кто наделен 'магической' силой и проявляется в виде синих следов. Я помню, как в назначенный день мама сорвала серебрец-траву и провела по своей ладони, оставляя ярко-синий цвет. На моих же руках самыми яркими остались вены, просвечивающие через бледную кожу. Впрочем, я и не надеялась.
До сегодняшнего дня я и не подозревала, что сила Снадобника встречается где-то еще, кроме Ястрада. Я знаю, что многие страны присылали запросы на торговлю нашими травами и лекарствами на их основе, но Совет неизменно отвечал отказом, предлагая на продажу только исключительные ястрадские ткани, расписную керамику, а также фрукты и овощи, в изобилии растущие в плодородных долинах. Рецепты же чудодейственных настоев, мазей и пилюль, благодаря которым наши военные потери оставались незначительными, держались под строжайшим секретом и передавались от одной травницы к другой в полуофициальных сборниках, содержание коих контролировалось тем же Советом. Вывоз этих сборников, называемых Советниками Снадобника, жестоко карался. Если, конечно, об этом кто-то узнавал...
***
Под кроватью... Пусто. В сундуке... Пусто. В шкафу -тоже пусто. На чердак я без чьей-нибудь помощи не пролезу, надо хотя бы комнату обыскать. После смерти мамы от привезенной позапрошлогодним постояльцем болезни я разобрала часть ее вещей, и их мы продали или выменяли на еду. Темной книги с нарисованным зеленым листочком среди этих вещей не было, значит, либо мама оставила ее в Травячках, что весьма сомнительно, либо она где-то здесь.