Все это было вчера. Сегодня тайного убежища повстанцев больше не существовало.
Он не мог понять происходившего с ним. Внутри него будто натянулась и дрожала, готовая лопнуть, тонкая струна, наполняя окружающий мир почти неразличимым звоном. Кроме этой струны, больше там не было ничего. Только пустота, наполненная тихим, вибрирующим звуком.
- Эй, столичный! - окликнули его. Оглянувшись, он увидел сквозь дым двоих однополчан, приближавшихся со стороны сгоревшей деревни. Подойдя к нему, они некоторое время молча стояли и смотрели на раскинувшееся вокруг побоище.
- Собачья работа, - вздохнул один наконец. - Одно дело бандитов и варваров резать, дело правое, понимаешь. Но чтобы вот так...
Он указал туда, где возле одного из домов лежали две смуглокожие девочки. У обеих были распороты животы.
- Старик наш и то недоволен, - кивнул другой. - И князю это все не по душе, нутром чую.
- Собачья работа, - медленно повторил первый. - Кстати, тебя князь искал. Эй!
- Ммм? - гул струны на мгновение затих в ушах Тан Чжоу. - Меня?
- Тебя, тебя. Говорят, на повышение идешь. Заслужил вроде чем-то...
Слова стронули в душе что-то почти забытое и оборвали струну. Неслышимый уху звон с размаху ударил в сердце и взмыл вверх двумя огненными копьями. Мир вокруг завертелся волчком, разведчик повел по сторонам внезапно раскалившимися глазами и горько, безудержно зарыдал.
------------------------------------------------
Примечание к части
[1] Гао-цзу (256 до н. э. - 195 до н. э.) - храмовое имя императора Лю Бана, основателя династии Хань. Происходивший родом из крестьян, Лю Бан поднял восстание против династии Цинь и, одержав победу в тяжелой войне с царством Чу, восстановил порядок в стране. Изрядно смягчивший жестокие циньские законы и проведший несколько экономических реформ, Гао-цзу до конца эпохи Троецарствия воспринимался как эталон мудрого правителя и пример для подражания.
[2] Ду-вэй (ци-ду-вэй для кавалерии) - офицерское звание в древнем Китае, соответствовавшее среднему командному составу.
[3] Цзи (здесь) - древнее оружие тяжелой пехоты и конницы, нечто вроде клевца на длинном древке, предназначенного для стаскивания с коней вражеских всадников. Боевые кони в то время были крайне дороги и являлись ценным трофеем, поэтому гибельных для кавалерии длинных копий, описанных мной в четвертой главе, китайцы почти не знали и не использовали. Надеюсь, читатель простит мне ту небольшую вольность.
[4] Да-ду-ду - официальная форма, то же самое, что и ду-ду (см. гл. 11).
[5] Цзу (здесь) - см. гл. 9.
Глава тринадцатая. ПО ЗАСЛУГАМ И ДОСТОИНСТВУ
Миновало несколько месяцев. В уезде Аньси заканчивали крепить рисовые поля и сеять ячмень. Мало что легло в почву: погибшие в прошлом году всходы и страшная голодная зима не оставили от крестьянских запасов ничего, а захваченный на войне провиант Желтых повязок давно весь вышел. Молодой наместник вынужден был раскрыть собственные амбары и выдать зерно для сева, но и его после распределения между тремя деревнями уезда не достало и двух телег на каждую.
- Зимой пиры пировал, а теперь локти кусает, - ворчали перед рассветом голодные крестьяне, разбрасывая зерно по колено в холодной воде. - Как до урожая дожить? Сколько еще листья с деревьев обдирать на завтрак?
- Сам прошлой осенью небось все на коне скакал, - поминутно сплевывая, зло цедил сквозь зубы сутулый бедняк с опухшими икрами. - И что мне было в добровольцы не пойти тогда? Тоже сидел бы сейчас где-нибудь и вино попивал... Или по соседям в гости ездил, как этот сейчас!
- Ну этот еще ничего, - возразил его сосед. - По крайней мере, палкой почем зря не машет и не орет чуть что. Не то что наш прежний - забыл уже?
- Все они одинаковы, - чихнув, отмахнулся сутулый. - Что вояка в земле понимает? И стыда никакого нет тоже. Жену мою всю зиму к себе в усадьбу таскал, и братнину тоже. Что уж он с ней там делал - не говорит. Эй, про тебя говорю, бесстыдница!
Работавшая возле него женщина с красными, сморщенными руками, молча отвернулась.
- А тебе позарез надо знать, что именно этот кобель с твоей женой вытворял? - подала голос трудившаяся неподалеку сгорбленная старуха. - Совесть у самого где? Тебе бы, дураку, ноги раздвинули - небо на голову не обвалится?
- Да я что... - уже тише буркнул бедняк. С силой размахнувшись, он всадил мотыгу в глину. - Эх, да что же за жизнь такая поганая пошла!
Некоторое время работали молча. Затем холодная утренняя дымка содрогнулась, ветер донес скрип колес и стук копыт. Вдали на проходившей мимо поля дороге, на фоне темнеющего на горизонте леса, показались огни.
- Едет кто-то, - начали вглядываться в туман крестьяне. - Никак сам возвращается?
Предрассветные сумерки разомкнулись, выпустив окруженное огнями темное пятно. Приближаясь к деревне, оно постепенно превратилось в череду телег, сопровождаемых тремя десятками пеших копейщиков в кожаных куртках и соломенных шляпах. В голове и хвосте обоза ехали два всадника, время от времени менявшихся местами. Телеги были тщательно укрыты промасленной тканью.
Передней телегой правил человек в светло-сером халате. Коническая шляпа, такая же, как у охранников, прикрывала склоненную, будто от усталости, голову, но руки твердо держали поводья быков. На боку его, побрякивая о борт повозки, висел длинный меч.
- Привет вам, добрые люди! - сонным и хриплым от долгого молчания голосом произнес он, и крестьяне узнали наместника Лю Бэя. - Засеваете?
- Сеем, господин, - поклонились крестьяне.
- Хорошо, - кивнул Лю Бэй. - После окончания соберите всех деревенских возле моего дома. И чтобы никто не опаздывал! Мне нужно кое-что всем сообщить.
Слегка хлестнув быков вожжами, он послал телегу вперед и въехал в деревню. Копейщики шли, окидывая окрестности подозрительными взглядами. Оба конника, - Гуань Юй и Чжан Фэй, - спешившись у края поля, повели лошадей в поводу, тоже поглядывая по сторонам. Вид у сторожей был необыкновенно значительный, будто в повозках везли золото. Работавшие проводили их мрачными взглядами.
- Подарки от соседа везет, - буркнул сутулый, снова сплевывая в воду. - Небось, скажет, что новый налог собирает! Отдавать-то чем-то надо...
К усадьбе наместника шли без радости, отряхиваясь от грязи и дрожа на ветру. Стуча в двери, будили детей и стариков - те выходили, канюча и ворча. Женщины шли молча и чуть в стороне, с видом тоже весьма значительным и каким-то отстраненным, словно знали что-то, их мужьям неведомое. На небольшой площадке перед усадьбой, под охраной все тех же обозных сторожей, уже стояло несколько повозок. В задних рядах глядели на них кисло и мрачно, в передних же - скорее удивленно, постоянно принюхиваясь.
Лю Бэй, все в том же дорожном сером халате, шагнул вперед, прикрывая глаза от рассвета ладонью. Побратимы встали по бокам от него, не пряча оружия. Глубоко вздохнув, молодой наместник еще раз бросил взгляд на телеги.
- Вот и пригодилось мое ремесло[1], - шепнул он братьям с улыбкой.
- Уж пригодилось, - недовольно проворчал Чжан Фэй. - Все пальцы себе изломали...
- Да, мог бы ты хоть что-нибудь из дерева вырезать, - усмехаясь в бороду, поддержал его Гуань Юй.
- Тише, люди смотрят, - одернул их брат и продолжил уже в полный голос: - Добрые земледельцы! Вы лучше меня знаете, как скверно у нас сейчас обстоят дела с пропитанием...
- Еще бы не знать, - тихо хмыкнул стоявший в середине толпы сутулый. - Сам-то жрал в три горла...
- Но прежде, чем я продолжу, мне хотелось бы объявить благодарность женщинам вашей деревни, - Лю Бэй сложил руки перед грудью. - Всю весну вы прилежно трудились над заданными мной уроками, так что ваши корзины пришлись по вкусу рыбакам с реки Пань. Я не стал отрывать мужчин от полевых работ, чтобы совсем не погубить наше земледелие, но и усилий жен вполне хватило. И теперь благодаря им у нас есть пища!
