Этот мир не спасут любые жертвы ради Добра.

Эй, герой, слышишь, герой, подвиг твой бесполезен.

Я убью тебя, и навсегда закроют ворота в Рай.

Я знаю, что я мудак. И не страдаю от этого. Честно говоря, я этим наслаждаюсь. И мне, черт побери, непонятно, почему окружающие не рады разделить со мной это чувство глубокого удовлетворения и внутренней гармонии. Кому легче будет от того, что я перестану себя вести как мудак? Никому. Все наоборот будут искать, к чему бы придраться, каким бы рыцарем в сияющих доспехах я не стал, буде возжелаю жизнь свою изменить. Все так живут - мудаки мудаками, ни с кого никакого спроса нет. Мудак - и сразу понятно, чего ждать. Но некоторые так близко к сердцу принимают и расстраиваются при этом, как я от идиотских пассажей в стихах Полоскиной или другой какой-нибудь принцессы новой искренности. Ну так я туда и не хожу, где эти принцессы выступают. Пока Родина то есть не пошлёт - не хожу. А Катя видит, что я мудак, и ходит сюда, и ходит. Перевоспитать меня пытается. Тут не знаю, даже что сказать - рожай детей, воспитывай, посмотрим, что получится. Так и скажу, наверное, в следующий раз. И узнаю, как трагически погиб Лермонтов.

А дети у неё будут мудаками, потому что сама она дура. Но Гарик, как всегда, прав. Надо выйти на воздух.

Я людей отправлю туда, где им самое место.

И на пути у меня стоишь только лишь ты один.

Эй, герой, нам с тобой на этом шарике тесно.

Хватит ждать (чего еще ждать?) - иди же сюда, иди...

3.

О правильных науках нечасто пишут в книгах.

Сказать по правде если - не пишут никогда.

Никто не знает правду, но все плетут интриги.

А чем всё обернётся - мы можем лишь гадать.

Небо покрывается какими-то погаными тучами невнятного цвета - непонятно, чего от них ждать. Дождик прибил бы летающую в воздухе пылищу, но при этом совершенно испортил бы мою рубашку. Гарик с независимым видом выходит из редакционного подъезда с портфелем и идёт через двор ко мне. Абсолютно независимый вид - один из многих талантов Гарика, которым я искренне завидую. Наряду с умением быстро принимать решения и ещё быстрее вспоминать цитату по случаю. В портфеле коньяк, пластиковые стаканчики, упаковка пирожных "Птичье молоко" и видавший виды апельсин. Интересно, давно ли заморский фрукт ждал в столе Гарика своего часа. Впрочем, потребительские свойства он почти не утратил, а пока я его ломаю, Гарик умело наливает. После чего мы не менее умело выпиваем, оным апельсином закусив.

- Итак? - спрашивает Гарик, как бы продолжая разговор.

- Ну он водит машины, пишет об этом статьи для тематических изданий. И трахает мою жену. Такие дела.

- Нда, - Гарик вздыхает. - Нехорошо. Что делать думаешь?

- Не знаю. Я у тебя хотел спросить.

- Ты разводиться хочешь?

Я не ждал, что Гарик начнёт так резко, поэтому наливаю снова уже сам, и мы снова выпиваем, опять же апельсином закусив.

- Не знаю.

- Что значит - не знаю? - распаляется Гарик. - Что ты вообще знаешь?

- Я знаю, что они трахаются. Что у них сексуальная гармония.

- Неплохо. А с тобой что - не гармония?

- Ну вообще она не жаловалась.

- Она с тобой кончала?

- Безусловно. И не раз.

Помолчав, добавляю.

- И не раз за один раз.

- Тогда какого хрена?

- Вот мне тоже интересно, но напрямую спрашивать я пока не решаюсь.

Гарик снова наливает.

-А у тебя ещё кто-то есть?

Будь ты проклят, Гарик. Я ж тебе полчаса назад русским языком всё сказал.

- Нет, - отвечаю я, понимая безнадёжность ситуации. - Да, и потом - откуда?

Красавчик просто. Достоверен, как Капитан Очевидность - то ли бессовестно дурить Гарика вошло у меня в привычку, то ли я за это в скором времени заплачу, как и полагается, тройную цену.

Поэтому мы просто сидим, как звери в яме

И по неявным фактам осмысливаем мир.

Возможно, надо было кормить людей червями.

А может, надо было кормить свиней людьми.

- Ну вообще надо либо разводиться, либо как-то договариваться, - начальник задумчив. - Все или разводятся, или договариваются.

- Я не хочу как все, - я и правда не хочу. - Потому что когда все делают как все, они только умножают дискомфорт, несчастье и энтропию. Я не хочу ни дискомфорта, ни несчастья, ни энтропии. Для этого есть тьма искусников, я не из их числа.

- Тогда не надо было запускать ситуацию.

- Ты сейчас о чём, извини? Не понимаю, - и правда не понимаю. Может, я тупой. Надо выпить ещё чуть-чуть, так что Гарик разливает.

- Если ты на ней женился, тебе это было зачем-то надо, так? - и Гарик поднимает стаканчик, мы чокаемся и выпиваем.

- Это ты сейчас про что? - торопливо закусив, продолжаю я. - Не про то ли, что человеческая деятельность должна иметь какой-то смысл, цель и пользу? Не про это ли?

- Во-первых, да, - рассудительно начинает Гарик. Но я его перебиваю.

- Тогда нашу редакцию первым делом надо разогнать к такой-то матери. Потому что ни цели, ни смысла, ни пользы.

- Допустим, - соглашается начальник отдела редакции, которую надо разогнать к такой-то матери. - Это тоже важный вопрос, но непосредственно тебя и твоего брака он не касается. Давай решать проблемы по мере поступления.

- Давай, - соглашаюсь я.

- Ну так вот, - он продолжает наставлять младшего товарища. - Ты приходишь к ней и говоришь, что всё знаешь. И дальше вы решаете вместе, как быть.

- Ага. Круто, - выдыхаю я. - А ещё какие варианты есть?

- Ты находишь себе бабу, и тоже изменяешь. Так вы квиты.

- Мы не квиты, мы идиоты, - возражаю, как так можно счёты сводить. А, впрочем, я так и свожу. И что свелось? Правильно, ничего.

- Это да, - задумчиво продолжает Гарик. - Но жизнь на этом не заканчивается. Вы решаете проблему и живёте дальше. Как я, например.

Например, да. Не самый плохой пример. Однако я ждал от него каких-то более изящных что ли предложений, стандартно намудачить я и сам могу. Что там мочь-то.

- Что-то какие-то суховатые и поверхностные в нашем обществе бракоразводные ритуалы, - начинаю я издалека. - Как моя статья вот эта.

- Ну я не знаю, что тебе ещё предложить, - пожимает плечами Гарик. - Прими ислам, заведи гарем, намазывай там на коврике каждый день.

- То есть ты тоже предлагаешь уехать отсюда к чёртовой матери?

- А кто ещё предлагает? - Гарик заинтересовался.

Спалился, блин. Почти.

- Я чувствую это в воде, чувствую это в земле, ощущаю в воздухе - страна катится в непонятно куда, предположительно к чёрту, - не очень изящно выкручиваюсь я.

- Да она последние тысячу лет катится, не обращай внимания, - Гарик хмыкает. - Думай о себе. Остальное потом.

А может, лучше оба. А может, оба хуже.

А может, не червями. А может, не свиней.

Ответы ищем в небе, на море и на суше.

Но вряд ли что постигнем без помощи извне.

- Да в трещину кобле. Пусть, кстати, лошадь и думает, у неё голова большая, а меня всё достало.

- Ты взрослый здоровый мужик...

- Нет, Гарик, - перебиваю я начальника. - Я лисичка.

- Лисичка? - Гарик удивляется.

- Да. Я лисичка.

- И что? - растерялся, ай-яй-яй.

- Ничего, - подумав, добавляю - Фыр-фыр-фыр.

- Объясни.

Как тебе это объяснить. Да, я знаю об охоте. Я знаю, что у кого-то из вас ружьё. Но не у тебя - ты сейчас погонишь. И меня погонишь, и на меня погонишь. Что лисичкой быть нельзя, что надо быть мужиком. Что лисичкой надо не быть, и вообще лисичка должна умереть. А тебе даже не нужен мой ценный мех, в смысле бессмертная душа, ты просто загонщик. Надо выпить. Наливаю. И всё-таки правду.

- Я хочу всех обмануть, - ни хрена не легко и не приятно, Булгаков лжец, лжец, лжец.