Со сцены летит про Катю. Катя, Катя, Катя - повторяет Полоскина как заведённая. Где ты была со своей убивающей всё живое и сексуальное Катей десять минут назад, когда мне это было так надо. И вообще, если член от вашей поэзии не стоит, пусть он будет хотя бы падать - то есть сделайте что-нибудь по-настоящему отвратительное, после чего ничего уже не будет хотеться. Если уж вы поэты, а я нет. В вашем перевёрнутом мире. А так если ничего не можете, то и не пытайтесь. А то чтоб со скуки не помереть, приходится кого-то в рот трахать на ваших концертах. Это, конечно, приятно, но чертовски утомительно. Особенно два раза подряд.

Но чертовски приятно - Карина старается, а я упиваюсь собственной наглостью и бесстыдством. Таким и должен быть публичный секс - жёстким и внезапным, вот так хорошо, девочка. И стихи должны быть такими, потому что стихи это секс. В том числе и публичный. Если уж кто-то слушает стихотворение, то он этим стихотворением должен быть выебан и высушен. А не приуныть со скуки и заняться непотребствами на заднем ряду. Сладкими какими непотребствами, Кариночка, ангел мой, ангел-мучитель, что же ты со мной делаешь.

Она снова смотрит на меня, не вынимая член изо рта. На этот раз не так нагло. Да, девочка, я готов, только не останавливайся. Снова пальцы в замок, она томно прикрывает глазки и заглатывает головку целиком. Тут я не выдерживаю и разряжаюсь ей в рот, придерживая её за шею. Спазмы длятся секунд пятнадцать, и это невероятное облегчение.

Именно там для нее самое время и место.

Это ведь море, в котором можно всю жизнь тонуть.

Ну а девушки - это не только семьдесят килограммов мяса,

Это еще и нежности несколько минут.

Может. Когда-нибудь.

Ну вот и всё.

Бум.

4

Из шкафа выйдешь, прикрыв ногой, и, не подавая виду,

Вдыхаешь забродивший кисель со вкусом детской мечты.

А небо ясное наверху, как будто бы ты не Сидор.

Такое синее и молчит, как будто Сидор не ты.

Карина хотела, чтоб к риэлтору я поехал с ней, а потом на встречу с бывшими одноклассниками пустить им пыль в глаза, потом... ну понятно то есть, что потом, однако я решил, что на сегодня хватит. Хорошенького понемножку. Надо же ещё написать об этом, самые интересные подробности стратегически умолчав. Исторический момент, кстати - первое публичное выступление Полоскиной, которое мне понравилось. Спасибо, Вероника, за прекрасный вечер. Хрен бы мы без твоей стихожвачки до такого додумались.

И вот опять выкатываю людям требования, которым и сам, по большому счёту, не соответствую. Я тоже, в общем-то, пишу жвачку, особенно последние два года. Только у неё это женские сопли, а у меня инфернореализм. Но выступаю ли я? Уже нет, даже когда зовут. Пишу ли я текст раз в два дня? Раз в две недели, если повезёт. Я опять утратил веру, только не во французских постструктуралистов, а уже в себя. Это ж сколько во мне веры было, что я её столько лет незаметно для себя утрачивал? И как сделать наоборот? И возможно ли. А у людей вот есть вера в то, что они делают, и жизнь у них похожа на фестиваль, а не на блядский цирк. Да, они полной ерундой заняты, но не мне с моим родом занятий их упрекать. Я занят той же ерундой, я сейчас про неё статью писать буду.

Хотя я совершенно не представляю, что писать. Меня полностью размотало, сил нет никаких. А надо ещё с женой поругаться. Она же мне изменяет. Я тоже хорош, конечно, но она первая начала. Хотя кого я опять обманываю, мне ж всё равно. Надо изобразить какое-то общественно одобряемое поведение в этой ситуации, но какое? Ничего в голову не лезет. Ничего. Надо с Гариком поговорить. И прямо сегодня и надо было поговорить, Катька всё равно по уши в рецензировании. Я ж спросить у него ещё что-то хотел. Цитату какую-то. Вот я рохля, конечно, опять всё забыл. Хоть записывай. Старость.

Как будто "Сидор" - это ничто, абстрактный эпифеномен,

Синичкин кашель, мышиный писк, качелей случайный скрип.

Оно проходит мимо тебя, и в этом ты не виновен,

Но Сидор - это всё-таки ты, снаружи и изнутри.

Колокольный звон в абсолютно пустой голове отдаётся мотивом песни популярного в конце 90-х певца Никиты. Песня называлась "Улетели навсегда" и была эта песня, как и собственно певец Никита, знаковым явлением клубной жизни столицы. Молодость прошла, Алекс, хватит, завязывай. Улетели навсегда.

В смысле надо уже как-то социализовываться наконец, вписываться в общемировой блудняк. Никому не интересно, какие там у тебя проблемы. Всем нужно только внешнее проявление, удовлетворяющее каким-то нормам. От лисички тоже никому не нужен богатый внутренний мир - только пушистая шкура и всё. А остальное вытряхивают нахер.

Они же этого и хотят, они все. Они загоняют меня, окладывают флажками по традиционному русскому способу. Он, конечно, для зимы разрабатывался, этот способ, но, видимо, чего уж теперь стесняться, решили они. И получается, что я вынужден бежать как от красных тряпок, а стрелковая линия уже выстроена и они только и ждут того, что в зарослях перед ними мелькнёт рыжий хвост. Карина с Гариком загоняют, а жена, наверное, будет валить. И кабаньих троп вокруг нет, и заячьих нор, и вообще вокруг не лес, а город. А в городе лисы не живут.

Неужели я лисичка. Да, я лисичка - я убегаю, пытаюсь запутать следы. Вот и сейчас я иду пешком вдоль Садового в направлении редакции. Неужели снова водка и статья до утра? Блин, в привычку входит, нехорошо, это во-первых, а во-вторых, что там писать такого. Опять же по сути ничего не произошло, кроме того, что один из загонщиков ухватил меня за хвост, назовём это так. То есть опять работаем с текстом апофатически. И работа апофатическая. И тексты апофатические. И вся жизнь от противного. Тьфу.

Взрываются салюта цветы, плывут облака к закату -

Жизнь продолжается вопреки, напротив и поперёк.

А ты - ты Сидор с тех самых пор, как вышел сюда когда-то.

Ты - Сидор, ты от себя весь мир однажды не уберёг.

Итак, Гарик хотел восемь-десять тысяч про этот увлекательный концерт. А я ж журналист. Пишем правду, потому что правду говорить легко и приятно. Правда в том, что выступает Полоскина лучше, чем пишет, но ничто не сравнится с карининым язычком. Пойдёт, Гарик? Михаил Афанасьевич, что скажете? Ничего не скажете, тогда горите в Аду.

Это же вкусовщина, по большому счёту, что мне не нравится. То есть неправда априори, как бы легко и приятно не говорилась она. Людям нравится, вон их там почти полный зал в рабочий день. Надо как-то более объективно подходить к таким тонким моментам, как оценка качества поэзии. Можно, например, проверять стихи на отсос, раз уж так и получилось. Если результат, так сказать, на лицо - то плохие стихи, негодные. А если нет результата - значит, хорошие стихи, интересные. Хотя опять ерунда какая-то получается, потому что результат у нас вообще убийственный. Психолога что ли завести для таких разговоров. А хотя она сама уже завелась. Нарисовалась, хрен сотрёшь.

Надо с ней что-то делать. Ничем хорошим это не кончится.

Ты - Сидор, вот почему всё так. Ты Сидор, а это значит,

Что не откроется дверь назад в уютный волшебный шкаф.

Ты скачешь весело на волнах, как розовый танин мячик,

И слёзы прячешь от всех от нас, тайком сморкаясь в рукав.

Часть 3. Против течения

1.

Как объяснить, что стихи про любовь - не узилище для вокабул,

Коими тексты бывают начинены, как капустою пироги?

В ухо словами этого не передать и в глаза не закапать.

Но все говорят об одержимости одного человека другим,