Например, Серега Моченов, которому именно здесь, у озера, ЮВ пытался прилепить индивидуальную кличку, очень бурно этому воспротивился. Прозвание "кондырёвка", по имени поселка на подъезде к райцентру Чернь, где Серега умудрился проколоть камеру прямо на привале, ушло в небытие. Он сказал, что скорее согласен войти в число щелкановцев.

А вот Петька не побоялся связаться с "щелкунчиками". Его общительная натура, одолев недуг, просила большой компании. В палатке с двумя девчонками и Пигом стало просто неинтересно. Спокойный, медлительный Пигги больше подходил по характеру, именно Косте Сорокину. Впрочем, Женька-Пиг не пренебрегал и моим обществом. Именно с ним мы отправились на следующее утро обследовать лес.

Лесок был веселенький, молоденький, хоть и оказался полностью искусственным, сплошная лесопосадка. Деревья стояли по линеечке, ряд к ряду, между некоторыми даже утоптались плотные тропинки. В общем, из этого леска выйти к лагерю было так же трудно, как пройти по улице.

Грибы стали попадаться сразу и обильно. И просто не хватало сил пройти мимо, как мы собирались изначально. Отложив планы дойти до противоположной опушки, мы нахватали с десяток, сколько вместили руки, а потом, как положено вернулись к палаткам за тарой.

Нас окружили, загомонили, разглядывая трофеи. Вперед выдвинулся Юрка Ящук. Он, похоже, числился специалистом не только по технике. Сказал, что всё в порядке: сыроежки, свинушки и лисички. Вид грибов разохотил и самого Юрку, он пошел в лес вместе с нами, прихватив нож. Втроем мы быстро набрали целое ведро. Разумеется, их в тот же день сварили, и съели с не меньшим восторгом, чем когда-то раков.

А вот с рыбалкой ничего не вышло. То ли был всё-таки один изъян у этого идеального места, и рыба в озере особенно не водилась, то ли наши ребята не знали, как ее взять. Впрочем, ярых любителей рыбалки среди нас не было.

Вообще, надо сказать, что на старших эта дневка подействовала не в лучшую сторону. Они решили выжать из подвернувшегося отдыха максимум. Возникло малое подобие армейской дедовщины. Дежурства (а их было четыре) распределили так, что они все на этой стоянке достались молодым. Я даже слышал издалека недоуменный вопрос Алевтины Васильевны:

- Что-то Севастьянов у нас давно не дежурил. По-моему, он вообще сачкует.

Но никто ни во что не вмешался. Коля как ни в чем не бывало бродил, напевая мелодии из популярных тогда "Бременских музыкантов" и "Бриллиантовой руки" - Помоги мне, сердце гибнет... А ведра из-под каши драили мы, и даже попали на кинопленку за этим занятием.

Впрочем, мы особенно не переживали. Подумаешь - дежурство, не каторга. Дело недолгое, к тому же дневка, и торопиться некуда.

Конечно почти всё время этой дневки мы потратили на купание. Плавали, гонялись за суденышком и друг за другом. Петька даже сагитировал Андрея на рекорд - переплыть озеро. Я был немало удивлен. До того берега не близко, а Андрей, так же, как и я, особенно заплывать не рисковал. И потому, когда фигурки наших пловцов уже виднелись на том берегу, я ни за что не верил, что Андрюшка решится переплыть озеро второй раз. Ведь только теперь стало с очевидностью ясно, как далек противоположный берег. Отличить Андрея от Петьки на таком расстоянии можно было только по цвету плавок.

Я угадал. Скоро две фигурки в плавках поднялись и потопали пешком вокруг озера. Возможно, что и Петьке стало страшновато плыть назад.

В перерывах между купаниями мы усаживались в своей палатке с картами. Это тоже шло от Петьки, играл он шумно и азартно. И очень театрально. Ведь карточная игра не только алгоритм, но еще и ритуал. В принципе, мы и до похода умели играть во все расхожие игры, но делали это просто, по-домашнему. Как говорится, варились в собственном соку. Не знали, с какими ужимками принято производить то или иное действие, что говорить, даже как держать колоду.

Петька бурно поражался нашей "неподготовленности", хотя на деле, по результатам, играл хуже нас всех. Но его интересовала не победа, а сам процесс. Наверное крики, разносившиеся из палатки во время нашей игры, разлетались по всей округе. А внезапные приступы дружного смеха звучали, резко, как раскат грома. И заливистый, забористый, с подвизгиванием смех Петьки выделялся отчетливее всех.

Следующий переезд отличался от всех предыдущих. Мы впервые съехали с шоссе и двинулись по проселочным дорогам. День для такого маршрута выдался не самый удачный - небо хмурилось, иногда и накрапывало. Стоило полить настоящему дождю, и наши велосипеды засели бы в грязи. Но руководитель похода решил всё-таки придерживаться намеченного плана.

В чем заключался план? Разумеется, добраться до Спасского-Лутовинова, родового гнезда Тургенева. Но по пути мы должны были проехать через Бежин Луг. Тот самый. Как ЮВ вел колонну, сказать трудно, не исключено, что по карте и компасу. Нам почти не встречалось никаких деревень, которые бы могли служить ориентиром, всё больше поля, перелески и разные канавы.

Тем не менее, к Бежину Лугу мы выехали на редкость точно. Конечно, если это действительно было то место, которое вошло в знаменитый рассказ Тургенева. Ведь никакой таблички с надписью там, разумеется, не стояло. И никакой проводник или экскурсовод нас не сопровождал. Не было даже поблизости деревеньки или домика, жители которого подтвердили бы нам, дескать да-да, вы попали, куда хотели.

Но всё-таки это был он! Крутой глубокий обрыв, уходящий плавной подковой сначала вбок, потом вдаль и наконец образующий как бы противоположный край большой чаши. Точнее, половинки чаши. Вторая половинка отсутствовала, открывая вид на заречные луга и кучки деревьев. Действительно пропасть, в которую можно сорваться и не собрать костей! А там внизу, на очень ровном дне пропасти, зеленая травка вплоть до синевы петляющей речки.

Позже я встречал фотографии и даже художественные снимки почти с того самого места на котором теперь сгрудились мы все. Но это все-таки не то впечатление. Но хорошо уже, что снимки подтверждали - мы действительно видели Бежин Луг.

Одно было неясно, и мы помнится пошутили по этому поводу прямо тогда. За какие же кусты цеплялся Тургенев, чтобы слезть с обрыва. Стенки пропасти были совершенно голые. И настолько крутые, что тут нужна по крайней мере веревка. Вероятно "спуск Тургенева", существовавший в девятнадцатом веке, до двадцатого не сохранился.

До Спасского-Лутовинова продолжали двигаться проселками. Не знаю как кому, но мне это даже нравилось. Чем кататься вверх-вниз по асфальтовому шоссе, лучше петлять по грунтовкам. Они-то как раз не пёрли напролом, а старались обходить и холмы и крутые спуски. Путь до тургеневской усадьбы показался гораздо легче предыдущего, прямо-таки штурмового перегона.

И сама усадьба по сравнению с Ясной Поляной была проще, и одновременно милее и уютнее. Всё здесь было как-то по-домашнему. Мы спокойно въехали на ее огороженную территорию, проехали по аллеям и дорожкам парка. Они, правда, далеко уже не старинные, покрыты асфальтом, но, наверное проходили всё-таки по тем же, традиционным местам. В конце парка находился пруд, и тут же был выезд за ограду. Дальше шло чистое поле.

Прямо напротив пруда ограда усадьбы образовывала выступ под прямым углом, уходила метров на тридцать в сторону поля, снова поворачивала на девяносто градусов и опять шла в том же направлении. То есть получился кусочек поля, примыкающий к самой усадьбе и защищенный с двух сторон всё той же стальной оградой. В этом "кармашке" мы и встали на стоянку.

Сначала эта ограда нас очень забавляла. Между стальными прутьями были места, через которые можно было протиснуться. Встать на той стороне ограды и изображать узника за решеткой, такая забава была повторена неоднократно, пока не надоело.

На следующий день, после завтрака, все отправились на экскурсию, а нас, Андрея Зверева и меня, оставили в лагере дежурить. Весь день у нас прошел спокойно и без неожиданностей. Мы честно караулили, по очереди бегали на пруд искупаться, и хозяйство без надзора не оставляли. А наши экскурсанты запропастились надолго, вернулись они довольно поздно. В числе прочего мы узнали, что обеда сегодня не будет. Ребята отобедали в каком-то соответствующем заведении.