– Совершенно верно, Гошка! – возопил Иван. – Хе-хе-хе-хе-хе! Полностью с тобою согласен, понимаешь!

– Ну, Катя, какой вид доставки предпочитаешь? Мабудь, внутри моей атомной бонбы на жуке-бонбардире?

– Что ты, дидушка! Я жуков боюсь!

– Тогда, мабудь, внутри моей атомной авиабонбы на ковре-самолете?

– Что ты, дидушка! Я летать боюсь! И не надобедь мне твоей а... а... а... атомной бонбы: мне от ее вида хочется а-а!

– Ну как знаешь! А а... а... а... атомная бонба мне самому пригодится, особливо ежели мне захочется а-а! Вах, тогды честь имею предложить оч-чаровательной мамзели сапоги из хрома! Большие-пребольшие! Большой-пребольшой скорости хода!

– Ну ни фигам, ёшкинам кошт!

– Что ты, дидушка! Я большой-пребольшой скорости хода боюсь!

– Моднючие, ёшкин кот! В наиновейшем стиле! По последней парижской моде последнего дня марта 1814 года!

– Эвто другое дело! А в каком стиле?

– В стиле милитари а-ля рюс!

– Ах, я согла-а-асна! – томно простонала Екатерина.

– Ну вот и хорошо! Вот тебе сапоги – самодел... нет, сапоги – самодер... нет-нет, сапоги – самодур... ах, нет, сапоги – самоходы и скороходы! – щелкнул многажды пальцами старикашечка. – Хромовые! Ох, пры-ы-ыткие: чуть что, то раз-раз – и в Париже, не говоря уже о Берлине!

– Ну ни фигам, ёшкинам кошт! Хочам в Париж! Хочам в Берлин!

– Ой, дедонька! – томно-претомно простонала Екатерина. – Хочу в Париж! Хочу в Берлин!

– Будешь! Какие твои годы! Тольки сперва – в Гороховище, стольное урочище цезаря Гороха, хорошо?

– Хорошо!

– Ну вот и хорошо!

– Не хорошом, ёшкинам кошт! Хочам в Европ! Хочам в Берлин! Хочам в Париж!

Тутеньки перед Катеньку, дедушку и Иванушку невесть как – ведь дверь и окно были закрыты, тольки форточка открыта – появились сапоги, дислоцировались посреди избы и затопали гулко-прегулко, не в силах остановиться. Послышался острый дух ваксы.

– Левой! Левой! Левой! – командовал сам себе левый сапог. – Ать-два! Ать-два! Ать-два!

– Правой! Правой! Правой! – командовал сам себе правый сапог. – Два-ать! Два-ать! Два-ать!

– Сапоги! – в возмущении закричал старикан.

– Чё? Шо? Що? – разом гаркнули сапоги. – Ать-два-ать!

– Почему вы маршируете не в ногу?

– Потому що я всегды шагаю левой! – возмущенно закричал левый сапог. – Левой! Левой! Левой! Ать-два! Ать-два! Ать-два!

– Потому що я всегды шагаю правой! – возмущенно закричал правый сапог. – Правой! Правой! Правой! Два-ать! Два-ать! Два-ать!

– Стой, ать-два-ать! – грозно скомандовал сапогам старикашка, и марширующие остановились на счет ать.

– Сапоги! – грозно воззвал старбе́нь.

– Ась, вашсясь?

– Вам задание, ёшкин кот!

– Какое: секретное али не секретное?

– Г-хм! Секретное!

– Гм-гм! А какое: опасное али безопасное, вашсясь, ась?

– Дипломатическое!

– Ну ни фигам!

– Ни-и-и! – возмущенно закричали бравые сапоги.

– Тогды всё пропало! Но почему ни-и-и?

– Мы сапоги боевые, а не дипломатические, вашсясь!

– Тогды боевое задание, ёшкин кот!

– Ур-р-ра! Так точно, вашсясь! Рады стараться, вашсясь! Тольки прикажите, вашсясь! – радостно закричали бравые сапоги. – Эвто другое дело, вашсясь! Ась?

– Слушайте боевой приказ: доставить Катю Огняночку в стольное урочище цезаря Гороха – Гороховище и, пробившись скрозь сплошное охранение, представить ея пред светлые очи цезаря!

– А драться можно, вашсясь? Пинаться можно, ась?

– Энто тайна, скажу не сумнясь!

– Г-хм! Фиг-то там, ёшкинам кошт!

– У-у-у! У-у-у! Гм-гм! А що за тайна-то, вашсясь, ась? Дипломатическая али военная?

– И эвто тайна – сказать не могу-у-у!

– У-у-у!

– Сказать не могу, но могу намекнуть!

– У-у-у?

– Уг-у-у!

– Ась? Гм-гм! Намекните, вашсясь!

– Эвто же боевое задание, а не дипломатическое, ёшкин кот!

– Ур-р-ра! Так точно, вашсясь! Рады стараться, вашсясь! Тольки прикажите, вашсясь! – радостно закричали бравые сапоги. – Эвто другое дело! Ась? Ась?

– А таперь, модные сапожки, налезайте на Катины ножки!

– Яволь! – радостно закричали бравые сапоги. – Катя, сымай коты!

– Сняла! И куды их? В декольты?

– Вот этам дам!

– Коты, естественно, – в котомку! У тебя що, нет для котов котомки?

– Естественно, есть! – Катенька глубоко запустила рученьку в декольты, пошарила там глубокомысленно и основательно, достала оттуль, из таинственных глубин, здоровеннейшую котомку и сунула туды коты. – Сунула! А котомку куды? Естественно, в декольты?

– Естественно, не туды!

– А тогды, естественно, куды?

– Естественно?

– Да, естественно!

– Естественно, надевай котомку через ра́мо*!

– Чё?

– Ну, через пле́ко*!

– Чё?

– Через плечо!

– А-а-а! Так точно! – воскликнула наша Катя и надела котомку сперва через левое рамо, засим через правое плеко, а потом всё-таки через левое, понимаешь, плечо. – А теперь чё?

– Подыми ножки!

– Естественно, попеременно?

– Естественно, одновременно!

– Как энто?

– Подпрыгни, Катенька! – громко шепнул сведущий дедушка неопытной деушке.

– Так точно, вашсясь! – тихонько воскликнула Екатерина и подпрыгнула.

Сапоги прыгнули на Катины ножки, причем кажный сапог прыгнул на ту ножку, коя была супротив.

– Ой! – возмущенно закричала Огняночка. – Почему у меня левый сапог – на правой ноге, а правый – на левой, ась?

– Да и фиг с вам!

– И вообче они у тебя задом наперед! – метко заметил Иван. – Чьто за бред, ступням во вред, ёшкина кошка!

– Ах, извините, мы ошиблись! – сконфуженно заявили мужественные сапоги (ведь для того, чтобы признаться в собственной ошибке, требуется истинное мужество). – Катя, подпрыгни еще́жды*!

Катя подпрыгнула, и сапожки соскочили с ея ножек.

– А теперь повернись, Катенька! Кру-у-у – гом!

Катя повернулась на сто семьдесят девять градусов.

– Смотри, диду! – завопил Иван. – Катя повернулась на сто восемьдесят один градус по Цельсию!

– Ну ты, Иван, и дурак! – возмущенно воскликнул дед. – Не по Цельсию, а по Фаренгейту, ёшкин кот!

– Нет, по Цельсию, ёшкина кошка!

– Нет, по Фаренгейту!

– Фиг-то там, ёшкинам кошт!

– Черт побери твоего Фаренгейта!

– Черт побери твоего Цельсия!

– Фиг-то там!

– Ах, какие вы, дедушка с Иванушкой, умные! – с горячестью восхитилась Екатерина. – Столпы науки! Какие серьезные научные дискуссии, понимаешь, ведете!

– Не надось заумных научных дискуссий! – заорали сапоги, понимаешь, солдафоны. – Катя, подпрыгни еще!

– Фу, какие вы, понимаешь, солдафоны! – закапризничала Екатерина. – Я хочу послушать научную дискуссию еще!

– Потом послушаешь! Живо подпрыгивай! – заорали все.

– Чичас! Хнык, хнык!

Катя подпрыгнула, и солдафоны, понимаешь, залезли на ея ножки, на сей раз правильно. Но сапоги намертво встали, не пытаясь бежать.

– Сапоги! – возмущенно закричали дедушка, деушка и Ивашка.

– Чё? Шо? Що?

– Почему встали? – возмущенно закричали дедушка, деушка и Ивашка, и старец величественно встал с бонбы.

– А вдруг Катя опять неправильно ножки подставила?

– Правильно! Правильно! – с энтузизазмом закричали дедушка, деушка и Ивашка. – Побежали! Побежали!

– Ну так побежали! Ур-р-ра-а-а! – с энтузиазизмом воскликнули сапоги и тут же вместе с прекрасной кралей пропали, причем невесть как, ведь дверь и окно были закрыты, одна только форточка открыта!

Туточки дедочка сломя голову побежал к серванту в стиле бидермайер, понимаешь, и трясущимися ручу́тками достал оттудова блюдечко из фамильного серебряного сервиза да наливное яблочко сорта пепин лондонский, понимаешь. Расположил дед на столе, застеленном скатертью-самобранкой, оные причиндалы, уселся, но не на бонбу, а на табурет, рьяно крутанул наливное по серебряному да и приговаривает, трясясь от нетерпя́чки*:

– Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай нам и гор высоту и небес красоту, и поля, и леса, и моря, и полки́ на полях, и кикимор в лесах, и корабли на морях, и, самое главное, Катю Огняночку в хоромах у цезаря-батюшки!