И тогды дедушка уверенно поднялся с теплехонького табурета, величественно подтянул теплородные пурпурно-малиновые надра́ги* (драгоценный подарочек цезаря Юлия, с собственных чресл), подбоченился, прокашлялся и произнес:

– М-м-мнэ-э-э... М-м-мнэ-э-э... Вах, пан или не пан, вот в чем пропан! Или профан? И-эх, либо пан, либо пропан! Или профан? Ах, да и фиг с вам! Да и фиг с вам, откройся! Да поинтенсивнее, поинтенсивнее, ёшкин кот! – и чуть слышно щелкнул щептями.

Ну ващще, понимаешь! Однозначно!

Ту́тоди раздался страшный грохот, евродвершель раскрылась и в хатку влетела раскрасневшаяся краля – Катя Огняночка в своем красно-белом сарафане с огромным декольте, которое прогрызли по́хрусты*. На ногах у нея красовались архаические коты из аксамита, вырванные у какого-то хруста*, зазевавшегося в драке.

Дед, понимаешь, так и рухнул на табурет, аки сдрейфивший лев – раззявив зев.

– Салам алейкум, дедушка! Салам алейкум, Иванушка! Салам, этам... как её?.. евродверцель! Вигвам, салам! И всем-всем-всем в нём – вам, вам и вам – салам!

– Ваалейкум ассалам! – дружно ответили все-все-все, включая вигвам и его удивительную евродверьцунг, которая тут же со страшным грохотом закрылась и проскрежетала:

– Да и фиг с вам, ёшкинам кошт!

– Г-хм! – произнес дедушка. – Катя, эвто я, премудрый, я, прекрасный, я, всесильный, распахнул дверь – али мы с тобой вместе?

– Ха! Энто я, умная, я, красивая, я, сильная, распахнула дверь!

– Г-хм, якать – некрасиво! К-хм, Катя, а как же ты распахнула эвту... как её?.. тыр-тыр... скр-скр... стук-стук... евродверьцухт? – взволнованно осведомился у девы дедунька и соскочил с табуретки аки лев, заинтригованный, понимаешь, левреткой.

– Фиг его знам! – пробормотала евродверь.

– Ха! Одним пинком, понимаешь! Раз пхнула – и распахнула! Однозначно!

– Ну ни фигам!

– Как энто, Катенька?

– А фиг его знам!

– А вот как!

Умная дева красивым шагом, то бишь го́жно покачивая бедрами, подошла, понимаешь, к дедушкиной табуретке и пхнула ее изо всех сил один разок, однозначно. Табуретка опрокинулась и отлетела под стол, а Екатерина красивым шагом вернулась, понимаешь, на свое прежнее место возле евродвери, тут же проскрипевшей:

– Ну ни фига-а-ам!

– Г-хм! – разом произнесли Иванушка и дедушка с возмущением. – К-хм! Энто совершенно неправильно! Надо было открывать дверь волшебным словом!

– А на фигам?

– Хм! Я его совершенно забыла!

– Фиг-то там!

– Г-хм! Надо было не забывать! К-хм! – разом произнесли Иванушка и дедушка назидательно.

– А вот фиг вам!

– А я вот взяла и забыла!

– Ну ни фигам!

– Впредь не забывай!

– Фиг вам!

– Г-хм! Хорошо! А шо за слово-то? К-хм!

– Неужтам – фиг вам?! Да и фиг с вам!

– К-хм! Да и фиг с вам, откройся! – разом произнесли Иванушка и дедушка с неописуемым достоинством и защелкали пальчищами.

– Ну точнам – фиг вам! Ну ни фигам, ёшкинам кошт! Да и фиг с вам!

– Да и фиг с вам, откройся! – громко повторила девушка и прищелкнула пальчушками.

– Фиг вам! Фиг вам! Фиг вам! И отдельнам фиг вам, вам, вам, вам, Екатерина-джан!

В двых словах: евродверяка, окаянная, опять-таки не разверзлась.

– Г-хм! – разом произнесли Иванушка с дедушкой и Екатеринушкой в изумлении. – Ну ни фигам не открылось! Ах, усё, усё, усё пропало! Фиг вам!

– Вот именнам, фиг вам! – подтвердила евродвериш. – Вам, вам и вам усё, усё, усё куда-там пропадам!

И все принялись горько вздыхать. Всем до слез захотелось душевной теплоты и слов утешения.

Дедушка достал из-под стола утешную табуретку и, утирая слезы, воссел на нее, точно вошь на жакетку. И все зачали утирать слезы. У-у-у, у-у-у, утирали, утирали – не утешились, еще пуще прослезились, однозначно.

– О-хо-хо-хо-хо! Ну-с, що же ты нам скажешь хорошего, Катерина? – возжелал узнать дедулечка.

– Фиг нам?

– Да-с, шо ж ты нам сбалакаешь, Катеринушка, хор-р-рошенького? – повторил Иванечка с печины, с девятого кирпичины.

– Фиг нам?

– Ну-с, да чьто ты нам покажешь хорошенького, Катеринка? – полюбопытствовал дедулюшка.

– Фигь нам?

– Да-с, ну шо ты нам продемонстрируешь прехорош-ш-шенького, Катериша? – эхом отозвался Иван и ссигнул на пол.

– Да-с, фигь нам! – взвизгнула евродвери́на. – Усё, усё куда-там пропадам!

– Шо, шо! Чьто, чьто! Не знаю, не знаю... Ой, вспомнила! У меня для вас действительно сюрпри-и-из!

– Фи-и-игь вам!

Катя сунула длань в декольте и почала шарить в сокровенных глубинах. И выплыл, понимаешь, из сих сокровенных глубин белокипенный облак парка́ с ам... ам... амбре парного молока. Облак принял почему-то облик мертвой головы да скрещенных костей.

– Ай! – Иван в ужасе запрыгнул на печурку, на девятую кирпичурку.

– Ну ни фига-а-ам, ёшкинам кошт!

– Ай, энтого не надось! – истерически завопил дедушка и шасть с табурета, ну как вошка с жакета.

– Фиг-то там!

– Да-да, а вот эвтого самого не на-а-адось! – эхом отозвался Иван и схватился за голову.

– Фиг сам! Да-дам, фиг сам!

– Нет, надось! Надось, мальчики! – с горя́честью воскуя́ркнула* Огняночка и достала из вышеупомянутых сокровенных глубин нечто сокровеннейшее: пачку газет. – Вот, мальчики, газетки! Све-е-еженькие! Почтальон недавно доставил!

Дедоха так и присел на табурет, ровно блоха на берет.

– А що пишут в газетах? Есть интересные новости?

– Да-да, есть интересные новости?

– Фиг-то там!

– Чичас я вам зачитаю всё-всё-всё-всё самое интересное из газет! Вот передовица! Называется: «Тринадцатилетку – за трие дни!» Пишут: по календарю неандертальцев до конца света осталось ровно трие дни! Сведения наиточнейшие: ученые в прошлом веке открыли, а днесь до конца изучили пещеру, изрисованную множеством черточек, из которых толькя трие не перечеркнуты! А вот обстоятельная статья под названием «И попадали падуанские...» В ней говорится, что лопнули гишпанские, шампанские, венецианские и прочие доокеанские и заокеанские, понимаешь, банки. Что поделаешь, всемирный экономический кризис! Да, а вот еще одна такая же серьезная аналитическая статья – под заголовком: «Замедление роста потребительских цен смерти подобно!» А вот туточки в краткой заметочке на трех или четырех разворотах написано про налогообложение избушек на курьих ножках! Ну, эвто не важно, не важно, не важно, эвто мы – к едрене фене, к едрене фене, к едрене фене, к едрене фене...

– Ну ни фига-а-ам, ёшкинам кошт!

– Вот именно, ну ни фига-а-ам, ёшкин кот! Чьто, чьто, чьто, чьто там написано про налогообложение избушек, избушек, избушек, избушек на курьих ножках? – страшным голосом закричал дедушка. – Так-перетак! Ах, всё-всё-всё-всё остальное – к едрене фене, к едрене фене, к едрене фене, к едрене фене, а энто – действительно важно, важно, важно, важно! Що же ты раньше-то не сообщила про такую наиважнейшую новость, новость, новость, новость?

– Я пыталась, пыталась, пыталась, пыталась...

– Фиг-то там! Фиг-то там! Фиг-то там! Фиг-то там!

– Вот именно, фиг-то там! Плохо пыталась, так-перетак! Наверное, в детстве плохо питалась, вот так! Ну-с, докладывай поскорей эвту архиважную новость, новость, новость про избушки на курьих ножках, ножках, ножках! Тольки как можно короче – и во всех подробностях, подробностях, подробностях, подробностях, ёшкин кот!

– Вот царский указ – за подписью царя Гороха! Поднят налог на имущество! Налог на избушки на курьих ножках увеличен на тринадцать процентов!

– Вах! Вах-перевах! Так-перетак! Всё пропало! Это уже тысяча триста тринадцатое повышение на трина́десять процентов за последние тысяча триста лет! Вот так так, перетак и разэтак! Да я!.. Да я!.. Ну я энтому цезарю Гороху – сам не знаю, що сделаю, ёшкин кот!

– Не знаешь?

– Нет, знаю, знаю! На урожденной черной крестьянке женю! Престола лишу! А ишшо... А ишшо...

– Шо? Шо? Шо ишшо?

– А ишшо – пущай в этих газетах, принесенных тобою, будет написано, що вместо налога на избушки на курьих ножках повышен налог на царские хоромы на тринадесять процентов! – и дедонька высказал еще много-премного цветистых, но непечатных выражений (к сожалению, почему-то оставшихся здесь не напечатанными), и много-премного раз щелкнул щептями. – Ну, читай, Катенька, що там тепе́ретька написано! Толькя с выражениями – да щоб до фигам!