Русавин Андрей Сергеевич
Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая
СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА
Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)
Закомуринка двадцать девятая
КАК, ПОНИМАЕШЬ, У ДЕДУШКИ ВАЩЩЕ ПРЕМУДРОГО
В ХАТКЕ ВСЁ ПРОПАЛО
Посвящается С. Липовцеву
Довершил свою закомурину Иванушка-дурачек да спрашивает, беспокойно ворочаясь на печи, на девятом кирпичи:
– Что ж, слюшаешь меня, дедушка?
– Слюшаю, детушка! Хрч! – с большой неохотой признал дедушка, сидя на табуретке за столом, застеленным скатертью-самобранкой, и щелкая орешки, издающие дурной запах.
Где-то когда-то дедулюшка услышал, что драгие ценности следует хранить в надежных банках. Так что – хрч-хрч! – скорлупки дедульчушка складывал в одну банку, а ядра – в другую. Обе банки были наинадежнейшие: не из какого-то там хрупкого венецианского стекла, а из коричневого бутылочного, производства Аремзянского завода, толстостенные и практически небьющиеся.
А орешки, кои щелкал дедульчушка, были, понимаешь, не простые – все скорлупки, понимаешь, золотые, а ядра, понимаешь, – изумрудные, однозначно!
– Али лгу я, дедульче?
– Хрч! Хочешь орешки?
– Что за орешки? Козьи?*
– Орешки – перший сорт!
– Нет, не хочу!
– Хрч! Почему?
– Ну не орехами же мне питаться, дедочка!
– А я тебе и не предлагаю орехами питаться, ёшкин кот!
– А что же ты мне предлагаешь с ними делать, ёшкина кошка?
– Хрч! Только разгрызать! Видишь, скорлупки у них золотые, я их складываю в одну банку, а ядра изумрудные, я их складываю в другую банку. А банки я поставлю на подоконник – они там хоть три тысячи лет простоят, но не лопнут, потому что сделаны из надежного бутылочного стекла на Аремзянском заводе! Хрч! Ну так что, попробуешь орехи?
– Нет, не хочу! Орехи – хи-хи! – девичьи потехи. Ну так что, лгу я аль нет?
– Нет, не лжешь, крохотульче! Хрч! – проскрежетал зубами дедульчушка – и разгрыз последний орешек.
М-да-а-а, понапрасну старалси Иван, вах, он не выполнил условия треклятого пари и талды́*, понимаешь, не снищет дедулечкино огниво, дабы сварить кашку для братов! А ведь наш человек, яко уже было не раз расталдыкано прежде, без кашки не живет: не орехами же ему питаться! Не наша, понимаешь, еда – орехи, наша, понимаешь, – каша, однозначно! Не белки, понимаешь, чтоб грызть орехи! Ну, тут уж Ивашку нашего, понимаешь, хватил такой кондрашка, что дурашка затрясся, как Божия букашка на ветру в поле поутру (причем поле, вестимо, усыпано козьими кака... орешками):
– Ба... ба... ба... ба...
– Что затрясся, Ва... Ва... Ваняточка? – спрашивает старичек, вскакивает с табуретки – ух, ух! – как гусь с хрустальной ста... ста... статуэтки и... и... и закатывает банки закаточной машинкой «Гусь-Хрустальный УХЛ-4.2».
– Ба... ба... ба... ба...
– Ба... ба... ба... ба?..
– Ба... ба... ба... ба!..
– Что ты мне ба... ба... балакаешь, Иоганн? Что повсюду ба... ба... ба... ба... балаган? – спрашивает старикан и расставляет ба... банки на подоконнике.
– Да! Нет, я не то хотел сказать!
– А что?
– Ба... ба... ба... ба...
– Что ты мне ба... ба... ба... баешь, су... су... сумасброд? Что ты – ба... ба... банкрот? – тут дед так и воссел на табурет, как лендлорд с того, высшего, света на бутерброд.
– Да! Нет, я не то хотел сказать!
– А что?
– Ба... ба... ба... ба...
– Что ты мне ба... ба... ба... ба... балагуришь, су... су... Иванка? Что лопнули, понимаешь, ба... ба... ба... банки? – дедочка так и вскочил с табурета, как лорд с того света, пощупал банки и радостно промолвил: – Нет!
– Да! Нет, я не то хотел сказать, дедушка!
– А что?
– Из... из... из... из...
– Что, что? Что ты мне хочешь из... из... изъяснить?
– Га... га... га... га...
– Ты что, Иванушка, гусь? – дедочка так и присел на табуретку, как... как... как... как гусак на хрустальную статуэтку.
– Ага! Нет, я не то хотел сказать!
– А что?
– Га... га... га... га...
– Что: га-га-га-га?
– Га... га... га... га...
– Га... га... га... гадко? Га... га... га... гарно?
– Ага! Нет, я не то хотел сказать!
– А что?
– Ба... ба... из... из...
– Ба... ба... из... из?..
– Из... из... га... га...
– Из... из... га... га?..
– Из... из!.. Га... га!..
– А-а-а, понял, понял! – хлопнул себя по лбу дедонька. – Ты хочешь сказать, что ба... ба... ба... баксы – из газет! Так эвто все знают!
– Да! Нет, я не то хотел сказать, ёшкина кошка!
– А что?
– Га... га... га... гадость!
– Ка... ка... какая га... га... га... гадость? Ба... ба... ба... баксы?
– Ба... ба... большая га... га!..
– Ба... ба... большая пачка баксов – га... га?.. Ах, ёшкин кот!
– Нет, дедушка! Да, дедушка! Ба... ба... большая и з... и з.. и зверская га... га... га... гадо... ...сть ...сть ...сть ...сть!
– Ка... ка... какая га... га... га... гадо... ...сть ...сть ...сть ...сть? Ба... баксы?
– Я же тебе объясняю: ба... ба... большая и з-з-зверская, понимаешь!
– З-з-зверская?
– З-з-зверская, однозначно!
– Но что энто за гадо... ...сть ...сть ...сть ...сть? Ба... ба... ба... баксы?
– Сть... сть... сть... стужа!
– Ах, стужа! Где – стужа? Какая стужа? Кто утверждает: стужа?
– Твой Реомюр! Ты только глянь!
Глянул туточка дедусечка на подарочек господина Реомюра – наполненный винным спиртом градусничек – и дрожма задрожал:
– Ма... ма... ма... мать честная! Ах, всё пропало! Сть... сть... сть... стужа в доме!* Одиннадцать с половиной градусов по Реомюру!
– Ма... ма... ма... мать честная! Что же нам делать, дедочка? Как же согреться? Ма... ма... ма... мабудь, ба... ба... ба... баксами печку затопить?
– Что, что! Как, как! Мабудь! Расскажи стишок, Иванушка! Лучше – два стишка! Какого-нибудь твоего современника, может быть – нобелевского лауреата! Получившего премию в баксах! Хе-хе!
– Зачем тебе стишки?
– Чтоб теплее стало! На душе!
– Отчего бы эвто?
– От стишков!
– Стишки – эвто... эвто... эвто юности грешки, вызывают одни смешки!
– Да ты что, Иоанн! Стишки – энто... энто... энто...
– Да ты что, дедонька, мне не веришь? – перебил дедушку Иванушка.
– Не ве...
– Проиграл! Проиграл! – опять перебил дедушку Иванушка. – Проиграл пари, раз не веришь!
– Да нет, я хотел сказать: не ве... не ве... не вежливо перебивать старших, Иоанн! А верить – верю, что...
– У-у-у! В самом деле, дедусь?! – разочарованно пролепетал Ивась и мысленно поклялся больше никогдась-никогдась, ни за що на свете не перебивать дедусюшку и не горячиться, особливо по поводу стишков, черт побери, черт побери, черт побери!
– У-у-у, в самом деле, Ивасюшка! Так вот, я хотел сказать, что твои стишки – эвто... эвто... эвто твоей юности грешки, вызывают одни...
– Да ты что, дедишка! – перебил дедушку Иванушка. – Как ты смеешь хаять мои стишки? Да я тебе за энто!.. – и Ивашка сделал старикашке козу.
– Ой, мама! Успокойся, Иванечка! Я хотел сказать: твои стишки вызывают одни... одни... одни только теплые чувства!
– А-а-а! – протянул Иванечка. – Теплые-то они теплые, а всё равно чтой-то зябко! Что же нам робить, дедусечка? Как же усё-таки согреться?
– Что, что! Как, как! Катю Огняночку в вигвамчик позвать, она быстро домину прогреет!
– Где же Катя?
– Давеча на двор пошла, но покамест не вернулась!
– У-у-у! Всё пропало, дедусь! Что же она так задержалась?
– Не знаю, Иванчик!
Прекратили тут оба обсуждение и – у-у-у! – заду-у-умались.