– Вот именнам, щоб до фигам! Читам, Катям, читам, ёшкинам кошт!
Катя громко, с выражениями, которые здесь не напечатаны (то ли вопреки, то ли в силу их удивительно цветистого характера), прочла царский указ про повышение налога на царские хоромы на тринадесять процентов.
– Вот теперетька в энтих газетках написано то, чьто надоть!
– Так точно, дедочка!
– Фиг-то там!
– Иван!
– Шо?
– Надоть доставить энти газеты цезарю Гороху!
– Ну, энто дело почты! Пущай их доставляет почтальон!
– Почтальон?
– Конечно!
– Какой почтальон?
– Тот самый!
– Тот самый?
– Да, дедушка! Тот самый!
– Эвто который – тот самый?
– Тот самый, который эвти газеты в лес принес!
– А где энтот почтальон? – с живейшим любопытством спросил дедонька.
– Да фиг его знам!
– Катя знает, ёшкина кошка!
– Катя! Где энтот почтальон?
– Какой почтальон?
– Тот самый!
– Тот самый?
– Да, деушка! Тот самый!
– Эвто который – тот самый?
– Тот самый, который эвти газеты в лес принес!
– А-а-а! Тот самый!
– Вот именно, тот самый!
– Так он же чичас похрустам вручает извещения об оплате тринадцатипроцентного налога на азартные игры! Каждому похрусту – персонально, под роспись! – весьма задорно раз, раз, раз, раз и разъяснила Екатерина. – И каждому налогоплательщику говорит: «Наконец-то я тебя нашел! Такова правда жизти: заплати тринадцатипроцентный налог – и играй дальше в свои кости!»
– Фиг вам, ёшкинам кошт!
– Да? А какова эвта правда? – поинтересовался дединька. – Ярославлева или Сидорова?
– Ни та, ни та!
– А какая же, ёшкин кот?
– Огорошивающая!
– Почему? – и дедок вскочил с табурета, ровно блоха с берета.
– Потому что – царя Гороха!
– Ах, да! Я, я! Йес, йес! Ну-с, тогды всё пропало: царствие ему, энтому почтальону, небесное, понимаешь! – и дедок так и присел за стол, токмо не на табурет, а в свое любимое кресло-качалку, выполненное в виде атомной бонбы.
– Фиг-то там!
– Понимаю! И похрустам то́ежь* царствие небесное! Йес, йес! Я, я! Да, да! – вельми энергично вступилась за справедливость Катя. – Ради подноготной правды-с!
– Тьфу, тьфу! Фиг-то там!
– Ноу, ноу! Нихт, нихт! Нет, нет, похрустам – приятного аппетита! – поправил правдолюбивую Катю то́еже* взыскующий правду дед. – Во имя подлинной правды, ёшкин кот!
– Понима-а-аю!
– Ну-ну! Ни-ни! Не, не! Фиг-то там, ёшкинам кошт!
– Иван!
– Шо, диду?
– Усё пропало! Мы не можем рассчитывать на энтого почтальона!
– Какого почтальона?
– Того самого!
– Того самого, ёшкина кошка?!
– Да, Иванушка! Того самого!
– Эвто которого – того самого?
– Того самого, который энти газеты в лес принес!
– А-а-а! Того самого!
– Вот именно, того самого!
– Почему мы не можем рассчитывать на эвтого почтальона ?
– Потому чьто он взялся за поиски правды жизти, в то время как на́добеть было взяться за работу!
– А-а-а!
– Вот тебе и а-а-а!
– Бэ-э-э!
– Вот тебе и б-э-э-э, и вэ-э-э, и гэ-э-э!
– Так шо же нам делать, а-а-а?
– Бэ-э-э! Иван!
– А-а-а?
– Бэ-э-э! Слезь, понимаешь, с печи, с девятого кирпичи, и сбегай, понимаешь, в стольное урочище цезаря Гороха – Горо́ховище, доставь газеты цезарю!
– Фиг-то там!
– Вот именно, фиг-то там! Не могу, дедушка!
– Почему, ёшкин кот?
– Печка не отпускает – боится замерзнуть! Пригрелась, понимаешь! Прилипла, понимаешь, как вантуз к хариусу, и не отпускает от себя! Однозначно!
– Иоанн!
– Шо?
– Хариусматический ты гомункулус! Вантузизаст лежания на печи! А главное, такой ма... ма...
– Ма... ма?
– Ма... ма!..
– Шо – ма... ма?
– Ма... ма... малолетный!
– Хнык, хнык! Больше не говори так, дедишка! – смертельно обиделся Иоанн. – Никогды, никогды, хнык, хнык, не называй меня ма... ма... малолетным!
– Хорошо! Иоанн, прикажи, понимаешь, сей печи отпустить твой хариус подобру-поздорову!
– Не могу, дедочка!
– Но почему, хариусматический ты гомункулус?
– Хнык, хнык! Она ведь, понимаешь, на меня обидится и в следующий раз не станет об меня греться! Шо будет, шо будет!
– Да ни фигам, ёшкинам кошт!
– А шо будет, Иванушка?
– Шо, шо! Будет лед на печи – до девятого кирпичи!
– Шо же делать, Иванушка?
– Шо, шо! Дедуган!
– Шо?
– Слезь, понимаешь, с бонбы и сбегай, понимаешь, в Гороховище – доставь газеты царю Гороху!
– Не могу, Иоганн! Хариус не позволяет!
– Почему, хариусматический ты гомункулус? А главное, такой с-с-ст... с-с-ст...
– Тс-с-с... тс-с-с?..
– Нет, с-с-ст... с-с-ст!..
– Я и говорю: тс-с-с... тс-с-с!
– Я говорю: с-с-ст... с-с-ст... с-с-старенький!
– Хнык, хнык! Больше не говори так, Иогашка! – смертельно обиделся дедонька. – Никогдысь, никогдысь, хнык, хнык, не называй меня тс-с-с... тс-с-с... с-с-стареньким! Я не старенький!
– А какой, ёшкина кошка?!
– Тс-с-с... тс-с-с... с-с-староватенький. Чуть-чуть.
– Ка-а-ак? Чуть-чуть?
– Да, самую чу́хотку!
– Хорошо, больше не буду! Так почему ты не можешь слезть с бонбы, дедунь?
– Бонба не отпускает – боится замерзнуть! Пригрелась, понимаешь! Прилипла, понимаешь, как тс-с-с... тс-с-с... тс-с-с... с-с-староватенький вантуз к ма... ма... малолетному го... гомункулусу, и не отпускает от себя мой хариус, ёшкин кот! Однозначно!
– Вот этам дам, ёшкинам кошт!
– Хнык, хнык! Хариусматический ты ма... ма... малолетный гомункулус! С-с-ст... с-с-ст... с-с-ст... с-с-ст... с-с-староватенький вантузизаст лежания на бонбе! Дедуган, прикажи, понимаешь, сей юной бонбочке отпустить твой хариус подобру-поздорову!
– Не могу, деточка! Хнык, хнык!
– Но почему?
– Она ведь, понимаешь, на меня обидится! Она ведь, понимаешь, взорвется от возмущения! Однозначно ведь, понимаешь!
– Шо же делать, дедушка? Кого бы послать по вышеупомянутому адресу ишшо?
– Шо, шо! Катю послать по адресу ишшо – вот ведь было б хорошо!
– Катя не захочет!
– Ты думаешь, ёшкин кот?
– Я уверен, ёшкина кошка!
– Фи! Фи! Фиг-то там, ёшкинам кошт!
– Катя, а Катя!
– Шо, диду?
– Сгоняй, понимаешь, в Гороховище – доставь газеты цезарю Гороху и его болярам!
– Ха! Фиг-то там!
– Вот именно: ха! Фиг-то там! Фи, не хочу!
– Вот видишь, деда!
– Катя, а Катя!
– Шо-о-о?
– А ты царя видала?
– Не-е-е!
– А в царском дворце бывала?
– Не-е-е!
– А хочешь?
– Да-а-а!
– Отлично! Заодно и газетки царю передай! И окружающим его болярам!
– Хорошо-о-о!
– Нет, половинишку газет передай, а половинищу здесь оставь!
– Где – здесь?
– Где стоишь – у двери!
– А зачем?
– Печку топить буду! Надо ж нам с Ивашкой греться во время твоего отсутствия!
– Вот тебе, дедочка, твоя пола́* пачки! – положила на пол часть газет Екатерина, а свою поло́ву* опустила в декольте.
– Мерси! Да смотри, оставшиеся газеты назад принеси!
– Зачем?
– Потом гостям раздавать буду! Пусть прочитают известие про то, что повышен налог на царские хоромы на тринадесять процентов! Ха-ха-ха-ха-ха!
– Хи-хи-хи-хи-хи! Хорошо, дедушка, обязательно принесу! Хи-хи-хи-хи-хи! Ты думаешь, у меня останутся лишние газеты после раздачи?
– Ха-ха-ха-ха-ха! А ты раздавай из расчета одна газета на десять боляр!
– Хи-хи-хи-хи-хи! Чем обоснован такой расчет?
– Ха-ха-ха-ха-ха! Ну, из десяти-то боляр авось найдется один грамотный, способный прочесть остальным девятерым газету вслух!
– Ха! Фиг-то там, ёшкинам кошт!
– Хи-хи-хи-хи-хи! Совершенно верно, дедушка! – горячо захлопала в ладошки Екатерина. – Полностью с тобою согласна: авось найдется!
– Ха-ха-ха-ха-ха! Хи-хи-хи-хи-хи, ёшкинам кошт! Фиг-то там!
– Фи! – скептически прошептал Ивану его Внутренний Голос. – Дедушка, оказывается, с Катей – ах какие простофили: понимаешь, надеются на русский авось! Хе-хе-хе-хе-хе!
