-45-

предавалась разврату , грабежам и другим злодеяниям. Однако учителя не боялись и делали свое дело. И их мудрые слова остались в веках.

Известия о перемирии пришли неожиданно , хоть и ждали этого момента почти три бесконечных года и никто этому не верил , пока кто-то из лесников не принес газету . Тогда Иосиф по слогам прочитал всем в бараке заголовки о демобилизации австрияков и всех участников войны. Он все равно не верил своим глазам , но конюх из помещичьей усадьбы еще раз подтвердил , что к управляющему имением приезжал посыльный из городской жандармерии с бумагами и они обсуждали освобождение русских пленных от сельскохозяйственных работ . Его товарищи встретили это сообщение оглушительными возгласами и объятиями не смущаясь слез радости и поспешили отметить событие немедленными возлияниями давно припрятанным шнапсом. Все произошло удивительно быстро, как будто от них хотели поскорее избавиться . Управляющий появился на следующий день в бричке и без хлыста как бывало всегда , а с конюхом . Он передал через Иосифа ,что работы отменяются . Он раздал всем пленным под расписку , как водится у немчуры именные справки об освобождении и даже какие-то отъездние пфенинги . На утро их всех. покормили последний раз той самой похлебкой и отвезли на телегах на станцию. Они провели на вокзале почти сутки, самые

-46-

длинные в их жизни , ожидая поезда до польской границы .

Иосиф возвращался домой в родную Кодыму. Товарняк, набитый демобилизованными солдатами, соломой и вшами, медленно полз по степи мимо покинутых деревень, местечек и городов, больше стоял, чем шел и пересекал всевозможные владения и границы , проигравшей войну разоренной страны. На некоторых станциях несли охрану польские солдаты в фуражках- конфедератках ,похожих на аменташи которые выпекают на пурим.. В других местах еще стояли на шлагбаумах демобилизованные австрияки в обмотках. Кое-где всем заправляли вооруженные украинские хлопцы в полушубках и хвостатых шапках. На западной украинской границе , возле Лемберга или Львова по новому их встречали какие-то активисты которые агитировали демобилизованных солдат из поезда вступать в их ряды немедленно, чтобы прогнать красных кацапов, врагов униатской церкви, которые хотят отобрать украинский хлеб и веру. На некоторых станциях путями владели солдаты с красными ленточками на груди и звездами на каракулевых папахах. Они отнимали оружие и очищали у приезжих карманы тоже. Другие парни и девушки в кожаных куртках, явно городские с наганами , заткнутыми за пояс, держали пламенные речи перед прибывавшими демобилизованными солдатами, говоря о войне дворцам и мире хатам. Иосиф . как и все его товарищи заворачивая махорку в обрывки прокламаций, которые им вручали , не верили ни одному слову.

-47-

Никто из этих кричащих агитаторов не нюхал газовых атак в фронтовых окопах и не был битым шомполами в австрийском плену. Вовлекаться в вопросы о будущем этой страны не входило в его интересы и тем более в споры , которые очень часто заканчивались расстрелом у ближайшей стенки. Это совсем не входило в его планы. Испытания , выпавшие на его долю , заставили поверить , что этот реальный мир ему дан очень временно , на короткое время , что совсем не противоречило святой книге, которой его учили в Хедере и Иешиве.

Остальные солдаты в большинстве своем после выдачи дармового самогона клялись отомстить всем : неверным женам, помещикам, офицерам, но больше всех - жидам , его народу, который, как они говорили, был виноват во всех несчастьях . У него не было ничего общего ни с вонючим поездом, ни с его пассажирами, ни с их революцией , проклятиями и песнями, ни с митингами и перепалками. На долгом пути через Галицию и Малороссию он видел десятки, может и сотни разоренных еврейских штэйтл с сожжеными хасидскими домишками с грудами обугленных , обезглавленных тел в окровавленных талесах или раздетых со следами надругательств . Навидавшиись на фронтах войны и жертв ковровых артобстрелов и боевых пехотных атак , Иосиф не мог смотреть на свалки тел своих соплеменников и не представлял себе

-48-

масштабы нечеловеческой жестокости . Иногда в разных городках , на разных опустошенных кровавым смерчем улицах , бывших ярмарочных базарах ,он встречал как будто одного и того же оборванного , поседевшего до голубой белизны с всклоченными обрывками бороды с потухшим , немигающим взглядом старика . Старик , который впрочем оказывался вовсе и не стариком, с полным безразличием , даже не удивившись ,услышав от Иосифа - рослого, светловолосого солдата тихий , ясный идиш , рассказывал ему повторяющуюся историю , как евреи со всего его местечка во главе с , ищущие убежища в главной синагоге , одетые в молитвенные облачения , со свитками Торы , торжественно припадая к земле и воздымая руки , обливаясь слезами просили пощады у мучителей - гайдамаков , казаков белой добровольческой или у банды атамана Петлюры . Просили самого доброго самого справедливого своего бога спасти их невинных детей. Это должно было быть жуткое средневековое зрелище одинаковое во всех местечках , думал Иосиф. Но не было ни пощады, ни спасения. Иосиф каждый раз слушал малопонятный беспорядочный трагический рассказ и уходил. Он боялся отходить далеко от поезда или подобравшей его подводы на остановках и возвращался назад с слезами на глазах , с опущенной головой , стараясь не

-49-

выдавать себя , в своей затертой фронтовой грязью, короткой ему солдатской шинели , давно небритого и немытого как все остальные попутчики. Спрятавшись на соломенной подстилке , он тоже просил своего еврейского бога спасти его родных , любимых и тех кого он знал или забыл в своем местечке Кодыма. Размышляя о своем беспросветном , повидимому, будущем в этой стране , Иосиф пришел к заключению что , запомнившееся ему , как ругательное со слов его отца Мотла Шпиталь имя безбожника Теодора Герцля , боровшегося за создание независимого еврейского государства на территории Палестины теперь обретает ореол таинственного провидца. И он Иосиф Шпиталь не видел ничего лучшего для себя в ближайшем будущем как , возвратившись наконец домой искать пути немедленного переезда в эту самую Палестину , чтобы участвовать в создании своей еврейской страны на святой земле , где еврейский народ с оружием в руках не должен будет просить ни пощады у своих врагов , ни спасения у своего бога. Первая часть этого пути уже созрела в его голове - оказаться поскорее в Одессе . где из порта уходят пароходы во все концы земли и непременно в Палестину. Вот только нужно будет подготовить как-то маму и еще Рахильку Шафран тоже. Он уже не мог дождаться , как вернется домой,

-50-

порадуется встрече с родными и обнимет своих дорогих Фроимку , Рахильку и Соню. Тем не менее он решил , что лучше всего и безопасней остаток пути проехать на подводах . Обозы идут все на юг , а там до Кодымы недалеко. Хоть и дольше , но спокойней. Еще несколько дней телега шла по прорезанным колесами колеям , по узким сельским дорогам, размытыми дождями и засыпанным степными песками . Наконец , не так много времени и прошло , как в в коротком, маловатом ему мундире , в облезлой папахе на серой копне волос со следами ранней седины , оборванный, усталый, широкоплечий, сильный, возмужавший и огрубевший за четыре года войны , в один прекрасный день Иосиф толкнул калитку своего старого дома в Кодыме с криком -Мама , я вернулся !

Иосиф немедленно утонул в доброте , которая сразу же обступила его дома после четырех лет нужды и ненависти, в том тепле , которое кутало его и ласкало, словно домашняя перина . С той самой минуты, как он пришел домой пешком со станции и мать обхватила его голову и прижала к своей большой, мягкой груди, он почувствовал это тепло и связь, которую так просто не оборвешь. От матери пахло, кисло-сладким хлебом с тмином, пахло свежим постельным бельем. Она ни за что не хотела отпустить грязную солдатскую голову от себя, хотя