Холод или жар, а скорее неожиданный удар молота сразу по всем частям тела ощутил Алексей, и какая-то забытая дрожь прошла сверху вниз, овладевая всем телом помимо его воли, и стала пульсировать с каждым биением сердца всё сильнее и отчётливее, превращаясь в твёрдеющий сгусток энергии.

- Пойдём, я покажу, где твоя одежда. - Соскользнув со стула, Лиля плавно проплыла мимо онемевшего Алексея, оставляя лёгкий шлейф восточных ароматов, и прошла к кровати, возле которой высился выдвижной гардероб.

Лёшка, как загипнотизированный кролик, поплёлся за ней, придвинулся близко и, пока она выбирала нужную вешалку, обнял за плечи.

- Мне кажется..., я... люблю тебя, Лиля! - он не узнал своего голоса.

- Ты хотел сказать: хочу? - она резко повернулась к нему лицом и вызывающе подняла голову.

- И люблю, и хочу! - Кто из них кого завалил на кровать и кто был сверху, а кто снизу, и что там вообще произошло дальше, молодой человек уже не мог сообразить или вспомнить.

Никогда.

- Лё-ёш-ка-а-а! - услышал он совсем скоро, откуда-то из далека, будто с другой планеты, и вспомнил, что когда-то давно уже слышал этот зов...

Год 2038-ой.

Человек свято верит в то, что с ним не случится ничего ужасного. Это других грабят или убивают. Это других сажают за решётку или насилуют. Это другие болеют СПИДом и превращаются в труху от наркотиков и алкоголя, - другие. Но только не я, - думает человек. Надо мной безоблачное небо, я здоров, умён, молод и со мной будет происходить всё только хорошее! Даже старость и смерть пройдут мимо, к другим, но только не ко мне. Ведь было бы не справедливо, если бы что-нибудь плохое произошло именно со мной. Я же - хороший! Я - особенный! И меня обойдут стороной все житейские трудности и проблемы! Я здесь только лишь для того, чтобы наблюдать за всеми, давать советы, делать замечания. Я рождён исключительно для созерцания! Хотя могу устроиться на работу, завести семью, пожить обычной жизнью, познать все радости и удовольствия. Получить любой жизненный опыт. Но только - не горе и страдания! Со мной ничего не может случиться плохого, потому что...

А почему, собственно?

В просторном, дорого обставленном кабинете главного врача находились, кроме него, ещё двое мужчин почтенного возраста. В руках одного из них была тетрадь с историей болезни Силенко Алексея Васильевича, семидесяти шести лет отроду, и мужчина нервно теребил, перелиствал страницы этой пухлой тетрадки.

- Дмитрий Сергеевич, уважаемый, неужели не проще держать всё на электронных носителях? - спросил мужчина с характерным восточным разрезом глаз.

- Тут вы не правы, батенька. Здесь оригиналы всех назначений и анализов. И это есть только у меня! А там, - доктор показал пальцем в монитор компьютера, - уши и глаза всех заинтересованных! Они должны видеть только то, что я хочу им показать! Вот, нашёл, взгляните-ка повнимательней!

Две головы, одна почти лысая, с островками седины по бокам, другая смолянистая, склонились над каракулями выписок и заключений специалистов.

- Так что, за сердце юноши можете не переживать, - подытожил Дмитрий Сергеевич.

- Юноше всё-таки - семьдесят шесть, коллега, - высказал сомнение лысоватый.

- "Майбах", который простоял тридцать лет в гараже, всегда будет иметь лучший мотор, чем тот, который намотал тысяч триста. Согласитесь, батенька! К тому же, его печень не подвергалась атакам всей этой химической заразы и алкоголя, она ещё помнит вкус настоящих помидоров.

- Ну, убедили, убедили. Когда же мы можем, так сказать, получить донорские органы?

- Мариванна! - доктор нажал кнопку на пульте. - Зайдите ко мне!

В кабинет вошла невысокая женщина в лёгком зелёном комбинезоне и берете.

- Когда у нас завершается полный цикл перехода на обычный режим больного Силенко?

- Через три дня, - ответила женщина.

- Спасибо, можете идти, - кивнул доктор и, уже обращаясь к коллегам, добавил, - через четыре дня, в пятницу, жду вас у себя для синхронизации всей операции. Каждая секунда, как вы понимаете, должна быть чётко расписана.

- Вот ваш сок, - сказала сестра в смешном зелёном берете и подошла к окну, возле которого сидел Алексей. Обычно она ставила сок на столик и уходила.

- Спасибо, - угрюмо произнёс больной и взял пластиковый стакан из рук медсестры.

- Тебе бежать надо, парень! Они тебя порежут на куски и продадут! Жалко мне тебя! Ты мне сына покойного Кольку напоминаешь! Загубили его китаёзы проклятые!

- Что?! О чём это вы? - встрепенулся Алексей.

- Не кричи и повернись к окну, а лучше - пей сок маленькими глотками и слушай! - перешла на шёпот сестра. - В десять вечера обнуление и перезагрузка системы слежения и контроля, и переход на ночной режим. У тебя будет ровно одна минута, чтобы выскочить из здания и, через приёмный покой, - во двор. Одежду я положу тебе в постель, когда менять буду. Дверь оставлю незапертой. Понял? Думай, парень! Иначе загубят и тебя, как моего Коленьку. Другого шанса не будет!

- А как же вы?

- Мне белый свет уж давно не мил. А тебя жалко...

Людей на улицах почти не было, машин - тоже. Это показалось странным Алексею. Киев казался вымершим и мрачным. Беглец удивлялся тому, как легко сработал нехитрый план медсестры, никто не чинил ему препятствий на проходной клиники, хотя люди там были, и не могли его не заметить. Неожиданно откуда-то сверху со стороны проспекта показалась светящаяся точка, быстро и бесшумно приблизилась, превратившись в маленький летательный аппарат, но только без крыльев и пропеллеров. Из него торопливо вышел маленький человек в бежевом комбинезоне и, обращаясь к Алексею, резко вытянул вперёд руку с каким-то устройством, вроде пульта от телевизора, и приказал:

- Стой на месте!

Алексей удивился, как человек хорошо и без акцента говорит по-русски, хотя на лицо - азиат.

- Почему не читается твой микрочип? Ты его снял? - человек в комбинезоне свободной рукой взял остолбеневшего Лёшку за шею и провёл по ней пальцами в направлении затылка.

- Где твой персональный чип? Как ты его снял?

- Какой чип?

Человек в униформе подозрительно посмотрел на Алексея, а затем нажал кнопку на пульте и стал что-то быстро говорить в выдвинувшийся экран на незнакомом языке. В висках у Алексея застучало, он лихорадочно соображал, что делать. Вспомнился простой спортивный приём из тенниса: когда у соперника идёт игра и он уверенно побеждает, нужно сбить темп, как угодно: вытереться полотенцем, перешнуровать кроссовки. Алексей присел на корточки и сделал вид, что поправляет липучки на обуви. А затем, как пантера, рванул в сторону бульвара, перескочил через ограду и побежал во весь дух по аллее. Оглянувшись и увидев, как азиат кинулся к своему летательному аппарату, Лёшка бросился в кусты и протиснулся под скамейку. Он видел, как кружил в воздухе, легко смещаясь в разные стороны, словно муха, этот удивительный, серебристый аппарат в поисках беглеца, выхватывая мощным лучом разные объекты по сторонам. Затаив дыхание, Лёшка не двигался. Судорога острой болью сковала ослабленную мышцу на ноге и Лёшка попытался разгибать пальцы, стараясь погасить реакцию организма на резкую физическую нагрузку.

Вдруг послышалось какое-то странное жужжанье, которое, то нарастало, то удалялось, но, несомненно, было где-то рядом. Что-то коснулось его ботинка, зафыркало и стало втягивать воздух, словно обнюхивая. Лёшка весь напрягся, - может ёжик? Летательный аппарат скрылся из виду и беглец попытался высунуться из укрытия. Под скамейкой, рядом с тем местом, где он лежал, настойчиво крутился и двигался небольшой пластиковый диск, похожий на коробку от старых кинолент. По бокам его то и дело высовывались гибкие трубки и присоски, а диск этот по-хозяйски собирал весь мусор и пыль вокруг себя. Робот-пылесос? Забавно. Вот, оказывается, почему улицы выглядели иначе, чем в прошлые годы, - они были стерильно чисты, словно вылизаны. Стал накрапывать дождь и Лёшка решил покинуть бульвар, затеряться где-то во дворах; центральная часть города была ему хорошо знакома и почти не изменилась.