Год 1984-ый.

Над пустынным белым склоном плавно и величественно кружила в потоках морозного воздуха чёрная птица с широким размахом крыльев. Внизу, почти у самых сосен, собиравшихся ниже в густой, высокий лес, неподвижно лежал в снегу лыжник. Одна его лыжа упиралась в сугроб, другой не было рядом. Траектория кругов парящей в небе птицы постепенно превращалась в замкнутую спираль, спускавшуюся всё ниже и ниже.

"Почему же я такой неудачник? Почему не такой проворный и умелый, как все остальные? Не умею выгодно договариваться, не умею приспосабливаться... Люблю сочинять музыку, но напрочь лишён слуха. Как такое может быть? Даже сейчас в голове вертится мотивчик с переливающимися гитарными рифами, с утра не отпускает и, если бы я знал ноты, сумел бы записать музыку на бумаге. Но Мишка сказал, что не разобрал мелодии в моём мычании..."

Лёшка, щурясь, смотрел сквозь налепившиеся на ресницах снежинки на величественные вершины гор. Очерченные глубоким синим небом, они казались совсем рядом, будто можно было перепрыгнуть через ущелье и коснуться острых вершин вытянутой рукой.

Любоваться пейзажем мешала нарастающая боль в ноге, подвёрнутой при падении.

"Даже здесь, на Домбае, все умники успели выхватить короткие лыжи, а мне досталась самая длинная пара, - терзал себя Лёшка грустными мыслями. - Длинные лыжи так и норовят наступить одна на другую, всё время пляшут под ногами, совсем не слушаются. А во время поворотов кажутся ещё длинней и неуправляемей..."

- Лёха! Живой?! - раздался совсем рядом Мишкин окрик и белый сноп снега накрыл лежавшего на склоне лыжника.

- Ты чуть в меня не въехал, - Лёшка повернул голову и смахнул снег с лица.

- Значит жи-во-ой! - обрадовался Мишка и покатился вниз по склону за отстегнувшейся лыжей товарища, а кружившая совсем рядом большая чёрная птица недовольно взмахнула крыльями, издала противный звук и полетела ввысь...

Вечером в холле отеля "Горные вершины" было не протолкнуться. Народ подтянулся с гостиницы "Крокус", и даже с тебердинских кемпингов. Шутка ли, будут выступать опальные музыканты Саша Кутиков и Андрей Макаревич! Лёшка вспомнил, как сегодня на узкой заснеженной колее одного из склонов Муссы услышал за спиной голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. "Лыжню!" - громко кричал позади Макаревич. Лёшка едва успел переступить лыжами на целину, как рядом вихрем промчался курчавый певец.

"Лица стёрты, краски тусклы. То ли люди, то ли куклы..." - послышалось сверху из холла.

- Началось! - крикнул Мишка. - Бросай, Лёха, потом доиграете!

- Патом нэт! - отрезал с кавказским акцентом Лёшкин соперник и сжал в руке целлулоидный шарик. - Нычыя!

Играли на коньяк. Первую партию Лёшка выиграл и сейчас, при счёте пятнадцать-девять, оставалось лишь чуть дожать азартного любителя пинг-понга и бутылка дорогого коньяка, поставленная на кон, считай - в кармане.

- Доиграем! - махнул ракеткой Лёшка.

- Да ну тебя! - обиделся Мишка и кинулся к ступенькам из полуподвального помещения лыжехранилища.

Теннисный мячик снова звонко запрыгал по столу. Лёшка решил больше не баловаться и применить все лучшие навыки и приёмы, приобретённые за годы тренировок в Школе Высшего Спортивного Мастерства и выступлений за юношескую сборную Украины. При подаче он подкидывал мячик под самый потолок и, пока соперник следил за высоким полётом, широко отводил в сторону руку с ракеткой, а затем наносил резкий боковой удар по падающему мячу вывернутой кистью. Соперник либо вообще не попадал по быстрой белой молнии, стремительно пролетавшей над сеткой по какой-то загадочной ломаной траектории, либо отбивал мяч куда-то в сторону зрителей.

Зрителями были друзья кавказца и после Мишкиного ухода они, незаметно для Лёшки, передвинулись по скамье поближе к его пуховику. Лёшка, увлечённый игрой, не придал тогда этому значения, спешил закончить партию. На подачах соперника он отошёл от стола и глубоко наклонился, согнув колени, словно пума, готовая к броску. И, когда мячик уже опускался к полу, мастер спорта СССР разогнулся, как сжатая пружина, превозмогая острую боль в ноге, и, зацепив белую поверхность самым краем резиновой накладки, резко дёрнул руку вверх и вперёд. Такой приём называется топ-спин. У сына гор округлились глаза, когда мяч, перелетев через сетку и коснувшись стола, неожиданно, с удвоенным ускорением, сорвался куда-то вбок, а потом ещё долго и бешено вертелся, как заведённая юла, на полу возле плинтуса.

- Это нэчэсно! - Кавказец злобно бросил ракетку на стол. - Ты профснал, а с любытэль на коньяк играешь!

- Почему "нэ чэстно"? - спросил на всякий случай Лёшка, хотя понял по выражению лица соперника, что приза не будет, поспешил взять яркий пуховик и, уже убегая на концерт, бросил: - С тебя коньяк, брателла!

Утром, собираясь на склон, Лёшка привычным движением полез в боковой карман пуховика. Деньги и документы ребята боялись оставлять в номере и каждый раз брали с собой. Ни бумажника, ни паспорта в кармане не оказалось. Парень побледнел и опустился на край кровати.

- Я, кажется, деньги и паспорт на склоне потерял... И билет на самолёт был в портмоне...

- Да ты что? Это, когда упал?

- Наверное...

- Поехали, разыщем то место и пошарим в снегу, - предложил Мишка. - Найдём! Если никто не подобрал.

Уже разрыхляя комья подмёрзшего за ночь снега, Лёшка вдруг опёрся на палки и безучастно склонил голову.

- Что с тобой? - спросил Мишка с тревогой в голосе.

- Это чечены стырили. Там, в подвале, когда в теннис играли, перед концертом. Ты ушёл, а они к куртке подсели...

- Если ты уверен, идём их искать, они каждый вечер в холле тусуются.

- Эти не отдадут. Да и как мы докажем?

- Вот, блин, уроды!

Настроение было бесповоротно испорчено. Вечером горе-лыжники никуда не выходили из номера, считали Мишкины деньги и прикидывали, хватит ли им двоим на подъёмники, пропитание и новый авиабилет для Лёшки.

- Про бухло я уже не говорю, - грустно вздохнул Мишка, когда в дверь вдруг постучали.

- Ребят, - просунул голову в дверной проём сосед-москвич. - Вам местные бутылку коньяка передали.

Лёшка подошёл и взял презент.

- Теперь я уверен, - это они!

Никогда точно не знаешь, как закончится вечер после начатой в гостиничном номере бутылки коньяка.

- Почему ты их чеченами называешь. А вдруг это ингуши? - спрашивал Мишка, затягиваясь сигаретой "ВТ".

- А хер их разберёт! Помнишь, в прошлом году на Чегете катались?

- Помню, конечно. Ты там ещё...

- Это Кабардино-Балкария, - перебил Лёшка. - Но я не различал, кто из них кабардинцы, а кто... Они мне все на одно лицо. Что там, что здесь.

- Может, мы им тоже все на одно лицо? И они нас путают с белорусами или молдаванами. - Мишка расхохотался, и его истерика передалась Лёшке. Это был нервный смех после неприятных переживаний и выпитого коньяка.

- Хочется общения, - сказал Мишка, вытирая слёзы, выступившие от глупого хохота.

- Идём, - ответил, вставая, Лёшка, качнулся к стене и ещё раз нервно прыснул.

В конце коридора, возле лестницы, курили две девушки в спортивных костюмах, томно выпуская дым в приоткрытое окно.

- А чего так по-сиротски, на ступеньках? - повесил Лёшка вместо приветствия вопрос в дымном воздухе.