Вслушиваясь в гармоничную буффонаду птичьего пения, Иван вдруг осознал, что ему не стать счастливым оставаясь человеком, так как человек никогда не будет свободным, потому что не имеет ни малейшего представления об этом понятии, а только порождает бессвязные и лишенные всяческих подтверждений споры по этому поводу.

Осознание личной безысходности вдруг поселило в душе Ивана ненависть к жизни. "Если нет на свете справедливости, если все вокруг только и жаждут, чтоб получить от тебя какую-нибудь выгоду, а потом с чистой душой переступить через твою могилу, то и жить мне незачем. Я не позволю заковать себя в кандалы так называемых социальных обязанностей, и надеть пожизненный ошейник так называемого честного труда (рамки честности которого вправе определять кто угодно, но только не я сам). Была не была! Вырвусь из этой западни - так и быть, буду искать счастья в жизни, а если нет... В тюрьму я точно не вернусь, лучше уж погибнуть молодым и никому ничем не обязанным", - промелькнули в голове Ивана мысли, которые буквально высыпались в его сознание из глубины израненной души.

Иван резко встал и, охмеленный глобальным душевным протестом, направленном против бессмысленности существования, отправился навстречу опасности. Он отлично знал, что в первых попавшихся на пути людях, он встретит врагов: будь-то патрульные или начитавшиеся "назаборных" и "настолбных" объявлений сознательные граждане, сознательность которых обусловлена ничем иным, как собственной несостоятельностью. Но Ивану только того и было нужно. Он окончательно решил расставить все точки над "╕",не опасаясь за возможные последствия.

Он брел по обнаружившейся недалеко от хижины тропинке в случайно выбранном направлении. Солнце уже успело достаточно подняться и прогреть воздух, поэтому брести по ровной дороге, среди высоких кедров, вслушиваясь в щекочущие уши звуки природы, было само удовольствие. От этого у Ивана до слез ныла душа. Он никак не мог понять, почему человеку просто так нельзя наслаждаться рассветами и закатами, свежим воздухом, и просто быть счастливым без постоянной обязанности горбатиться и ежегодно стареть, так и не ощутив за всю жизнь настоящего, искреннего счастья.

На удивление Ивана ближайшее поселение показалось уже через несколько часов ходьбы. Это было настоящей удачей, так как в тайге иногда приходится путешествовать по целым суткам, чтоб наткнуться хоть на какую-нибудь деревеньку. По виду это был крохотный, запущенный городишко, с населением,безостановочно деградирующим от паленого этила и полного отсутствия рабочих мест, как это традиционно принято в большинстве городков глубоких провинциальных регионов.

По дороге встречалось довольно много людей, но практически никто не обращал внимания на парня. Единственной, кто остановил на нем взгляд, была кокетливо улыбающаяся, плохо одетая, но миловидная девушка. Иван догадался, что она смотрит на него не из подозрения, а от обыкновенной скуки, много лет царящей в этих местах.

Ивана удивило, что не на одном столбе, заборе или доске объявлений, не было хоть какого-нибудь крохотного фоторобота его внешности под заголовком "Розыск". Видимо, он наивно ошибался в оперативности работы местных властей и уж тем более заблуждался, когда полагал, что к его скромной персоне будет уделено много внимания.

Иван обходил почерневших от пьянства мужиков, блуждающих по улицам словно зомби, и не обращающих на него внимания. Парень, было, несколько раз намеревался обратиться к кому-нибудь из них для уточнения кое-какой информации, но брезгливость никак не позволяла ему этого сделать.

У одного из подъездов длинного двухэтажного дома, он увидел женщину, к которой и решился обратиться. Это была худая баба лет сорока с лишним, одетая в старый выцветший халат. Ивана до боли поразило её лицо - густо обсыпанное морщинами от постоянного недовольства и истерических припадков, оно выражало чувство безграничной ненависти ко всему окружающему, но одновременно с этим, кричало о такой степени самодовольства и гордыни, что было непонятно, как она с такой внутренней силой может тратить свои годы жизни в богом забытойдыре, не предпринимая никаких попыток выбраться из этого болота. А то, что подобных попыток не было, Иван не сомневался. Об этом свидетельствовала окружающая её обстановка. Женщина стирала в тазике бельё и развешивала его на веревки прямо здесь у подъезда, не задумываясь, что может принести неудобства другим жильцам, что демонстрировало её полную освоенность и укорененность на этом месте.

- Простите, вы не могли бы мне помочь? Дело в том... - но не успел Иван договорить, как эта "дама" его перебила даже не подумав дослушать. Её лицо напряглось, от чего морщин на нем стало еще больше и сквозь густонапомаженные, малоподвижные губы вырвались слова:

- Ты что, козел, не видишь, что я занята? Вали отсюда, а то сейчас сына позову, быстро тебя отмудохает!

Такая реакция ошарашила Ивана. Он понял, что женщина эта исполнена ненависти к людям из-за того, что много лет видела вокруг себя не самых лучших представителей рода человеческого, и это могло вызвать даже сожаление к ней, но у Ивана в душе забурлила непередаваемая ненависть к этой "госпоже". К её пискляво-охрипшему голосу, сморщенному лицу, усеянной бигудями голове, накрашенным с преувеличенной вульгарностью губам и ресницам, над которыми, непропорционально высоко, располагались тонкие нарисованные брови (видимо, она наивно пыталась вернуть или скорее, приобрести хоть какой-нибудь оттенок напрочь отсутствовавшей красоты, или, на худой конец, выглядеть не так отвратительно, но все её попытки оказывались заведомо безуспешными).

Иван захотелось схватить её за остатки волос и утопить прямо в тазике с бельем, но пересилив себя, он, надменно улыбнувшись, гордо развернулся и,не оборачиваясь, ушел. Все надежды встретить в этой глуши хоть одного адекватного человека обратились прахом. На секунду Иваном овладела досада и знакомое чувство безысходности, но он очень быстро справился с этим наплывом мучительных чувств, убедив себя, что выход обязательно найдется.

Пройдя еще несколько сот метров по измызганной, вьющейся улице Иван увидел серое, ободранное здание, которое отличалось от других большой деревянной вывеской над дверью, на которой были криво начертаны буквы составляющие слово "Ресторан". Иван ухмыльнулся глядя на эту надпись. В ней было что-то провинциально-наивное, граничащее с упрекающе-сатирическим. Судя по незамысловатому названию заведения, хозяин был или законченным местным простаком, что-то слышавшим о приличных заведениях и представляющий их именно такими, или же заезжим горе-предпринимателем, разорившимся на большой земле и решившим сбежать от старой жизни и обустроить новую, хоть и скромную, но спокойную.

Войдя внутрь "Ресторана" Иван обнаружил весьма предсказуемую картину. По периметру небольшого зала было поставлено несколько деревянных столов с лавками. Вокруг невыносимо воняло перегаром и мочой, а воздух был настолько густым и спертым от сигаретного дыма, что его можно было потрогать. Почти за каждым столов сидели мертвецки пьяные люди, попадались даже подростки. Слева от двери Иван случайно заметил спящую бабенку, с чертами лица очень схожими с обликом его недавней знакомой, их отличала только одежда (эта была одета в брюки черного вельвета и обветшалую толстовку), а на голове её не было тех противных бигудей.