- Вот видишь, Иван, ты сыграл решающую роль в судьбах многих людей. И повлиять на ход их жизни, было суждено именно тебе, а ни кому-нибудь другому. Все люди сплетены между собой паутиной судьбы, взаимно влияя на ход существования ближнего своего. Ты не был исключением, а ведь ложно полагал, что жизнь твоя пуста и ничтожна. Вся ошибка в том, что ты не смог найти себя, прислушаться к своему сердцу и выбрать верный путь.

- Я пытался, но оно молчало.

- Нет, Иван. На самом деле это ты был глух. Гордыня тебя поработила, и ты боялся переступить её, уйти от предубеждений и заняться милым сердцу делом.

- Но у меня и увлечений-то особых никогда не было.

- Не правда... Помнишь, как ты со своими присными обманывалломбардных работников. Вспомни, с каким энтузиазмом ты готовился к этому делу. Как ты оттачивал свой образ, продумывал стратегию игры. Ведь это высокое артистическое искусство. Вспомни, как у тебя замирало сердце, когда ты видел успех сыгранных ролей. Не артист ли ты по призванию, Иван? Вот на что тебе нужно было обратить внимание: на предрасположенность, а не на поиск путей наживы.

Иван задумался. Он вспомнил, как с увлечением проводил часы репетиций перед зеркалом, оттачивая манеру, продумывая дежурные реплики. А каков сценарий, придуманный Иваном; да ведь он не только артист, он прирожденный режиссер.

Анек был прав, и Ивана обуяла досада, он осознал свои заблуждения, но прошлого было не вернуть...

.......................

- Хочу показать тебе еще кое-кого.

Иван поднял измученный взгляд на Анека.

- Не переживай, - сказал тот, угадав Ивановы мысли. - Страданий более не будет. Ты даже обрадуешься этой встрече. Пойдем.

Они поднимались по склону, за который садилось оранжевое солнце. Погода была не жаркой и не холодной, а как раз такой, при которой человек чувствует себя предельно комфортно. Был пряный августовский вечер.

Когда путники поднялись на вершину, их взору открылся прекрасный пейзаж. До самого горизонта тянулось поле, обросшее ровными прогонами виноградников. У самого подножия холма стояла большая хижина, а около нее был разбит целый хозяйственный двор.

- Давай подойдем поближе, - предложил Анек. - Дома его нет, - молвил он, спустившись, - наверное, еще не вернулся с поля. Пойдем, поищем его.

Загадочное поведение Анека удивляло Ивана. Ни к кому они пришли, ни зачем Иван даже не догадывался. И потом, почему Анек решил, что дома никого нет, дверь в хижину была не только не заперта, а еще слегка и приоткрыта.

- Пойдем, - сказал Анек и кивнул в сторону виноградников.

Они шли вдоль бесконечных прогонов. С длинных ухоженных веток свисали спелые гроздья винограда разнообразных сортов: темно-синие круглые, продолговатые зеленые ягоды, длинные в целый палец фиолетовые, совсем крошечные или непомерно большие, величиной с крупный абрикос; гроздья:от огромных, с лошадиную голову, до крошечных, с младенческий кулачок.

У Ивана кружилась голова от этого разнообразия, ему хотелось попробовать хоть одну ягодку, но он так и не решился попросить об этом у своего проводника.

- Мы пришли, - прошептал Анек. - Только учти, он не должен нас видеть. Я понимаю, что тебе очень хочется с ним поговорить, но такие встречи ни к чему. Поэтому, как обычно, тихо наблюдаем.

Анек отодвинул поросль, и Иван увидел на соседнем прогоне невысокого человека, стоящего спиной к нему. Иван сразу догадался, чья это может быть спина, но постарался отбросить эту догадку, как невероятную.

Человек срезал спелые гроздья и клал их в гигантскую плетеную корзину, величиной более половины его роста. Она была уже переполнена огненно-красными ягодами, и человек, видимо, решив закончить работу, повернулся к корзине, чтобы поднять её, и в этот миг Иван смог рассмотреть его лицо.

Ваня чуть не взвизгнул от удивления. Все его тело дико напряглось, а сердце бешено заколотило. Перед ним стоял его родной дядя. Его давно покойный дядя...

Немые слезы потекли по щекам Ивана. Душевная рана от утраты ничуть не зажила за это время. Ваня сильно любил и уважал этого человека. Он был братом его отца, и они были полнейшими противоположностями. Дядя был спокойным добродушным человеком. Он умел сопереживать чужим бедам и принимал все очень близко к сердцу, которое однажды не выдержало...

Сам он никогда никому не жаловался на свои проблемы, которых у него было не мало. Когда его вероломно бросила жена, он безумнострадал по этому поводу, хотя все вокруг и твердили, что это ни к чему, что он прекрасный человек и видный мужчина, найдет себе достойную, а она просто дура и нечего о ней жалеть. Но он долго не мог смириться с утратой и продолжал изнывать душой.

У него, конечно, спустя время, появилась другая. Он поуспокоился, но длительные муки не прошли бесследно для здоровья. Его сердце заметноослабло. Но он, не смотря на постоянные боли, продолжал гордо умалчивать о своем состоянии. Он терпел. Он опять мучился. Наверное, он делал это сознательно. Наверное, ему было тяжело в этом мире, и он не хотел жить. Его душа была для всех открытой, а каждый встречный норовил в нее плюнуть, вот он и не смирился.

В возрасте сорока лет его сердце не выдержало. Он умер весною. Его хоронили в теплый мартовский день, и Иван никогда не видел такой массовой процессии. Гроб несли его друзья до самого кладбища на руках. И впереди и сзади, сколько хватало взора, шли люди, а те, кто не смог вклиниться в общее шествие, стояли на обочинах по обе стороны вплоть до кладбища. Казалось, что с этим человеком пришел проститься весь мир.

Дядя отер вспотевший лоб и, взглянув на садящееся солнце, устало вздохнул. Лицо его было абсолютно безмятежным, а легкая улыбка на спокойном лице давала понять, что он счастлив. Легко погрузив исполинскую корзину на плечи, он пошел к хижине. Иван долго смотрел дяде вслед.

- Он обрел свой заслуженный покой, - сказал Анек, давая Ивану возможность не задавать очевидных вопросов. - Здесь он счастлив. Люди мучали его при жизни, теперь он один и он рад этому. Пойдем за ним.

Иван и Анек прятались в винограднике и наблюдали, как хозяйничает трудолюбивый мужчина на своем дворе. Когда путники подошли к хижине, собранный виноград уже был высыпан в большое деревянное корыто, в котором Иванов дядя мял спелые ягоды, выдавливая из них сок. Тщательно выжав виноград, он накрыл корыто крышкой и пошел в дом.

Иван прильнул к окну, ему не хотелось ни на секунду терять дядю из виду. Он хотел говорить с ним, но подчинялся запрету, боясь каким-нибудь образом навредить. Ему оставалось только наблюдать.

В доме дядя подошел к большому, во всю стену, стеллажу и взял с него один из множества кувшинов. Он сел за стол и откупорил его. В стакан полилось кроваво-красное вино. Он подержал стакан перед собою, что-то бормоча, затем выпил его залпом, не спеша, смакуя каждый глоток.

Закончив свою трапезу, он отправился в постель. Лег, не раздеваясь, лишь только сняв обувь, и тут же уснул. Спал он на спине, смирно вытянувшись. Лицо его было безмятежно, дыхание ровное.