После длительного и мучительного потока воспоминаний, отразивших все подробности прижизненных деяний, чувств и помыслов, сознание стало постепенно сплетать еле уловимые нити в полупрозрачную материю мысли. Иван, наконец, ощутил и осознал все. Ничто более не обременяло дух его, не тяготило сердце горькими эмоциями, ничего более ему было не нужно. Он достиг своего... Он достиг абсолютной свободы! Он готов пребывать здесь вовеки. Без нужды, в чем либо, без смутных чувств и тяжелых мыслей, как будто в нескончаемом сне, нежном и сладком.

Но вечность для Ивана оказалась лишь мимолетным видением, очень скоро начавшим растворяться, подобно остывающему пару или прохладному утреннему туману. К нему стали возвращаться чувства, и первым из них была необъяснимая тревога. Что-то заставляло Ивана испытывать страх.

.........................

Ноги его уперлись в некую твердь, и, вместе с тем, вернулось полное ощущение тела. Ему становилось все теплее и теплее. Темнота так же стала иссякать, его еще закрытые глаза уже уловили поток яркого света. Иван боялся открыть их, но понимая, что этого не избежать, стал медленно поднимать веки. Его взору открылся прекраснейший пейзаж. Зеленые пологие холмы, уходя в перспективу к самому горизонту, изрезали все пространство вокруг Ивана. Они были поросшими густой травой и высокими ельниками. На западе склонялось к закату красное солнце, а все небо было затянуто пушистыми облаками.

Слух Ивана уловил счастливое щебетание вечерних птиц, и ему стало легко и спокойно на душе. Ступив шаг, парень с изумлением заметил, что ноги его босы, но это оказалось не самым удивительным - тело его не покрывало абсолютно ничего, и собственная наготажутко смущала парня. Ивану было не по себе, но он решил успокоиться, присев на мягкую траву, и все тщательно обдумать, в общем, как и всегда.

Ситуация была непривычной. Он в ярких красках вспомнил все детали приключившейся с ним истории. Вспомнил, как бежал из тюрьмы, как пострелял собак, ради собственной выгоды, как пленил легкомысленных солдат и, наконец, как получил пулю в спину.

Сомнений не осталось, он попал "на тот свет", но это особо не тревожило. Это, может быть, самый лучший выход, тем более что пейзаж вокруг не предвещает ничего дурного. Это место уж точно не напоминает ад с его огненной гиеной и скрежетом зубовным, и этого уже было достаточно для успокоения.

Но что делать дальше? Иван оглянулся по сторонам. Ему показалось, что его кто-то позвал, но вокруг не было ни души. Парень, еще немного помешкав, решил отправиться куда глаза глядят, а там уж будь что будет.

Преодолев несколько холмов, Иван увидел широкую реку и тут же устремился к ней. Чистота и прозрачность воды удивили его. Дно, окаймлённое мерно покачивающейся растительностью,было четкоразличимо. Он зачерпнул ладонями воды и поднес к лицу. Она была прохладной и имела необычный, но довольно приятныйзапах.

Иван зажмурился и омыл лицо,но вода обожгла его, как кислота, и он завопил от боли. На некоторое время он лишился зрения. Протирая пальцами глаза, Иван попятился и через несколько шагов с диким воплем провалился в некую внезапно образовавшуюся темную пропасть. Больно шлепнувшись спиной, он окунулся в воду. Было глубоко. Иван в панике стал выплывать на поверхность, но это никак не удавалось. Он выплывал намного дольше, чем погружался.

Наконец выбравшись, безумно напуганный Иван обнаружил, что находится в замкнутом пространстве. От воды до потолка было не более полуметра. Беспомощно барахтаясь, он стал судорожно вспоминать всяческие молитвы, надеясь, что это каким-нибудь образом спасет его, но в голову ничего не приходило, так как при жизни он не удосужился выучить ни единого религиозного стиха. В какой-то миг Иван догадался, что бояться ему по сути нечего, так как нельзя утонуть, будучи мертвым.

Через минуту вода начала загустевать. Ивану стало казаться, что он полностью погружен в манную кашу, затем в вязкий цемент, который достаточно быстро отвердел. Парень не мог пошевелиться, а его слух не улавливал ни единого звука, казалось, что он заключен под толщей глухого бетона, откуда ему не выбраться вовек. Но вдруг он услышал отчетливый голос, звучавший у самого уха.

- Кто ты? - голос был звонче соловьиного, а тон несколько заискивающим.

- Я Иван, - ответил парень нерешительно, и тут же ощутил неимоверной силы удар, от которого заболело все тело. Казалось, что с той стороны каменного заточения стали бить множество молотов, норовящих расколоть каменную глыбу.

Ваня слышал глухой хруст, но было не понятно, что его издает. Как будто с каждым ударом одновременно ломались все его кости, снова и снова. При других обстоятельствах он умер бы еще при первом ударе, но такой милости не представлялось, а остались лишь мучения от непередаваемой боли, охватившей целиком все тело и более и более усиливающейся с каждым ударом.

Наконец, удары прекратились, и Иван ощутил освобождениеот каменных оков и упал на мягкую, почти пуховую поверхность. Вокруг было по-прежнему темно, или, может, Иван просто боялся открыть глаза. Удивительно, что, несмотря на всепоглощающий всплеск мучительной боли, Иван все же мог двигаться, и при этом, даже, успешно владеть своим искалеченным телом. Над ухом прозвучал знакомый голос, который уже без доли насмешки, а, наоборот, с оттенком требования, повторил свой вопрос:

- Кто ты?

Иван обозлился на этого неведомого придиру, который посмел так жестоко с ним обходиться.

- Я человек, мать твою! - вырвалось у Ивана, и он рывком поднялся на ноги, в готовности встретиться с неприятелем.

Вокруг стало темно, а ноги упирались в зыбкую воздушную поверхность, похожую на надувной матрац, что значительно нарушало устойчивость парня и тем самым еще более раздражалоего. Он метался в разные стороны, балансируя, переполняемый неведомой яростью. Он понимал, что его усилия не смогут принести никакого результата, и к тому же, со стороны это уж точно выглядит по-дурацки - разъяренная фигура балансирует на неустойчивой поверхности с целью вступить в схватку с кем-то, кого на самом деле может вовсе и не быть.

Тьма постепенно развеивалась, как при летнем рассвете. С усилением света гасла ярость Ивана. Было впечатление, что светает в самой душе парня. Боли уже не было, стало легко и спокойно. Свет обрисовал линию горизонта, разделившую безукоризненно чистое голубое небо и спокойное синее море.

Иван оказался на пляже, покрытом прозрачной галькой, которая, отражая лучи солнца, создавала прекрасный цветовой перелив. Над морем кричали чайки. Это зрелище растрогало Ивана. Он вспомнил, как будучи еще совсем маленьким, отправился с родителями на юг, и когда впервые увидел это чудо - бескрайний водоем, рядом с которым чувствуешь себя мелкой песчинкой, бессильной против бушующей стихии. Он вспомнил, как бегал по пляжу, ловя крабов, а родители с него смеялись, как кружилась от жары голова, и как он впервые в жизни попробовал креветки.

От воспоминаний парню сделалось грустно. Он опустил глаза, пытаясь не смотреть на волнующий душу пейзаж, и по его щеке прокатилась скупая слеза. Он вдруг понял, что жил абсолютно не так, как грезилось тогда, в глубоком детстве, что жизнь повернулась спиной к его хрустальным мечтаниям, и он по глупости последовал ложной тропинкой.