Она все шла, а ржаное поле так и не заканчивалось. Солнце уже начало припекать и Принцесса начала подумывать, чтобы остановиться и передохнуть хоть пару мгновений, но все же заставила себя двигаться дальше. Успех ее предприятия был очевиден, но потерпеть крушение в таком случае было бы намного больнее.
Ржаное море вокруг нее волновалось, сияя под лучами дневного светила. Было немножко тревожно из-за этой жаркой и однообразной картины. Принцессе вдруг вспомнились разговоры, звучавшие у Врат Явленных. Их вели пейзане, пришедших просить благословления или, наоборот, с дарами. Они то ругались, что пришли слишком поздно, то спорили, стоит им переждать полдень здесь или все же отправиться назад. Местные верили, что полдень, как и полночь является запретным временем для человеком, когда наружу выбираются злые духи да суровые божки. Послушники ничего не говорили им, а только угощали чаем со сладостями в тенистых беседках. Принцесса бывало, прибегала посидеть рядом с ним, набить рот сладостями и послушать сказки и про Короля Мышку и Ржаную Бабу с Пшеничкой и про народ рудокопов, который ворует продовольствие с поверхности. Первосвященник утверждал, что это отголоски первобытных верований, которые ныне облачились в сказки и обычаи. И даже их AedС был для поселян древним, архаичным божеством и про него в Обители говорили куда менее беспечно. У землевладельцев существовал целый культ этого существа. Верили, что он ниспослан Богом, чтобы заботиться о простых людях и о земле, особенно о плодах и злаках, что растут в полях.
Говорили, что он всегда приходит в жаркий полдень и горе тому, кто оставался на межах в это время. Сеятель или Златорукий нес на своем плече косу, а за поясом у него висел серп. И этой косой он косил заблудившихся и отдыхающих от трудов, а мог просто наслать морок или солнечный удар. Иногда его видели рабочие отдыхающие на холмах под деревьями на безопасном расстоянии. Он описывали его высокого мужчину с золотыми локонами, одиноко бродящего по полю, а те, кто умудрился убежать от него, говорили, что он молчалив. Но долго, говорят, эти люди не жили, вскорости умирали, а перед смертью видели сны, как Злаковый Король приходил к ним и просто смотрел. И так из ночи в ночь.
Принцесса с трепещущим сердцем огляделась вокруг, но фигуры мужчины с золотыми кудрями не было видно, впрочем, до полудня время оставалось. Принцессе хотелось бы верить, что в случае встречи она смогла бы с ним договориться. Может быть знакомство с Благостным - воплощением Бога пригодилось бы. А ведь и Благостный и Aedo суть одно - Бог Милосердия, как интересно выглядела бы их встреча?
Когда Принцесса оглянулась в очередной раз, то увидела, что по склонам холма спускаются два монаха и еще несколько выбираются из яблоневого круга. Сердце буквально остановилось. Девочка подпрыгнула от страха, тысяча мыслей заворошились в ее голове. Найдут! Заберут обратно! Снова наругают!
Отчаяние, поднявшееся в душе, было настолько темным и всеобъемлющим, что Принцесса едва не разревелась и не затоптала ногами. Чудовищная несправедливость! Она не хочет, но почему-то должна это делать. Сердце душила ненависть к Обители и всем кто там жил. Удивительно, насколько беспомощной она была, и это ощущение буквально сводило ее с ума, ей казалось, что она вот-вот развалится на куски. Ей хотелось, чтобы ее "нет" воспринимали серьезно, мирились с ним и принимали ее желания. Но нет! Почему-то эта кучка людей возомнила себе, что знает лучше. Почему ее желания, ее личность и ее свобода не воспринималась серьезно? Принцесса готова была броситься на них и растерзать своими руками, надеясь, что хотя бы кровь и боль приведет их в чувство.
Вместо этого Принцесса бросилась бежать. Как бы ей хотелось, чтобы рожь закрыла ее от взглядов духовенства, но смешно было на это надеяться. Линдион был плотью Первосвященника, и они с Принцессой не понимали друг друга.
Рюкзак больно хлестал по спине, но она бежала вперед, не обращая внимания на неудобство. А ведь она почти поверила в свой успех, и как цинично поступил Первосвященник! Дал ей ощущение свободы, похожее на глоток чистого воздуха и тут потянул за ошейник, который больно впился в шею, заставляя ее биться от удушья. Вот и святое создание, воплощение Бога! Теперь она понимала, почему дикари стремились повалить древние истуканы и уничтожить святые лики, слишком долгом Боги держали свои невидимые руки на шеях людей и теперь они вырвались на свободу! Принцесса с удовольствием присоединилась бы к этим кровавым пиршествам - обрубила бы все цветущие ветви, разбила окна, повалила бы священные статуи, сожгла бы рощи и закрасила бы ненавистный белый цвет. А Первосвященника, его бы она оставила напоследок. Заставила бы его смотреть на гибель Обители, а потом вырвала бы его сердце голыми руками.
И снова эти кровожадные мысли привели в ее неистовство и странное возбуждение.
Священники и монахи шли неторопливо, но земля охотно помогала им настичь беглянку. Принцесса на мгновение остановилась у первого дуба и оглядела золотистое поле. Преследователи уже пересекали поле, и если так пойдет и дальше, они, несомненно, настигнут ее. Тогда девочка нырнула в дубраву и бегом понеслась вперед, как можно дальше в сердце чащи. Там она нашла толстый огромный дуб с широкой кроной, размером с крышу приличного особняка. Недолго думая, она проворной кошкой вспрыгнула на первую ветвь и легко взбежала по стволу, почти на самый верх. Там на широкой ветви, она притаилась. Узорчатые листья и множество веток надежно укрывали ее от взглядов, зато она сама могла легко рассмотреть любого кто пройдет у корней дерева. Девочка замерла, успокоила дыхание и прижалась к теплой коре, ощущая кожей шершавость.
Первый монах прошел под дубом, даже не подумав поднять голову или оглядеться. За ним плелся второй и скоро они растворились под сенью дубравы. Где-то шуршали остальные. Принцесса гадала, сколько же людей отправили за ней. С первыми двумя она могла бы и сразиться, они выглядели тщедушными, и Принцесса полагала, что могла бы и отмахаться от них. Еще она думала, сколько ей придется провести времени на этом дереве и как быстро они откажутся от поисков. Вот чего Принцесса не знала так насколько Первосвященник принципиальный.
А дальше произошло то, чего Принцесса надеялась, никак не случится. Ее укрытие окружило трое священников, они стояли со спокойным видом, не шевелясь и не делая попыток приблизиться к дереву.
-Слезай, дева, - тихо прогудел еще один священник неизвестно откуда появившийся, - не позорь Благого. Побегала и хватит, сегодня канун праздника, не то время, чтобы глупостями заниматься.
У Принцессы потемнело в глазах.
Как же ей не хотелось в это верить! После этой прогулки по ржаному полю, ощущения свободно гуляющего ветра в волосах и на коже быть загнанной точно лиса безжалостными охотниками. Ей, как и отчаянному животному хотелось жить, в Обители она больше не сможет жить, она завянет там, как нежный цветок на скалистой почве.
Она прикусила язык и упорно молчала, притворяясь, что ее здесь нет.
-Перестань, девочка, - вздохнул говоривший, - упрямство тебя отнюдь не красит. Вот лучше подумай, Первосвященник, Язык и Сердце Божьи, просил тебя не покидать Обители, чему есть свои причины, и весьма благоразумные, позволь заметить. Ты же Принцесса-Священница, а судя по поведению просто малое дитя, в невежестве своем слепа и в упрямстве своем глупа, никак не уразумеешь слова Адона, Господина Нематериального и Сущего. Он заботится обо всем сущем и о тебе, как о своей подопечной и в своей мудрости он видит поболее твоего. И в мудрости своей он видит, что самым благополучным исходом будет для тебя остаться в Обители. Мы исполнители его воли, не будет колотить палками по дереву, будто гоним зверя какого, ибо мы чтим твою честь и достоинство, oton. Мы будем бдеть сутками, охраняя твое тело и душу и когда ты устанешь и проголодаешься мы проводим тебя в Обитель.
Принцесса едва не взвыла. Всю речь священника у нее сводило зубы, а теперь она готова была орать и проклинать именами всех богов и демонов. Почему же они так слепы и упрямы? Чего они вцепились в нее как собаки в кость. Если от нее одни проблемы, так отпустили бы с миром. Принцесса точно знала - она не сдаться. Сколько бы ей не пришлось сидеть на этой ветке, по доброй воле она не спустится. Сами пусть снимают ее труп с дерева, но голову она не склонит.