Задумайте иную цель, например, осушить болота Белоруссии, или поцеловать Призрак Коммунизма, наверно он – белокурый румяный мальчуган с глазами-изумрудами.

Прощайте, не грек вы, поэтому не задираю на вас хитон!

Ухожу исполнять мечту другому страждущему – кто он? – мясник, бомж, велосипедист – до поры до времени не знаю, потому что – красивая Исполнительница Мечт без компаса в очаровательной золотой головке!

— Не расспрошу о ваших таинственных связях с толстыми дамами из пятого подъезда! — чиновник вышел из подворотни, поцеловал запястье правой руки, словно пробовал на вкус еловую шишку. — Целую себя – почему, зачем, и сместится ли земная ось от моих себялюбивых поцелуев?

Белка или енот себя не целуют, потому что — звери, а мы – люди с традициями и кипучей культуральной энергией – целуем себя до самозабвения, истуканы мы, а не люди! – Чиновник тормошил спящего дворника, бормотал бессвязно, быстро – так приговоренный пытается донести до спящего судьи свою Правду, но не успевает: — Исполнительница Мечт – исполнила мою мечту – голая подняла ногу выше головы, станцевала, водкой угостила — меня! – и улетела – фея!

Хорошо ли это, что мечта исполнилась в Москве, а не за границей, не в Швейцарии, где павианы получают пособие по безработице?

Порочен я, по утрам бунтую, требую кофий со сливками в постель – но призраки не приносят кофе, один живу, как подлый человек в пустыне.

Вы – дворник, и метла – ваше предназначение!

Наверно, тоже Правду в балеринах ищите, а балерин у вас больше, чем у миллионера, потому что вы – пустота, Чёрная дыра, и в эту дыру влетают балерины без трусов.

Перед спонсором балерина пыжится, блюдет себя, боится прогадать, выйти на свет в дурном расположении духа и тела.

Перед дворником – никому не стыдно, даже я могу с дворником согрешить, с вами согрешу – по-амстердамски, никто меня не укорит, не назовет развратником, потому что с дворником – не считается, оттого, что с дворником душа и время замирают замороженные.

Дворник – как и солдат – никаких обязательств перед дамами: забеременеет, дурную болезнь подцепит от вас балерина – не осудит, а засмеется и забудет вас, назовёт туманом на пороге небесной горы, где хлеб не растет!

Тяжело дышите, не скажу, что вы – астматик Призрак Коммунизма – призраки не дышат, но что-то от коммунизма – онучи, бекеша, лапти – в вас присутствует и незримо давит мне на мозг, как огурец в горле раздражает язык.

Может быть, вы – сказка Венского леса?

Или – новый смысл моей жизни?

Да, хуже вы танцующей балерины около дивана, не похожи на сосуд с запечатанным Алладином – гроб вам паспорт.

Но, вдруг, под личиной простого дворника прячется белый рояль или чёрт в ермолке?

Давным-давно – когда кусты малины принадлежали людям, а не медведям – я в коротких штанишках, с удочкой и баночкой червячков на рыбалку отправился через поганое болото, к озеру с карасями – жирные караси, лупоглазые – бараны среднерусские водоплавающие.

Жизнь свою молодую растрачивал – не на балерин, не на пастушек, а – на рыбалку – один час молодости – одна рыбка – дорогая цена, как в магазине «Азбука вкуса»!

Загляделся на птичку – марабу редки в наших краях, – в болото упал, затянуло меня по пояс, Ильёй Муромцем себя почувствовал в стальных ладонях Принцессы.

Смирился бы со смертью, с русалками и утопленниками чаи под водой распивал, водяному анекдоты о матушке рассказывал бы, но не тону, под ногами – свинец, наверно, танк затонувший.

Но и обратно – нет возможности, не отпускает трясина, имя ей – Стяжательница!

Не ропщу, преклоняюсь перед Природой — других мыслей на болоте нет, превратился в пугало.

Через три часа ожиданий – видения у меня начались – черти полезли из-под корней тощих осинок, под осинами черти живут и нарочно трясут ветки – даже в знойный безветренный день.

Самый жирный чёрт в пенсне-с, в потрепанном кителе швейцара подошел ко мне – вот-вот душу высосет, копытами раскроет мой рот и вольёт эликсир бессмертия, чтобы я вечно мучился, за Вечным Жидом бегал с граблями.

«Дяденька, отец мой умер в каменоломнях или летчик – сбили его – не знаю, матушка скрывает от меня Правду, даже имя моё скрывает, дородная купчиха.

В любовники меня возьмите – не знаю смысл слова «любовники», недоросль я, но чувствуется в слове гибель деревень, которые бесстыдно раскинулись вдоль дороги – так наши голые девушки раскидываются на пляже.

Не штангист вы, стать у вас не тяжелоатлетическая, а – отчаянного борца с клопами!

Страшный вы, чёрт, рогатый, на комбайн «Нива» похожи!» – дрожу, в чёрта грязь кидаю, но вспомнил, что грязь для чёрта – кушанье, прекратил кидаться, рыдаю, проклинаю матушку и чертей!

«Накормил бы тебя оплеухами, мальчик, но руки заняты – бороду теребят козлиную!

Почему на человеческом лице козлиная бородка – может быть, ты прав, что я – чёрт?

Не признал меня, гермафродитный ученик!

Я твой учитель пения – Василий Степанович Шуйский, из графьёв, а панталоны – по панталонам меня в деревне пьяные мужики узнаЮт – белые, прохудившиеся, но обтягивают – я редиску и морковку по-балеронски в панталоны вкладываю – любо и дорого смотреть!

От болотных газов ты сошёл с ума, от рук отбился, если учителя не признал – мальчик со свирелью в штанах, сзади у тебя свирель – не гордись!

Не помню твоё имя – много у меня учеников безродных, поклоняетесь рисовой каше, смеетесь над фантазиями старшеклассниц, а старшеклассницам – одна дорога – в ад!

Не любят меня молодые девки, и старые не привечают за дивный голос!

Голос – не горох, к столу пение не подашь с рюмкой водки!

Надоело! Хамы! ПАсти на уроке пения раскроете порочные, рёв адский из глоток, а не умилительное душещипательное, котиное пение!

Задушу, хмырь болотный!» – Василий Степанович позеленел, отрезвился, душит меня и напевает – добрый апельсин в коже человека — жалостливое, из Бетховена.

Мне не обидно, что умру – чёрт меня утащит в ад, или учитель пения – одна дорога к самовару возле котла с кипящей смолой!

Смеюсь, задыхаюсь, хохочу, представляю, что я – масон на костре!

Феи мне с ветвей сберегательными книжками машут, прельщают, русалки выпуклости показывают – чудо-чудное у русалок!

«Плоть свою побеждаю, по огороду брожу, тыквы щупаю, представляю, что тыквы — ягодицы балерин! — Василий Степанович одумался, отступился от меня, очки протирает фалдами сюртука – милейший человек, когда трезвый и не дерется, столп дворянского общества! – Правду ищу – миллиарды лет Правда существует, а не видно её даже в лесу!

В чащобы забредаю – грибы, ягоды, бабы с лукошками, но нет Правды в лесу!

В болото нырял – утопленников видел, русалки в болотном дыму выходили – то ли призраки, то ли явные с напряженными яблочными ягодицами.

Сегодня с утра встал, в конюшню забрел, очи закрыл и целую кобылу в губы, представляю, что не кобыла, а – прима-балерина Большого Театра Оперы и Миланского балета кастратов.

Певцам в Италии яички отрезают – полезно для голоса; баба без длинных волос – мать-героиня, певец без мошонки – оперное чудо!

Страстно целуется кобыла, губы – плоть вожделенная – взял бы в жены кобылу, но денег на зоо свадьбу нет, бедный я, как царь Соломон после смерти.

Зарыдал, похлопал кобылу по глазам — фиолетовые у неё очи-топазы, и с проклятиями на болото – искать Правду или Истину — отправился – не знал, что к тебе иду, а пришёл – Судьба.

По дороге все свои жизненные беды вспомнил: в детстве мечтал об Олимпийской медали по тяжелой атлетике, с отцом и матерью боролся в кровати, подушками их шаловливо душил – потешно выходило, как у кловунов Ракомдаша и Даромдаша из Пятигорского цирка Возвышенных Чувств!

Оскорбил ты меня, ученик, в душу заглянул и увидел, что карьера моя тяжелоатлетическая сломалась, не получился из певца штангист, как из коровы не получится балерина.

И балерину, и корову за сиськи тягают, но одна получает деньги, а другая — сено!