БЕЛАЯ СЕРИЯ «ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛ Е ДИЕ»

Эсаул Георгий

ИСПОЛНИТЕЛЬН И ЦА

МЕЧТ Ъ

«Литературное насл е дие»

Москва

201 6

ПРЕДИСЛОВИЕ

— Чёрт вам в уши надул любезностей, милейший граф Александр Евгеньевич!

Полноте! Ах! Вздор!

Променяли Россию на Париж, уверяли, что мадемуазель Коко – по проволоке в кабаре ходит, и душевное равновесие её удерживает, как бабочку на листике розы.

Пшик от вашей Коко – убежала с Бразильским миллионером Родригесом – пух им гагачий в опочивальню.

С балериной – мечты ваши детские убежали в коротких штанишках с тесемочками!

А Россия – мать городов – стоит – сноп пшеницы, выдюжит и без балерин; КолОсс Александрийский не выдюжил, а мать-Россия – выстоит!

— Да-с, обмишурился я! Провела, словно гренадёра!

ОГО-ГО! Прельстила, завлекла, в соблазн ввела – укротительница соболей!

Но, почему же Россия без балерин?

Пули льёте, милейший граф Фёдор Михайлович!

Без СЮ-СЮ-СЮ – НЕВОЗМОЖНО-С!

Ballerina — pied audessus de la tкte — un rкve en Russie!

— Плакала, потому что полной противоположностью отца и матери меня учительница – Клавдия Захаровна – назвала, словно серпом по длинным анакондовым волосам; а в улыбке учительницы – прошлое с красными глазами чёрта! – Алёна схватила бородатого чиновника (портфель из кожи страуса, пальто из Парижа, костюм – тюремная полоска; модные красные ботинки с загнутыми концами) за бакенбарду, не отпускала, с настойчивостью половозрелой белки тащила пленника в подворотню. — Мы, детишки, наивные, верили, что культурная революция и советская идеология сделали из дедушек и бабушек каменных истуканов с золотыми жилами.

Но разве возможно – когда у школьницы формируются характер и грудь, а попа – Флаг над Башней, разве позволительно, чтобы заслуженный учитель России нагайкой – казацкая нагайка, добрая, с вшитой свинчаткой – била по глазам учеников, насмехалась, выливала на голову молоко из бутылки и обещала детям ад, если ребенок танцует на столе в школьной столовой!

Да, согласна с традициями сестёр милосердия – танцующий и поющий мальчик — противоестественно, отвратительно, хуже, чем псориазный чахоточный чёрт на детском празднике!

Но девочка – где захотела, там и поёт – птичка алая!

Девушки живут танцами и песнями; вокал – наша вторая кровь, танец – наша наука!

В семнадцать лет я ногу выше головы поднимала – из Милана приезжали купцы с золотыми дарами, но по дороге их дары превращались в оливки и вино – золото ли это и серебро – судить грекам; но девушке, которая ожидает бриллианты, а ей подсовывают оливковое масло – тягостно на душе, сердце рвется старой портьерой.

«На! Кушай, красавица – лаваш, огурец, шашлык – вино – ВАХ! Горы танцуют!» – наши Кавказцы часто обольщают Ленинградок овощами, фруктами и вином; да разве мы – корабль «Титаник» с двойным дном?

Красавица прельстится едой, а кушанью цена – в магазине экономического класса «Пятёрочка» — триста рублей – и от пуза, чтобы глаза вылезли и смотрели на триста шестьдесят градусов, как у улитки.

Обожаю улиток, они – милосердные, никогда руку на малолетку не поднимут, голос не возвысят до брани площадной – рыцари!

Может быть, древние писатели отождествляли рыцарей Круглого стола с добродушными улитками преклонного возраста?

Да, семнадцать лет, давно исполнилось, пять месяцев улетели на диком гусе Нильсе; скоро — восемнадцать – время превращаться в источник с мещанскими понятиями о благоустройстве квартиры!

Подумаю о скором восемнадцатилетии – и сердце сжимается в горошину, милую горошину, припухлую с глазами!

Не верю, что в восемнадцать лет окостенею, превращусь в леденец с холодным носом каторжника!

Останусь навсегда дарительницей мечт; я людям мечту детства исполняю, мужчинам, потому что только мужчины – люди, а женщины, мы — лебедушки, счастливы своими песнями и танцами; да, у нас тоже цели и мечты, но на всех меня не хватит, не разорву ноги в полёте, я не цапля с клювом-шлагбаумом.

Мужчина, вы готовы, я сейчас исполню ваше самое заветное желание; руки у вас от счастья затрясутся пирогами в телеге, пальцы в рот засуньте, прикусите, чтобы руки от восторга не вознеслись!

И… — Алёна подняла сосну ноги выше головы; щёчки разрумянились, а в очах полыхнуло пламя девичьего задора: мощное, таинственное (если девушка без пламени, то она – лукавый)!

— Проститутка вы! Осквернительница нравов! – мужчина задрожал, тряс козлиной головой, но пейс не освобождал, забыл о нём – так баба на реке забывает о ведрах, когда на неё волки запрыгивают. Выдыхал с беспокойством Чукотского вулкана. – За приличную вас принял сначала, за распространительницу листовок пиццерии; а вы – запятнали нескромным предложением – Луна по вам плачет, на Луну вас без скафандра, – наступили на горло моей мечте.

Оболгали мальчиков – да, нам нравится петь и плясать: единоутробие и унисекс!

Народную учительницу свою осквернили, вылили нефть в её прах – уверен, что с выпученными глазами и раздутыми ушами ваша учительница давно умерла, не выдержала упрёков учеников – так кувшин раскалывается от взрыва ядерной бомбы.

Приметил вас – два квартала за вашей фигурой следовал, лакомая вы, конфета – без трусов, нижнее бельё отрицаете по-французски.

Француженки трусы, лифчики и колготки из экономии не покупают, а наши девушки – из высоких моральных принципов, чтобы ссадины напоминали о равноправии полов рабочих и крестьян.

Красиво плыли – лодочка в зарослях лотоса!

Радовались, подпрыгивали, иногда уморительные рожи показывали манекенам – за ребячество принимал, за шалости девчушки на выданье, сиськи у вас – цистерны, удивительно, что на худом теле держатся, словно от другой девушки приклеили.

И бельё, и фонтаны чувств ошибочно приписывал к вашей беззаботности, легкости феи.

Приклеил глаза к вам, не отводил взгляда даже на кареты скорой помощи – с детства любопытствую – кого везут? куда везут? и что у калеки между ног болит?

Может быть, в «Скорых помощах» черти переезжают из ада в Москву и обратно?

Однажды — когда «Скорая помощь» остановилась в гуще машин – не выдержал – шалун со скрипкой Страдивари за плечом и жаждой общения с инопланетянином в душе.

Подбежал – восьмилетний очаровашка в пионерских штанишках, скрипкой сбил замок с задней двери «Скорой помощи», открыл двери – лучше бы я ворота в ад отворил.

Ужасная женщина – взор от неё чахнет, болота с фосфором булькают в ужасе – лежала на каталке – памятник жирным вампирам.

Толстая – с десятью избыточными вЕсами, со звериным лицом сторонницы лжи!

Рядом с больной суетилась карлица — низкорослая врачиха с глазами-барабанами, повелительница бабочек.

Разница в весе, как у боксеров тяжеловесов России и США – в десять раз!

У врачихи нет ног, а левая рука — пластмассовая, у манекена украла!

Но – милая, добродушная, похожа на капусту с избытком калия.

Я бы взял врачиху замуж или в жены – не знаю разницы, потому что политкорректен, а для политкорректного, что — негр, что шахтёр – радость!

До страсти полюбил, даже грыз остатки скрипки, жеманился, показывал себя жуком-дровосеком.

«Не обещаю тебе румянец на лицо, мальчик с амбициями брата Черепанова, – докторша подползла ко мне на культях, живой рукой поглаживала веки, словно искала под ними гвозди, которыми Звёзды прибивают к небосводу. Конфузливо потирала кончик медового носа, – но встретишь – когда возмужаешь, и писька твоя оволосится, почернеет от забот, волосы на лобке поседеют – девушку, назовется она мечтой, а в глазах – то ли Правда, то ли дорога к Правде: я близорукая, плохо вижу через года!

Ах! Слепой музыкант Короленко! Ыхма! Засвети мне в око!