— Да сопутствует тебе удача в бою, славный Артай! — негромко сказал мальчик.

Великан обернулся, и лицо его осветилось белозубой улыбкой:

— А-а, это ты, мой негаданный спаситель! Садись к костру и скажи, как твое имя.

— Меня зовут Ант, из рода Оленя.

— Я знал старейшину вашего рода Бельгутая, — на языке динлинов сказал Артай, неподвижно глядя в костер. — Два года назад наши отряды загородили хунну дорогу в глубь страны. Мы сражались тогда в Красном ущелье. Но в самый разгар битвы нас предали азы[25]. Они перешли на сторону хунну; и нас стало впятеро меньше, чем врагов. Азы ударили нам в спину, будь они прокляты, подлые трусы! И тогда мы поняли, что сражение проиграно, и повернули своих коней на войско предателей, чтобы пробиться домой. Но тут меня настиг аркан…

— А Бельгутай?

— Он со своими воинами рубился до последнего вздоха и трупами врагов усеял все ущелье. Там негде было ступить коню, а рукав Бельгутаева кафтана намок от крови азов и хунну. Потом… потом он заколол себя, чтобы не даться живым. А я попал в плен, — горько добавил Артай и поднял взгляд на мальчика.

По лицу Анта текли слезы.

— Ты оплакиваешь Бельгутая? — спросил Артай. — Он был великий воин и с честью ушел в страну предков.

— Он был моим отцом, — сказал мальчик и отвернулся.

Потрясенный Артай долго молчал, мучительно подыскивая

слова, которые могли бы хоть немного утешить мальчика. Но слов так и не нашлось. Тогда Артай молча поднялся и принес свой лук.

— Ант, — сказал он. — Ты назвал меня перед шаньюем своим братом, чтобы спасти. Теперь я хочу по правде стать твоим братом. — Артай торжественно поднял над головой лук: — Как тетива и дуга этого лука связаны между собой, так будем связаны мы, пока не уйдем на небо. Тень храброго Бельгутая! Я клянусь, что буду верным братом твоему сыну!

Артай пролез через лук и протянул его мальчику[26].

— Отец! — звенящим от слез голосом крикнул Ант. — Мы с братом клянемся отомстить за тебя!

Проскользнув через лук, он подал Артаю руку, и они смешали свою кровь2,

— Мы еще вернемся на родину, Ант, — уверенно сказал великан, вкладывая в ножны свой меч. — А пока наберись терпения и старайся не раздражать шаньюя. Сын Бельгутая скоро нужен будет своему народу.

— Хорошо, Артай. Я буду послушен, как вьючный як, и осторожен, как соболь… а сейчас мне пора идти. Сегодня у шаньюя много знатных гостей, и мне придётся подавать им вино. Прощай!

И Ант исчез в темноте, которая уже со всех сторон обступила степные костры.

В приемной комнате шаньюя собрались на военный совет каганы[27]1 всех двадцати четырех улусов. Они полукругом расположились на мягких ковровых подушках и ждали, когда заговорит Гроза Вселенной.

По правую руку от шаньюя сидел его сын, Восточный джуки-князь[28], красивый юноша, очень похожий на отца, но с лицом еще ясным и простоватым. Наследник был одет в шелковый китайский халат, под которым, однако, угадывалась кольчуга. Юноша с любопытством разглядывал каганов, многих из которых он видел впервые. А племенные вожди, в свою очередь, украдкой посматривали на того, кто со временем должен будет принять тугую узду шаньюевой власти.

Слева, на подушках пониже, сидели члены царского рода Сюй-бу: лули-князья, великие дуюи и данху[29]. Одно место, ближайшее к шаньюю, пустовало.

Сам шаньюй восседал на причудливом троне китайской тонкой работы. Его коротко остриженные волосы с редкими иголками седины были перехвачены золотым обручем, парчовый кафтан ловко облегал широкие плечи и грудь, а ноги были обуты в сапоги из простой козловой кожи, мягкие и удобные. Каганы сразу обратили на это внимание: такую обувь шаньюй носил только в походах. Поэтому все собравшиеся с нетерпением ждали, когда шаньюй откроет совет.

— Я не вижу рядом с собой Западного джуки-князя, славного Баламбера, — заговорил наконец шаньюй, обводя каганов острым взглядом. — Может быть, он не считает нужным являться на военный совет? Или он слишком занят?

Один из каганов, коренастый и кривоногий, поднялся, приложив руки к груди:

— Не гневайся, шаньюй, что я привез тебе черную весть. Твой верный слуга Баламбер ушел в страну теней.

— Умер? — спокойно спросил шаньюй.

Эта весть вовсе не была для него черной. В последнее время Западный джуки-князь стал чересчур самовольничать, и его двадцатитысячное войско в любую минуту могло стать угрозой шаньюеву трону.

— Нет, шаньгой, Баламбер не умер. Его убили взбунтовавшиеся кипчаки. Они отказались платить дань.

Лицо владыки посерело от гнева.

— А ты, Забар-хан? Ты разве не помог князю усмирить непокорных?

— Я был тогда в походе против уйгуров. А когда вернулся, воины нуждались в отдыхе. Кроме того, я потерял много людей. Кипчакский хан узнал об этом и прислал мне наглое письмо.

Забар-хан стиснул кулаки и засопел.

— Что было в письме?

— Этот сын змеи потребовал у меня любимого аргамака и лучшую из моих жен.

«Когда-то я пожертвовал ради дела и тем и другим», — с кривой усмешкой подумал шаньюй и вслух спросил:

— Что еще требует кипчак?

— Он хочет, чтобы я уступил ему пастбища по левому берегу Иртыша.

— А что думаешь ты?

Забар-хан вскипел:

— Я?! Я пойду на землю кипчаков и не оставлю там камня на камне! А самого хана я возьму живым и заставлю жрать траву на моих пастбищах и пить мочу моего коня!

Шаньюй остановил его движением руки и вкрадчиво заговорил:

— А знаешь ли ты, горячий Забар-хан, что я собираюсь в поход на Китай и что твои десять тысяч воинов[30] будут нужны здесь, а не в кипчакских степях?

На лице Забар-хана некоторое время боролись возмущение и замешательство. Наконец он сказал, сгибаясь почти до пола:

— Я сделаю так, как ты велишь, шаньюй.

— Один я ничего не решаю, — мягко возразил шаньюй. — Послушаем, что скажут великие каганы, и последуем их совету

Старейшины стали высказываться. Большинство из них сходились на том, что Забар-хан в интересах общего дела должен уступить кипчаку жену и аргамака (не свое — не жалко!), но некоторые каганы возражали:

— Проклятый кипчак, не встретив отпора, решит, что Забар-хан бессилен, и двинет на его улус свои отряды. Нельзя идти на такую уступку. Нужно сначала растоптать наглеца, а затем уж идти к границам Срединного царства, не опасаясь удара в спину.

— Мои мудрые друзья, — выслушав каганов, заговорил шаньюй — Все вы толкуете о женщине, о лошади, но почему-то упорно молчите о последнем требовании кипчакского хана. Отдадим ли мы ему прииртышские пастбища? Я жду вашего ответа.

Взгляд шаньюя по очереди сверлил каждого из каганов.

Ежась под этим взглядом, они один за другим опускали головы, боясь попасть впросак.

— Я вижу, каждый из вас боится первым подать дурной совет[31],- шаньюй усмехнулся. — Тогда начнем с главного из вас. Говори ты, мой сын Тилан! Отдадим пастбища?

Юноша вздрогнул от неожиданности, и на его скулах выступил смуглый румянец.

— Нет, — твердо сказал он. — Нет, отец!

Каганы не сводили глаз с шаньюя. Но его медное лицо было непроницаемо, и никто не смог понять, доволен ли он таким ответом.

— Следующий, — сквозь зубы процедил шаньюй. — Говори!

— Нет.

— Ты?

— Нет.

— Ты?

— Если мы затеваем войну с Китаем, то нельзя враждовать с кипчаками. Нужно отдать и пастбища, их у нас много.

Это сказал каган племени тоба[32], жилистый узкоглазый старик, одетый в кафтан из шкуры северного оленя. Его поддержали еще двое. Остальные взяли сторону наследника или отвечали уклончиво.

Когда заговорил шаньюй, лицо его по-прежнему ничего не выражало, только круто изломилась бровь:

— Мой верный Забар-хан! Я был обрадован твоими словами. Ты зажал свое сердце в кулак и сказал, как мужчина. Но слышал я и другие речи. Я слышал, как трое глупцов советовали отдать кипчакам пастбища. Что есть земля? — Голос шаньюя загремел: — Это не конь и не баба! Земля есть основание государства! И посоветовать отдать ее равносильно предательству. Вы, трое, ступайте вон и никогда не попадайтесь мне на глаза!