Кликушки времен «Домостроя» так сложны не были. Они вопили открыто. И это дало право Петру I издать такой вот лаконичный, но весьма красочный указ: «Все нищие должны стоять в церкви молча». А какая баба ослушалась царского указу, ту приказано жандармам хватать и в застенки на пытки тащить. И давайте заглянем на минуточку в протокол донесений полиции во время пыток таких вот кликуш.

«Первую вздернули кверху Авдотью Акимову. „Кто научил тебя кричать?“ — допытывались. „Кричала я лягушкою и выла собакою без притворства. Скорбь меня одолела“. Семь ударов кнутом. Подняли на дыбы Авдотью Яковлеву. „Говори без утайки, по чьему наущению и с чего ты кликала?“ — „Кричала в беспамятстве, без притвору“ — одиннадцать ударов. Подвели слепую Арину Иванову: руки в хомут, ноги в ремень, дернули, она висит на дыбе. „Говори правду — с чего кликаешь?“ — „Болезнь у меня, падучая, без притвору“. Дали пять ударов»^[123].

Потом всех в прядильный дом отправили на работу.

Нищая братия, толпой навещавшая царицу Анну Иоанновну и составляющая как бы постоянный штат ее челяди, нередко приводила к ней различных колдунов. Эта царица, хоть и воспитанная в прусском духе, обожала русский фольклор, в ведьм и колдунов, подобно народу, верила, даже прибегала к помощи последних, прося у них совета.

Колдун должен был давать зелье, сопровождаемое наговором или нашептыванием, придающим ему таинственное значение. Колдун, говорили в народе, связан с самим сатаной. Зелье, которое давал колдун, надо было всыпать в пищу или питье недругу. Яды русских колдунов, в отличие от западных и древнеримских, не убивали человека, но вызывали сыпь, опухоль, раны и были связаны с растениями, обладающими сильнодействующими наркотическими свойствами. Словом, русский колдун — невинное дитя по сравнению с такой, например, колдуньей-отравительницей эпохи Нерона, как Локуста.

Она вошла в историю как исключительная отравительница, убившая при помощи яда своего приготовления многих знатных римлян, в том числе жену Нерона Октавию и его брата Британика. Над накрошенным из известных ей трав варевом она держала ядовитую змею, свернутую в клубок на ее руке, которая от жара раскаленной жаровни выделяла яд, капающий в чашу. Его давали испить по назначению.

Локуста была так искусна в своем ремесле, что могла вызвать мгновенную смерть, но могла и помучить свою жертву несколько дней.

Вот как об этом пишет историк: «Британик не умер после принятия яда. Нерон Локусте: „Лекарство ты ему дала, не яд“. Локуста защищалась: „Дала малую дозу, чтобы убийство не так очевидно было“. Тогда Нерон в своем присутствии заставил приготовить яд посильнее. Дал ягненку — мучился пять часов, прежде чем околел. Приказал — еще сильнее. Испробовал на свинье. Она тотчас же умерла. Во время пира этим ядом отравили Британика».

С каким дьявольским хладнокровием происходит разговор об отравлении, словно господин отдает кухарке приказания относительно обеденного меню на завтрашний день. А все потому, дорогой читатель, что отравить человека в те времена было — раз плюнуть. Почти открыто это делалось. Вот мать Нерона кормит мужа Клавдия Тиберия отравленными грибами, и тот, конечно, в муках умирает. Вот Клеопатра корпит в своей изумительно устроенной лаборатории над новыми видами змеиных ядов. Вот впоследствии сожженная Восин вручает любовнице короля Людовика XIV бутылочку для отравления другой любовницы — Фонтанэ. И так без конца.

Слушая жуткие истории и небылицы «хожалых людей», Анна Иоанновна глубоко верила во всю нечисть, обитающую в русских сказках: в домовых, ведьм и прочие сатанинские силы.

Итак, ведьмы имеют хвост и могут летать по воздуху, превращаясь в сорок, свиней и других животных. Каждую ночь они воруют молоко у коров и любят сосать кровь молодых людей. Развлекаются они, устраивая сборища — шабаш. С этой целью натираются беладонной или дурманом и летят верхом на метле или палке. Чтобы обезвредить ведьму, надо в той избе, где она находится, воткнуть нож в крест оконной рамы. Очень часто ведьма превращается в черную кошку, о чем убедительно рассказал великий Гоголь в своих бессмертных «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Может, отсюда пошло всеобщее убеждение, что черная кошка является носителем зла, с ней связывают могущие произойти беды и невзгоды. А вот в Испании черная кошка считается зверьком, несущим удачу. Моряки, перед тем как предпринять путешествие в море, обязательно брали черную кошку на борт корабля. В Древнем Египте кошка считалась вообще животным священным. Смертная казнь грозила всякому, кто осмелится ее убить. Это только христианская религия считает черную кошку порождением сатаны.

В отличие от колдунов и ведьм существуют и добрые духи. К ним причислен домовой — домашний дух. Он зла не делает. Перед несчастьем или какой бедой предупреждает человека, показываясь ему. Да и сам похож на человека, только весь лохматый. Живет он близ печки, а в современных домах, разумеется, близ калориферов, и если вам, дорогой читатель, вдруг ночью становится тяжело дышать, не пугайтесь, это на вас наваливается домовой, уделяя вам свое особое внимание. Домовой любит те семьи, которые живут в согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру и в порядке и чистоте содержат свой дом. Так что, хозяюшки, вытирайте почаще пыль, и домовой вас не тронет, косы заплетать в невозможные узлы не будет.

Несколько отличается от домового оборотень, дух среднего зла, который может превращаться в животного, чаще в волка. Определить его можно очень легко: колени задних ног у оборотней выдвинуты вперед, а не так, как у настоящего волка — назад. Но не очень-то, дорогой читатель, осуждайте отсталость взглядов нашей царицы, верящей в сверхъестественные силы. А вы в них не верите? Суевериям подвергались многие, даже самые передовые, выдающиеся умы и таланты. Вальтер Скотт верил в особую, таинственную мощь слова «абракадабра». Пушкин верил в приметы: заяц, перебежавший ему дорогу, заставил его повернуть обратно в село Михайловское и не ездить в Петербург, где подготавливался бунт декабристов. Николай II перед принятием какого-либо решения подбрасывал монету, загадывая на «орла» или «решку».

Павел I верил в сны и предзнаменования, и в них же верили все без исключения наши царицы.

Разгадка снов — исключительно сложное занятие, вроде запутанного кроссворда со всеми многообразными нюансами, вариантами и бытовыми подробностями. Вы когда-нибудь, дорогой читатель, сонник читали? Ни черта в нем не разберешься, напрасное занятие. Например, если снятся овощи, то вроде это хорошо, но не дай бог финики. Финики — плохо, к болезни.

Для разгадывания снов Анны Иоанновны приглашались специальные люди. Прямо академики! Столько этим неграмотным и не умеющим писать «ученым» надо было знать и запомнить! Уму непостижимо! Вот, скажем, снится Анне Иоанновне колодец, река, птица, посуда. «Это хорошо, — скажет разгадывательница и тут же спросит: — А посуда без мяса?» Ибо если с мясом — то это плохо. Белый конь снится или гнедой какой — это хорошо, но разгадывательница не унимается и осведомляется, не мчался ли он галопом, ибо если не спокойно стоял, а куда-то мчался, не дай бог, — это плохо, жди несчастья. Зверюшки разные снятся — это хорошо, но не дай вам бог увидеть обезьяну, ежа или дикого слона. День будет неудачный и настроение царицы тоже не ахти. Словом, не для нашего разума эта сложная наука.

Верила ли Анна Иоанновна в колдунов? Риторический вопрос! А почему, собственно, ей не верить, если она впитала в себя русский фольклор и ничто из его атрибутов не было ей чуждо? Так вот, Анна Иоанновна хорошо знала, что колдуны водятся в огромном количестве по городам и весям и там растворяются в общей массе, подстраиваясь под нормального человека, так что распознать колдуна трудно. Но все же есть некоторые отличительные признаки. «У колдуна всегда мутный взгляд, свинцово-серое лицо, сросшиеся брови, злая улыбка, медленный с расстановкой голос и взгляд исподлобья. Говорит он мало, но голос его хрипл и неприятен. Всегда любит выпить, что-то там ворчать и шептать». Но если, дорогой читатель, вам этот образ напоминает знакомого алкаша из соседнего подъезда — мы тут ни при чем. Так видит колдуна русского знахарская книга XVIII века.