Так и передай. Приводи их завтра к нам после работы. - Александр нарочно выделил это "к нам", чтобы Иззе было легче и она ничего такого на его счет не воображала. - Познакомимся, поговорим...

Расскажу про наши задачи и цели. Хорошо?

- Как скажешь, о повелитель! В твоей власти - все мои помыслы, все желания, вся я!

- Литературно, нечего сказать! Ты, случайно, романами не балуешься?

- спросил Александр, в очередной раз отметив, что очень удобно иметь крысиные мордочки, покрытые шерсткой, иначе было бы видно, как Иззя покраснела. Впрочем, она быстро нашлась и ответила:

- Написание любовных романов - удел несерьезных, легкомысленных крысочек, кричащих на каждом углу, какие они талантливые!

Видела я таких. О любви написать невозможно, ее можно пережить на собственном опыте. Пусть я молода, но кое-что все же понимаю!

- Это ты верно подметила насчет любви. Я вообще слышу от тебя исключительно разумные вещи! Честно, не привык еще к такому рогу изобилия, женских премудростей!

За эти слова Александр получил легкий шлепок по филейной части и смех; Иззя в этот момент выглядела необыкновенно изящной, если можно так сказать о крысиной внешности. Так или иначе, у нее получалось выглядеть грациозной.

Ужинали при свечах. Хотя Иззя видела настоящий огонь впервые, ей понравилось. Александр подробно рассказал история возникновения традиции ужинать вдвоем при свечах, и ее очень растрогала эта романтическая история.

Выступили даже слезы, что вообще-то нехарактерно для ее вида. В самом деле, не крокодилы же, а всего лишь крыски, очень даже симпатичные.

Александру, несмотря на проводимую среди себя самого разъяснительную работу относительно того, что все разумы - братья, что все живые организмы должны жить в мире и согласии, трудно было избавиться от предубеждений, доставшихся в наследство от рода человеческого... Впрочем, если подумать, оправдание тому есть.

Прямо скажем, на протяжении многих тысячелетий человек и крысы не были друзьями, и их разногласия в оценке большей полезней того или другого вида на Земле не могли привести ни к чему хорошему.

Хуже того, эти недопонимания и предубеждения относительно друг друга приобрели устойчивый характер и были прописаны на уровне генного кода человека!

Крысы также не воспылали любовью к человеку, памятуя те гонения, которые он им устраивал на протяжении всего времени совместного проживания на одной планете, совместного по совершенно простой причине: другой-то нет... Надо отдать им должное за терпение и такт.

Проживая на планете задолго до человека, никакую пальму первенства они не отстаивали, наоборот, проживая на планете, приспосабливая ее к жизни млекопитающих, закладывали, так сказать, фундамент для будущего человечества.

А где благодарность? Александру было стыдно и неловко перед ИНТЕЛКРЫСом за черную неблагодарность, которой отплатил человек за многие миллионолетние труды огромного числа поколений крысиного сообщества. А ведь взамен они просили всего-то оставить их в покое!

Но такое получить от человека ой как непросто, можно сказать, невозможно. Александр, как мог, помогал крысиному братству и даже пошел на большей риск ради них, но в глубине души хотел все же вернуться к людям.

Учитывая, что его была помощь бескорыстна и шла от чистого сердца, ее можно считать пусть не глобальным, но очень своевременным вкладом в возращение кредита, когда-то полученного человеком от так нелюбимых им крыс.

- Прошло несколько дней.

Сторонников и новых членов организации становилось все больше. Обе Иззины подруги и впрямь проявили себя как активные агитаторы. Они получили голос, и теперь Иззя пропадала с ними все вечера, без умолку щебеча о своем, о девичьем, ну и, конечно же, о главном - о движении.

Приходила домой уставшая, но все такая же веселая, ласковая, не позволяющая себе малейшего расслабления. Александра было не узнать, это новое увлечение - роль лидера движения - затянуло его окончательно и бесповоротно.

Он не мог дождаться утра, чтобы с новыми силами приступить к столь полюбившемуся делу! Он и не подозревал, что в нем дремал пламенный герой революции, подобный Робеспьеру Неподкупному, Жанне д'Арк (по духу, разумеется) и другим знаменитым революционерам.

Складывалось впечатление, что они сами поселились в сознании Александра, и в груди у него запылало настоящее революционное сердце, жаждущее перемен.

Перемены не заставили себя ждать, некоторые - из разряда не совсем желанных. Например, он был приглашен по селектору к полковнику, что оптимизма не внушало.

Забравшись на столешницу (по-нашему это соответствовало понятию "на ковер") перед полковникам и заняв место на креслице, Александр приготовился к не самому приятному для себя разговору.

Полковник, подняв брови, как он это делал, когда был чем-то недоволен, произнес:

- Так-так-так... Стало быть, мы уже заделались лидерами движения. Интересно, давно это у тебя?

- Давно - что?

- Не притворяйся, это тебе не идет!

- Я имею ввиду эту вдруг появившуюся тягу к массам. Мне доложили, что ты проводишь сложные операции, и члены твоей организации обретают способность говорить.

В общем и целом я не против, так даже удобней с ними общаться... Но у тебя что, слишком много свободного времени?

Я уж не говорю об идеологической подоплеке сей деятельности... Может, тебе рабочую нагрузку увеличить?

- Мне кажется, я полностью выполняю свои служебные обязанности, и некорректно с вашей стороны указывать мне, сколько и как надо работать.

Это во-первых.

А, во-вторых, вы ведь сами говорили, что я не раб, что всеми свободами, какие возможны, я буду пользоваться неограниченно... и что в результате? Вам не нравится моя общественная деятельность.

- О, мы показываем зубки!

Это хорошо для работы. Если говорить серьезно, мне абсолютно наплевать, чем ты занимаешься в свое личное время. Меня может раздражать в этой ситуации только одно, а именно то, к чему может привести массовая раздача свобод.

Как учит нас история, обилие свобод приводит к анархии и краху экономической системы. Мне такой результат абсолютно не нужен.

Меня больше устраивает мирный труд ради наших военных целей. Звучит парадоксально, но это единственное, что может поддерживать маломальский порядок, все остальное - это диктатура и управлением кнутом, что для большинства нашего народа неприемлемо.

При таком раскладе добиться от них настоящего творческого отношения к труду практически невозможно. Подводя итог вышесказанному, повторю:

мне плевать, чем ты занимаешься в своем, как ты его называешь, "движении", лишь бы темпы исследований не снижались.

Прошу о сущей мелочи: не агитируй, пожалуйста, против нас, все равно у тебя ничего не выйдет. Только наживешь неприятностей. Договорились?

- Покорнейше благодарю, господин полковник!

Полковник грубо перебил:

- Не ерничай, лучше прислушайся к моим словам, не то не сносить тебе головы. Это - последний раз, третьего шанса не будет, не надейся. На сегодня - все!

Александр покинул кабинет начальства с достоинством и высоко поднятой головой (насколько позволяло строение крысиного скелета), а про себя подумал:

"Неспроста он сегодня такой злой. Видимо, ему все-таки доложили об организации, и другие подробности, тщательно нами скрываемые, быть может, даже больше, чем я думаю.

С другой стороны, знай он об истиной цели задуманного - вряд ли оставил бы меня на свободе.

Словосочетание "на свободе" подразумевается, разумеется, в кавычках, и имеет, к сожалению, двойной смысл. Или он настолько обнаглел, что уверен в своей полной непогрешимости? Ну, тогда он законченный авантюрист, в чем я лично никогда не сомневался.

Все сведения, полученные за время беседы, работают на меня и мне только на руку. Хотя осторожность лишней не бывает, стало быть, надо усилить конспирацию. А то, что полковник не углядел ничего предосудительного в проводимых мною операциях, тоже нам на пользу. Организация растет, а это не может не радовать!"