По ночам наша суть, наши души летают
в бесконечном пространстве,
где космический свет,
и где нету дождя... -
послышалось ему в слабом потрескиванье оконной рамы. Цветы на подоконнике качнулись от сквозняка. В зыбком мареве окна проплыл храм, похожий на огромную речную ракушку.
Это была реальность.
Между трамвайной линией и сигаретным киоском продавец цветов рисовал на асфальте акварельными мелками большое розовое тело женщины, его размывал дождь, и от этого оно зазывно блестело...
Из-за поворота вынырнула церковка — в слабом золотистом сиянии, подкошенная ветром, стремительная словно "Летучий Голландец" - да очень напоминала и по форме - она быстро настигла храм, прошла внутрь сквозь левый портал, вышла через купол наружу и вонзилась в смоговую высь, раскачивая сломанным крестом... Многорукая герань на окне повернула ладони к летучей церквушке, к отломившемуся кресту. Мужчина крякнул и поднял банку с водой для полива. Вода засеребрилась как в купели. "Чистая жидкость, без хлорки", удивился он и понюхал банку. Пахло средневековым дождем. "Многого не замечаем в суете, вот ведь... " — подумал, всматриваясь в окно. "Впрочем, пора идти", — глянул на часы. Стрелки оторвались от циферблата и прыгали, как кузнечики в поле. "Значит, не пора", — сказал он себе и потянулся за пивом.
... Полить цветы сперва, а потом и за пиво? Или нет... Что ж, раз уж люди - существа с разумом детей и психикой сумасшедших и им нельзя показывать правду, нужна иллюзорность, стройная ложь, иногда - назидательная, и раз уж...
... Вторгаются не свои фразы в ход мыслей, и от этого все путается, и непонятно, что же сначала все-таки, пиво или цветы?.. И приведет их к гибели нелепая мелочность и жадность, никчемная суетливость сгубит, беспорядок в поступках и мыслях, сгинут они, несчастные, от собственной бессмысленной жестокости и от глумления над самими собой, над сущностью своей... Чужие мысли мешают, как сорина в глазу. Бревно в чужом глазу... Магазины вчера были пусты, там пахло гнилью и валялись крысиные трупики с оскаленными мордочками, в которых словно вермишель кишели тоненькие белые черви. А за вермишелью очередь на улице, у табачного киоска, превратилась в небольшую гражданскую войну и в "Ходынку"... На работу, куда выбирается кое-кто по инстинкту под названьем "ностальгия", можно бы и съездить, пока "Жигули" еще не развалились и не иссяк запас взятого в ночной драке бензина из перевернутого бензовоза... Когда одни вымрут, а тела других начнут летать, на планете останутся художники, чтобы рисовать старинную жизнь... А дети все равно рождаются, и они даже похожи на детей, хоть и не такие... Но все-таки... И трамваи ходят иногда, тоже по привычке. Но в них никто не садится. Нет пассажиров. Ведь неизвестно, куда трамвай пойдет и что вообще взбредет на ум водителю...
Мужчина перевел взгляд на холодный экран телевизора. Экран тренькнул и стал нагреваться, посветлел, и высветилось нервное лицо ведущего короткой событийной программы Неврозина. Подергивая ртом и глядя исподлобья в пространство, Неврозин затараторил:
-... Такие происшествия в этот вечер. Восьмилетний школьник уничтожил своих родителей, разделал их трупы и, разведя на полу костер, стал жарить шашлыки. В соседнем микрорайоне взбесившаяся кошка заела хозяина. А теперь - об ужасном. Нервных просим выключить телевизоры... — Неврозин задергал носом, лицо его перекосилось, глаза стали съезжать к переносице. - Час назад, - голос его задребезжал...
Мужчина в комнате взглядом погасил экран и подумал о пиве и о цветах. Его раздражение и неприязнь осели на дно сознанья, а просторное, как чужая одежда, астральное тело отразило прежнее его существо в тот стародавний период, когда он частенько гулял по Арбату в обнимку с кокетливой пухленькой Леночкой. Она, Леночка, застывала возле всех дельцов, торгующих авангардистской мазней.
- Какая гадость, Лен, идем отсюда! - оттаскивал ее Алик.
- Пусти! Ничего не смыслишь в живописи! - Вырывалась Леночка. - Это же авангард, философия подсознания, психофизическая связь цвета и формы!
- Ну что ты говоришь, Леночка, это же бред... - возмущался он.
- Девушка права, - поддакивал Аликовой подруге длинноногий тощий тип, продающий картины. - Этот вид искусства воспринимают люди интеллектуально развитые.
Леночка торжествовала. Алик Семгин удрученно рассматривал изображение волосатой пятки с глазом посередке, смотрел на зеленый пупок со щупальцами - пупок жадно пожирал дома - и бормотал:
- Ничего себе, если бы эти твари вдруг ожили и расползлись по улицам...
- Было бы очень весело, - чирикнула Леночка и шаловливо глянула на тощего типа. Тот осклабился, показывая желтые зубы.
Алик пожал плечом. Ну стоит ли таким объяснять, что дисгармония в искусстве может привести к дисгармонии души и даже, возможно, к перекосу в экологии, к неизвестным последствиям? Не отсюда ли полтергейст и всякие штуковины такого порядка... Или сам он чего-то не понял?
- А ты, несчастный консерватор, молчал бы лучше, — сказала, как куснула, Леночка. — На творческий полет ты не способен. Интеллект тю-тю! Уровень не тот...
Может быть, она права?..
В тот день они крепко поссорились, неделю не разговаривали, и в отпуск Алик ушел один - она не захотела.
Лето. Родной НИИ. Многоэтажное здание института тускло отсвечивает голубым кафелем облицовки в грязных подтеках цемента. В подвале НИИ сырость, всякий хлам и выводок упитанных комаров, на крыше в ненужной теплице растут заброшенные кактусы самой причудливой формы. Ни в подвал, ни на крышу никто давно не заглядывает. Заняты все очень. Своими житейскими проблемами заняты, обсуждают день-деньской всем дружным научным коллективом, поглощены захватывающими пересудами политико-экономических событий, потрясающих страну, добычей пищи и вещей, которые иногда появляются в магазинах, празднованием дней рожденья и юбилеев сотрудников и коллектива, а за полчаса до окончания рабочего дня - шумными сборами домой.
Алику опять нужно погружаться в привычную "ниишную" стихию после отпускных романтических приключений. На Леночку уже не обижается, отошла на второй план как-то, и "все, что было, быльем поросло", прямо по поговорке...
Вот он, загорелый, в кремовых джинсах и футболке, вошел в лабораторию. Лаборантка Леночка улыбнулась мило, как до ссоры, шаловливо-виновато блеснула глазками и покрылась румянцем. Но Семгина это, почему-то, не проняло — что-то главное ускользнуло, забылось. Только ноющая тоска по прежней Леночке, близкой и привычной, по всему тому, что, он знал, уже не вернется никогда, хоть из кожи вылезь, пару раз сжала душу...
Женская часть коллектива - наибольшая - радостно предложила отметить появление из отпуска Семгина чаем с пирожными, а вечером и более крепкими напитками.
— А завтра мы не работаем, - невпопад выпалила Леночка, покусывая нижнюю губу. - Санитарный день, травим тараканов, все химией зальем.
- Вот как? - сказал Алик, чуть наклонив к плечу голову.
Сквозь миловидную оболочку девушки просвечивала другая, вдруг показалось Семгину, уже виденная однажды где-то в авангардной живописи форма, что-то вроде прожорливого пупка со щупальцами...
Он зажмурился на миг, и вышел в коридор...
Химией заливать стали с утра. Особой, собственного изобретения, свехядовитой - обычная ни тараканов, ни комаров, зажравших коллектив, не брала. Работали в противогазах. Начали с подвала. Про теплицу на крыше забыли. Туда и вылез Алик отдышаться и просохнуть после подвальной сырости.
С упоением освободился от противогаза и спецодежды. Взглянул вокруг и... застыл в изумлении. Все цвело. Большие яркие цветы необычных тонов покрывали игольчатые тела. Это было похоже на одну из авангардных картинок с Арбата. Семгина кольнуло воспоминание о споре и ссоре. "Черт знает, может, Ленка права? Тупой я, интеллект хромает?.. Ну нет уж, так, как они, и я смогу. Авангард так авангард... Первый химик-авангардист Семгин к работе приступает!"
