В одно из редких теперь посещений Пончика я попытался закинуть удочку насчет того, чтобы покинуть опостылевшую мне комнату.

— Господи, неужели мне нельзя выйти во двор, немного погулять, поразмяться? — спросил я. Он покачал головой. — Вы можете выпустить со мной пару ваших амбалов, пусть они смотрят за каждым шагом. — Но он был неумолим, и я махнул на это дело рукой и проговорил: — Мне надо было оставаться в тюрьме. Там хоть прогулочный двор был.

Пончик рассмеялся.

— Ну и как вы воспользовались им? Убежали. Нет, Риарден, если хотите поразмяться, делайте физзарядку в комнате.

Я пожал плечами и налил себе еще бренди. Пончик посмотрел на меня с презрением.

— Испортите себе печень, Риарден. Лучше в самом деле помахайте руками, хотя бы для того, чтобы выгнать алкоголь из организма.

— Только это и остается, кроме выпивки, — сказал я мрачно и сделал глоток. Я был доволен тем, что он поддался на мою уловку, хотя мне уже становилось трудно держаться на определенном уровне. Глядя на пустые бутылки, Пончик должен был думать, что я поглощаю полторы бутылки в день, и чтобы поддержать его в этом заблуждении, мне приходилось в его присутствии сильно стараться. В данном случае я выпил четверть бутылки в течение часа, и несмотря на то, что умею пить, голова у меня стала кружиться.

— В чем дело? — спросил он. — Нервничаете? — Он сумрачно улыбнулся. — Может, на этом счету ничего нет? — Он вытянул ноги и задумчиво посмотрел на меня. — Мы знаем, что вас продали, Риарден. Вы отрицаете это, но, если ваш партнер действительно скрылся со всей добычей, оставив вас с пустым мешком, то это ничего хорошего вам не сулит, абсолютно. После разговора с Косгроувом у меня появились сомнения относительно вас.

— Вы получите деньги, — сказал я. — Мой друг не подведет меня.

— Искренне надеюсь на это, — сказал он. — Ради вас.

Пончик был все-таки прав — я начинал нервничать. Я с раздражением шпынял Таафе, когда тот приносил пищу. Это, правда, не производило на него впечатления. Он смотрел на меня своими голубыми детскими глазами, посаженными на побитое лицо, ничего не говорил и, сделав свое дело, оставлял меня шагать по комнате и не прикасаться к пище.

Так шли часы и дни. Каждый день я слышал цоканье копыт пони и приятное флейтовое посвистывание. И с каждым днем мои шансы становились все призрачнее.

Наконец, это произошло.

Пончик вошел в комнату.

— Ну, — начал он весьма веселым голосом, — вы удивили меня, Риарден.

— Неужели?

— Да. Я, по правде говоря, думал, что вы нас водите за нос. Мы получили деньги по вашему чеку.

— Рад слышать, — сказал я. — Надеюсь, на счету было достаточно.

— Достаточно, — заверил он. — Нет, мне кажется, вы все-таки пытались увильнуть, Риарден, а?

— Боже мой! Я же обещал, что деньги будут, — я засмеялся, хотя и с некоторой натугой. — Вы прямо, как тот человек в Москве, который сказал: «Шмуль, вы сообщили мне, что едете в Минск, чтобы я решил, что вы едете в Пинск. А вы надули меня и, таки поехали в Минск. Я теперь не верю ни одному вашему слову».

— Очень интересная иллюстрация, — заметил Пончик сухо. — Как бы то ни было, деньги получены. Это все, что нам нужно.

— Прекрасно! — воскликнул я. — Когда же вы меня выпускаете?

Он сделал жест рукой.

— Садитесь. Нам нужно кое-что обсудить.

Я подошел к шкафчику с бутылками и налил себе бренди, добавив в стакан воды. Сейчас я действительно нуждался в нем. У меня никогда не было абсолютной уверенности в Макинтоше.

— Я буду чертовски рад покинуть эту комнату.

— Еще бы, — согласился Пончик. Он долго молча смотрел на меня и, наконец, сказал: — Есть одна загвоздка. Маленькая деталь, но она может оказаться непреодолимым препятствием. Впрочем, если вы объясните ее удовлетворительно — не придумаете объяснение, а именно объясните, — то я не вижу причин, чтобы нам не продолжать наше дело, как оно было запланировано.

— О чем вы говорите, черт возьми, не понимаю.

Он поднял брови.

— Да что вы? Я уверен, что понимаете. Подумайте.

— Прекратите свои игры, Пончик. Если у вас есть что сказать, выкладывайте.

— Хорошо, — сказал он. — Только учтите, что я вовсе не играю. Он наклонился вперед. — Так вот. Я знаю, что вы не Риарден, и мне хочется знать, — так, для формы, — кто же вы.

Словно чья-то гигантская рука схватила и сжала меня. В животе похолодело, но, кажется, мне удалось сохранить невозмутимость.

— Вы с ума сошли!

— Вы прекрасно знаете, что нет.

Я глубоко вздохнул.

— А я думаю, что да. В чем вообще дело? Вы что, получили деньги и теперь хотите уклониться от своих обязательств? — Я ткнул свой палец ему под нос. — Не советую пытаться, мой друг.

— Вы в крайне невыгодном положении, — спокойно заметил Пончик. — И не можете никому и ничем угрожать. На вашем месте я прекратил бы разыгрывать невинность. Вы не Риарден, и мы это знаем.

— А как вы это докажете?

— Не будьте дураком. Мы доказали это. — Он откинулся на спинку стула. — Уж не думаете ли вы, что, освобождая человека из тюрьмы, мы не проверяем его досконально? Мы проверили вас в Южной Африке, и вы не выдержали нашей проверки. В полиции всегда находятся корыстолюбивые люди — что в английской, что в южноафриканской. Если вы Риарден, вы должны хорошо знать, что такое «Джон Форстер». Вас частенько затаскивали туда.

— Ну и что? Они так и не смогли ко мне прицепиться.

— Да-да, это штаб-квартира полиции в Иоганнесбурге, это вы знаете. — Он махнул рукой. — Но это еще не доказывает, что вы — Риарден.

— Но вы не доказали обратного.

— У нас там есть один друг, смелый полисмен, который время от времени делает для нас кое-какую работенку. Он добрался до досье Риардена и прислал нам копию его отпечатков пальцев. В том-то и дело, приятель, что они не совпадают с вашими. Нет-нет, мы проверяли много раз, чтобы удостовериться в этом. Он показал на стакан, который я держал в руке. — Ваших отпечатков у нас полно.

Я долго смотрел на него, затем сказал:

— Я знаю, как выглядят дактилоскопические таблицы из «Джона Форстера». Видел их достаточно. Принесите сюда ваши и я дам вам свои отпечатки пальцев для сравнения.

Глаза его несколько затуманились.

— Мы это сделаем. Но я вам вот что скажу. Вы не покинете этот дом, пока мы не выясним, кто вы такой и какого черта здесь делаете.

— Вы же знаете, что я здесь делаю, — сказал я утомленно. — Вы сами притащили меня сюда. Вы получили свои бабки, теперь выполняйте договор.

Он встал.

— Мы встретимся завтра утром. У вас достаточно времени, чтобы придумать какую-нибудь историю. — Он нажал на кнопку. — И пусть лучше это будет правдивая история.

Дверь щелкнула, и он вышел.

Я сидел и смотрел на янтарную жидкость в стакане передо мной. Да, надо было что-то придумать. Лучше всего иметь две истории — правдивую и достаточно правдоподобную. Это трудно. Я могу прилично лгать, когда в этом есть необходимость, но сочинять истории — не мой конек.

Когда обычно начинаются такие дела? Рассуждая логически, можно сказать, что это началось с рождения. Но простая логика часто приводит к несуразностям. Тогда начало надо искать в Иоганнесбурге, но и тут нельзя не учесть, кем и чем я был и почему выбрали меня, а, значит, корни всего уходят глубже. Как бы то ни было, Иоганнесбург был, пожалуй, наиболее подходящей точкой отсчета, и я стал думать об Иоганнесбурге, этом переросшем самого себя шахтерском поселке, где тротуары вымощены золотом.

Было яркое и солнечное утро, без единого облачка на небе, — что может вызвать восторг англичанина, но не произведет никакого впечатления на жителя Южной Африки, потому что там по утрам всегда ярко и солнечно, а облака зимой столь же редки, как куриные зубы. Я жил в Хиллброу, в одной из бетонных башен с видом на город, почти всегда накрытый пеленой жирного смога. В течение двадцати лет отцы города стремились создать в нем бездымную зону, но руки у них так до этого и не дошли.