Сын-то у Польдека родился, и потом еще дети пойдут, но вначале все не так радужно, а даже в черном свете представлялось. Едет этот самый Польдек к своей испанской невесте Целых одиннадцать дней и с каждым днем все больше и больше мрачнеет. Во-первых, потому что знает, невеста — уродина, а это, конечно, хотя и для брака монархов не так важно, но все же. Согласитесь, с красивой женой легче наследников плодить. Во-вторых, у Леопольда отчего-то, неизвестно, может, от волнения, может, от нехорошей дорожной кухни, но дизентерия развилась и даже с кровавым поносом. Неромантичной болезнью, скажем прямо, жених болен. И какой казус может произойти. Ну, например, станет он общаться со своей хотя и уродливой, но невестой, а ему приспичит по нужде в самый неподходящий момент. Но все оказалось как нельзя лучше. Вместо ожидаемой рыжей уродины с отвратительными манерами он увидел скромную девушку с приятным белым личиком и золотыми волосами. Да и дизентерия почему-то, может, от радости, вдруг отступила. Словом, испанская жена Польдека Мария-Луиза стыда его тосканскому княжеству не принесла, а наоборот, начала рожать здоровых детей (их потом в образе разных князей и графов здорово в Европе наплодилось) — девять сыновей и три дочери! Наверное, бабушка Мария-Тереза не успевала в ночной рубашке на балкон выскакивать и оттуда придворным кричать: «Дети, прекратите танцы. У Польдека новый сын родился». И все-таки Мария-Луиза не перегнала свою свекровь в рождении детей: их у нее только дюжина, а вот у Марии-Терезы целых шестнадцать!

У Польдека генетическая расположенность к сексу, конечно, от отца Франциска-Стефана досталась. Он не только свою жену часто беременностью награждал, но и любовниц своих в этом отношении не жалел. И даже принялся за горничных своей жены, что Мария-Луиза терпеть не могла. Аристократки — это другое дело. Когда у ее мужа любовницами были аристократки — она не возражала, конечно. Ну, там леди Анна Ковнер или другие какие знатные графини. Но вдруг у мужа танцовщица появилась Ливия Раймонди, которая, несмотря на постоянное освистывание ее публикой, почему-то называла себя гордо балериной. Мария-Луиза слегка пожурила мужа за плебейские навыки: то служанки, то плясуньи. И муж решил, как в «Пигмалионе», из своей девки аристократку сделать. Купил ей роскошный особняк, на дворец смахивающий, стены эротичными картинками украсил, полки с книжками выставил и давай свою Ливию, в свободное от любви время, премудростям науки учить. А как же: «Грызи гранит науки». А она подушку грызла, когда сына ему рожала, сыночку незаконному папаша очень обрадовался, назвал его Людовиком и заставил Марию-Луизу на чай в гости любовницу пригласить. Мария-Луиза настолько с ней сдружилась, что, говорят, вечерами, сидя рядышком почти головка к головке, совместно вышивали салфеточки. А потом, когда брат Иосиф-император умер и Леопольду надо было наследником из своей Флоренции в Вену возвращаться, он свою Ливию не забыл. Да не только ее, но всю ее многочисленную родню с кузинами и двоюродными сестрицами забрал, снял огромный особняк на улице Капустной и там их всех вместе поместил. Умер он совершенно случайно, в 1792 году через два года после смерти своего брата, мало поцарствовав. И смерть-то какая-то несуразная у него вышла. Он, чувствуя, что интимные мужские силы его несколько поиссякли, и не желая допустить до такого конфуза свой организм, принялся пичкать его разными напитками, самолично в своей лаборатории изготовляемыми. Мы не знаем, помогли ли ему эти любовные напитки в любовных утехах, но смерть ускорили, точно. Правда, многие историки считают, что это только сплетня, а на самом деле Леопольд умер от воспаления легких. До правды, конечно, теперь не доберешься, а для нас и не важна эта правда. Правда в том, что альков этого любвеобильного человека был горячим, где бы он ни находился, в своем ли доме, в Доме ли его любовниц. И в этом отношении его старший брат Иосиф II мог только ему завидовать. Его собственный альков отвращения ко второй супруге навсегда отбил охоту и к женам, и к сексу.

Неприятен альков, в котором насилие совершается. И такие королевские альковы были, дорогой читатель!

Вот у Людовика XI, французского короля, жена Маргарита Шотландская. Девчушке едва исполнилось одиннадцать лет. Пожалеть бы ему бедную девочку, не тащить ее в постель, дать возможность по примеру других гуманных монархов малость дозреть, половой зрелости достигнуть. А Людовику XI невтерпеж. Он там так долго ждать не будет, его обуревает страсть, и не для него созданы фиктивные браки с несовершеннолетними женами, которых мужья несколько лет подряд только в лобик целуют, до тела не дотрагиваясь. Людовик XI, обуреваемый грубой животной страстью, берет девочку-жену, чуть ли не насилуя, грубо, беспардонно, никакой уступки ни ее стыдливости, ни невинности не делая. Подумаешь, жеманства и нежности в алькове, еще чего! Людовик XI всю жизнь этих качеств не признавал. Для него женщина — это объект его сексуальных удовольствий. А поскольку он до своей женитьбы сексуальную практику уже большую имел, редко какая дворцовая дама и в его сети не попала, то и с женой церемониться не стал.

И стала Маргарита Шотландская в одиннадцать лет женщиной, но с расстроенным воображением, надломленной психикой, в которой физическая любовь у нее ассоциируется с мерзким насилием и отвратительным надруганием. И поскольку реальность так мерзка, перешла она в мир фантазии: по ночам поэмы сочиняет, днем меланхолией и головной болью мучается. Словом, не жизнь у королевы, а мука одна. Но природа, конечно, взяла свое, и через пять лет расцвела она, как цветок, «созрела» для любви, став прелестной белокурой шестнадцатилетней красавицей. Вот теперь бы в самую пору любовь пестовать и нежностью свою жену одаривать, а Людовик XI не умеет. А кроме всего прочего, еще и нос воротит. Ему эта пятилетняя принудительная половая связь с женой, исполняющей в постели роль бессловесного истукана, порядком надоела. Романтика — не его стихия. Женщина создана не для того, чтобы там в ее мозг или сердце заглядывать. Еще чего! Женщина — это самка. И чем она глупее и развязнее, тем лучше. А тут какие-то слезы в алькове, «Страдания молодой Вертерки» и прочая чепуха. Словом, остыл Людовик XI к своей супруге, не отвечающей ни в малейшей степени его сексуальным желаниям. Сложность натуры Маргариты не для грубого, вульгарного Людовика XI.

Королевский альков превратился в ад. Но как всегда бывает с мужьями, которые сами виноваты в неудачности своего алькова, Людовика XI вдруг начала обуревать какая-то странная ревность. Вроде бы никакого повода для нее, этой ревности, супруга не давала, а он ревнует, и везде ему ее любовники мерещатся. Шпионов к ней приставил, чтобы следили за каждым ее шагом. А особенно огромное усердие в этом деле проявлял его камердинер Жаме де Тиллей. Сам Людовик XI в спальню к жене вообще хаживать перестал, у него при дворе интересные дамочки, на сексуальные услуги скорые, появились, а камердинеру наказывает ни днем ни ночью со спальни жены глаз не спускать. А Маргарита Шотландская, томимая чувством неразделенной любви и к тому же напичканная романтическими поэмами, ищет удовлетворения своей чувственности в простых платонических ласках, поскольку физическая половая любовь вызывает у нее неистребимое отвращение. И фавориты, из числа придворных юнцов, часто, играя с королевой, то фривольно ее за грудь схватят, то колено погладят, то за ручку возьмут. На большее они не решались, и большее им Маргарита Шотландская не позволяла. Но шпион де Тиллей, в тонкости женской психики не вникая, усмотрел в ее действиях не только разврат, но и прелюбодеяние и королю донес ни больше ни меньше только следующее: «Королева спит с фаворитами, а чтобы не забеременеть, ест зеленые яблоки и пьет уксус». Ну, этот уксус совсем доконал короля. Он в такое бешенство впал, что жизнь Маргариты стала совершенно несносной. Бывают же такие бешеные люди, которые свое бешенство маской тончайшего сарказма прикрывают. Они там не будут на жену с кулаками набрасываться, но ежедневно, ежечасно мелкими саркастическими уколами травят и травят ее, почище твоих отрав. Днем и ночью пилит и пилит ее, ломает бедную сосенку, как осенний постоянный ветер. Как будто бы и не очень сильный, не вихрь, но трещинку дерево дает и надвое разламывается. Разломилась и Маргарита от этих постоянные упреков, подозрений, шпионажа, доносов, что в постель слегла с очень сильной неврастенией. Бледная, исхудалая, синяя, как костельная свечечка, лежит в постели и радуется: «Боже, я скоро умру». А когда любившие ее придворные начали ее утешать и подбадривать, что, дескать, в таком юном возрасте рано вам умирать, ваше величество, и что она непременно выживет, то она горько усмехнулась, отвернулась к стене и прошептала: «Зачем? Тьфу на жизнь, не говорите мне больше о ней». И так велико ее желание смерти было, что без видимой болезни умерла она. И было это в 1444 году, а ей было всего шестнадцать лет. Ну и альков королевский, нечего сказать, из постели в катафалк превратился. Циник Людовик XI, у которого все человеческие чувства, кроме чувства ненависти, давным-давно исчезли, а может, никогда их и вообще не было, только саркастически улыбается: «Супруга наша скончалась от неумеренного увлечения поэзией», — так прокомментировал и уехал себе путешествовать, не пожелав даже присутствовать на похоронах королевы.