— Ты можешь пригодиться им как солдат-самоубийца, — сказал Уилбур, глядя на Микки. Ему нравилось подвергать испытанию Микки на преданность делу Юга. Это было единственное, чему тот был предан.

— Я никогда не слышал, чтобы в Арийской армии были камикадзе, — отозвался Томми. В сущности, ему не очень-то хотелось встревать в этот разговор, но Микки Клебэрн смотрел на него так мрачно, что у Томми возникло ощущение, что если он так явно будет игнорировать их разговор, вряд ли он будет в безопасности.

— Пока не было, но они могут понадобиться — хотя бы несколько человек. Они могут надеть на Микки пластиковые бомбы, и он разнесет здание Верховного Суда, если у него возникнет такое желание. Именно из-за вмешательства Верховного Суда Юг и был сокрушен, а началось все с того, что черных детей стали пускать в школы для белых, — напомнил Уилбур. Он частенько давал Микки уроки гражданской истории, сообщая, какие именно организации более всего приложили руку к упадку Юга.

Микки не думал о том, чтобы подрываться на мине, или о том, чтобы уничтожить Верховный Суд, у него на уме было сначала как следует пострелять. Он рассчитывал застрелить нескольких негров, а если это не удастся, то какую-нибудь азиатскую сволочь или мексиканцев. Всего за несколько дней до этого какой-то белый в одном из калифорнийских городков не сдержался и расстрелял из автомата мелюзгу на школьном дворе — нескольких школьников убил на месте. Большинство убитых детей были азиаты, и поэтому Микки подумал, что за этим убийством могли стоять Арийцы. Другие заключенные не раз рассказывали ему, что азиатов в Калифорнии было полным-полно, столько же, сколько черных на Юге. Может быть, Арийцы и поубивали детей-азиатов, чтобы предупредить их, что, если те не хотят, чтобы их всех поубивали, им скоро придется сваливать из Америки.

— Я вообще-то собираюсь убивать негров, — сказал Микки, раздумывая над тем, как будет жить после тюрьмы. — Вешать их хорошо, они только этого и заслуживают. Отличное зрелище: негры на деревьях с вываленными языками.

— Ничего себе картинка, — сказал Уилбур. — А после негров кого ты будешь убивать? Азиатов или мексиканцев?

— Этих чертовых желтых, — ответил Микки. За всю свою жизнь ему не довелось видеть так уж много азиатов, но когда он видел их по телевизору, они казались ему ничем не лучше негров.

— Если напустишься на азиатов, будь осторожней, — предупредил Томми.

— Это еще почему? — спросил Уилбур.

— Потому что они ловчее нас, вот почему, — ответил Томми.

Он тут же понял, что сказал это зря, но Уилбур вызывал у него такое отвращение, что он не сдержался. Уилбуру нравилось поражать Микки своими рассказами о Гражданской войне и доставляло удовольствие помогать тому выстраивать планы его убийств, которые тот совершит, как только станет рядовым в Армии арийцев. Уилбур просто дразнил Микки, и Томми не удержался от того, чтобы немного осадить его.

— Кто придумал кунг-фу? Не мы, — добавил он уверенно. — Один хороший нинзя может уложить половину самых крутых Арийцев в этой тюрьме и всех охранников.

— Насчет охранников я согласен, — сказал Уилбур. — Наверное, Микки тоже мог бы уделать охранников, и ему нинзя не понадобится.

— Зачем ты его заводишь? — спросил Томми Уилбура вечером в камере. — Он никогда и близко не подойдет к Айдахо. Он слишком тупой. Я даже не думаю, чтобы Арийцы взяли его к себе.

— Он — огромный, тупой урод, все так, — согласился Уилбур, — но и тебе не надо было хвалить азиатов за то, что они ловчее нас. Микки не нравится думать, что желтый китаеза может быть ловчее белого южанина-американца.

— Ничего не поделаешь, — стоял на своем Томми. — Посмотри на статистику.

Уилбур просто посмотрел на него и улыбнулся.

— Статистика ничего не объяснит Большому Микки, — сказал он.

Томми понял, что и в самом деле был неосторожен. Теперь, когда они бывали во дворе на прогулке или за едой, Микки Клебэрн пристально поглядывал на него. Правда, пока он ничего не говорил и его отношение к Уилбуру не изменилось. На прогулках он не отходил от него, в столовой садился рядом с ним, молча слушал, как Уилбур плел свои рассказы о великих кавалеристах-южанах или о великих победах южан.

Однажды Томми подумал, что внимание Большого Микки может привлечь нечто более достойное, чем он сам. Уилбур заходился в очередной выдумке о том, как поднимается Юг, как вдруг Пес, негр из соседней камеры, который совершенно не выносил Уилбура и не питал к нему ничего, кроме презрения, и даже не унижался до того, чтобы посмотреть в его сторону, как-то, проходя мимо, остановился и легонько тюкнул Уилбуру по темечку костяшкой пальца — чем-то все это было похоже на то, как опытный фермер щелкает арбуз, чтобы определить, спелый ли он.

— Ты можешь нести весь этот бред, засранец, — сказал Пес. — Юг, конечно, снова поднимется, но тебе-то увидеть этого не придется, потому что все вы, белые говнодавы, сдохнете. Если Юг и поднимется, то теперь поднимется черный Юг.

Сделав такое заявление, он отправился дальше. С перепугу Уилбура просто трясло. Теперь он знал, что у него появился враг и этот враг живет в соседней камере.

— Этого сукиного сына нужно повесить на дереве, пока у него не вывалится его чертов черный язык, — сказал Микки.

Ни Уилбур, ни Томми ничего не сказали.

Несколько дней Томми присматривался, не собирается ли Микки убить Пса. Почему-то ему показалось, что Микки мог бы такое попробовать. В конце концов, Пес унизил его командира, жреца его религии. Еще одна песня Хэнка Вильямса-младшего, которая запала в душу Микки, называлась «Деревенский парень, все пройдет». В ней воспевалась житейская осведомленность и находчивость деревенских парней: они знали, как свежевать оленя или поставить вершу, как защититься от городских парней своими складными ножами. Томми подумал, что Микки мог бы попытаться продемонстрировать свою деревенскую осведомленность и находчивость и попытаться убить Пса, но этого не случилось. Он оставил Пса совершенно без внимания и продолжал глазеть на Томми своими мутными глазами цвета болотной жижи.

— Ты не мог бы увести отсюда своего питт-бультерьера? — сказал Томми Уилбуру как-то вечером. — Все эти взгляды начинают меня раздражать.

— Ну так почему бы тебе самому не сказать ему пару слов об этом? — ответил Уилбур.

— Потому что после этого будет только хуже, — заметил Томми. — Он только с тобой считается, со своим Великим Драконом Юга.

Уилбур улыбнулся своей полудовольной улыбкой:

— Мне это нравится — Великий Дракон Юга. Может статься, после тюрьмы я вступлю в Клан. Могу поспорить, что я довольно быстро поднимусь в Клане.

— Я и не сомневаюсь. Но для начала попроси своего ученика держать свои взгляды при себе.

— А почему бы тебе не сказать ему, что ты не имел в виду ничего плохого, когда сказал, что китаезы ловчее нас? — предложил Уилбур. — Скажи, что ты просто хотел его подзадорить. Может быть, он тебе поверит.

— Они ловчее нас, — настаивал на своем Томми.

— Я рад, что ты готов умереть за свои убеждения, — сказал Уилбур, позевывая.

В последующие несколько дней Томми решил начать контратаку, по крайней мере, чтобы что-то предпринять в отношении этих взглядов Микки. Вместо того чтобы отводить от него глаза, он начинал пялиться на Микки даже прежде, чем тот начинал глазеть на Томми. Когда их взгляды встретились, Томми стал смотреть ему прямо в глаза, пока, наконец, Микки не отвел взгляда и не ушел.

После этого Томми стало немного легче, хотя он понимал, что Микки по-прежнему ненавидит его. Микки стал проводить с Уилбуром меньше времени. Он больше не рассказывал о своих планах вступить в Армию Арийцев. Томми знал, что Микки все еще оставался для него угрозой, но, по крайней мере, теперь это была угроза замедленного действия. Когда вокруг были люди, Томми понимал, что лучше не спускать с Микки глаз и держаться позади него. Когда Микки был впереди, Томми был уверен, что сумеет предотвратить какой-нибудь его маневр, если тот вдруг решит атаковать. Он даже стал готовиться к этому: занялся гимнастикой. В старших классах он какое-то время ходил в секцию боевых искусств, но это ему разонравилось, прежде чем дело дошло до черного пояса. Но, по крайней мере, до желтого он поднялся. У себя в камере он стал повторять приемы дзюдо.