— Я думаю, она вряд ли спустится сегодня, — предположил он. Это его несколько опечалило. Он не уезжал и тянул время в надежде еще хоть раз бросить взгляд на Аврору. Еще ему хотелось, чтобы и она бросила хоть один взгляд на него. Когда люди напивались до полусмерти, они порой не помнили, что с ними происходило. Пьянство часто стирало из памяти даже то, где это все с ними происходило и кто был при этом рядом с ними. Аврора была довольно сильно пьяна. Четыре бутылки рецины, знаменитого греческого вина, — это не шутка. Она могла и не вспомнить ни его самого, ни его брата, ни даже улицу Мак-Карти. И если он появится на следующий день к ужину с Василием или без него, Аврора просто может не вспомнить, кто он такой. Он и сам однажды так напился, что напрочь забыл о собственной свадьбе. Дело было в Египте. Он тогда женился на египтянке и прожил с ней дня четыре в состоянии глубокого опьянения, вызванного употреблением слишком большого количества спиртного египетского производства, с которым его организм не был знаком. Вернувшись на корабль и протрезвев, он ничего не помнил. Он так и не вспомнил бы о том, что женился, если бы во время следующего рейса в Александрию не наткнулся на свою жену в табачной лавке. Та была там с новым мужем, англичанином, и поэтому дала ему знать, хотя и не слишком подробно, но достаточно ясно, что он забыл не только об их первой брачной ночи, но и о том, что они целую неделю прожили вместе.

Эти воспоминания навели на мысль о том, что Аврора, пожалуй, была слишком пьяна, чтобы вспомнить его, что могло означать, что он никогда ее больше не увидит. Поскольку теперь он был влюблен в нее, такая перспектива его не устраивала, и именно это он и сказал Рози, которой, казалось, можно было довериться.

— А ну как она ничего не вспомнит? — заволновался он. — Много людей в подпитии ничего потом не помнят. Она и не захочет, чтобы кто-то, кого она не помнит, приехал к ней ужинать.

— Аврора вас не забудет, — заверила его Рози, — она занимается одной работой, а смысл ее в том, что она собирается сохранить в памяти каждый день своей жизни, и даже те дни, когда она была еще ребенком.

— Везет людям, — вмешался Вилли. — Я вот ничего не помню о себе до того, как пошел в третий класс.

— Да ты не так уж много помнишь из того, что происходило потом, — съязвила Рози. — Но ты ведь не Аврора. Если уж она берется за что-нибудь, она всю душу в это вкладывает. Я ничуть не удивлюсь, если она и в самом деле вспомнит каждый день своей жизни. У нее хранятся все календари, и она уходит в гараж работать с ними.

— По-моему, в этом есть что-то ненормальное, — заметил Тео. — Зачем человеку помнить каждый день своей жизни? На это ведь уйдет все свободное место в голове.

— Не знаю, может быть, вы сами спросите ее об этом завтра? — предложила Рози.

— Я вот не вспомню целиком больше трех дней своей жизни. Один из них — день, когда кончилась война.

Чем больше он размышлял об этой работе Авроры, тем более странной она казалась ему. И все же, если это было возможно, он хотел бы повидаться с ней.

— Она просила меня обязательно передать вам приглашение и взять ваш номер телефона, если она вдруг не вспомнит название вашего бара, — сказала Рози. — Она сказала, что, пожалуй, хотела бы с вами поговорить, когда поправится.

Она предложила Тео вызвать такси, но он взглянул на нее как на сумасшедшую и пошлепал к автобусной остановке.

— Он говорит, что научился играть в карты в Югославии, — рассказала потом Рози все еще очень слабой Авроре, которая лежала в постели бледная как смерть.

— Отлично, мне нравятся мужчины, которые поездили по свету.

Большую часть следующего дня Аврора была слишком плоха.

Ей было все равно, жива она или уже умерла выздоровела или сгинула, был у нее любовник или нет Около полудня Рози попробовала заглянуть в щелку двери и обнаружила, что Аврора сползла с кровати и лежит на полу на полдороге к туалету.

— Я не умерла, я просто отдыхаю, — успокоила ее Аврора.

— Милая, если ты настолько слаба, что даже не можешь ползти, я помогу тебе, — предложила Рози. Она заметила, что Аврора стащила на пол большую часть одеял с кровати и выстроила себе возле эркера что-то вроде гнездышка.

— Через мгновение я переберусь к себе в гнездышко, — сказала Аврора. — Мой грек уехал?

— Да, но почему ты решила, что он твой? — спросила Рози, которую раздражала эта привычка Авроры считать, что она может иметь все, что ни пожелает, по крайней мере, если речь шла о мужчинах. Стремление иметь от мужчин то, чего ей хотелось, как раз и довело ее до того, что она лежала теперь в прострации на полу у себя в спальне.

— Конечно, он мой, — заверила ее Аврора. — Какое право ты имеешь оспаривать то, что он — мой?

— Боже милостивый, я просто задала вопрос! — воскликнула Рози.

Позже, после того как Аврора предприняла пару бесплодных попыток дотащиться до туалета, чтобы опустошить и без того пустой желудок, она попыталась восстановить в памяти события, которые привели к тому, что она была в таком состоянии. Она вспомнила, что обнаружила пояс Пэтси Карпентер на кушетке у Джерри Брукнера. У нее было ощущение, что ее предали, и на вкус это ощущение было ужасно похоже на те несколько капель желчи, которой ее стошнило.

В следующий раз Рози отважилась заглянуть в щелку перед ужином. Аврора сидела в постели и плакала, а в комнате горела только настольная лампа.

Аврора, которая чувствовала себя одинокой, беспомощной и старой, рассказывала ей о поясе на кушетке.

— Так у вас все в самом деле было… то есть… у тебя с Джерри? — изумилась Рози, с облегчением получив наконец важную информацию.

— Ну, я не знаю, — призналась Аврора. — По-моему, это было именно так, как оно и было.

— Что это значит? — не поняла Рози.

— Это означает, что мне это было нужно, а ему нет, — сказала Аврора. — Я принимала участие в этом, а его словно не было. Так что в каком-то смысле ничего не произошло. А что все это означает, так это то, что я была такой идиотской дурой, а теперь из глубины моего существа поднимается уважение к себе, и я снова становлюсь самой собой, — прибавила она совершенно спокойным голосом. — Я знала, что когда-нибудь у меня возникнет такое желание, но не предполагала, что Пэтси Карпентер приблизит это.

— А может быть, она и не сделала этого? — сказала Рози. — Ты всего-навсего исходишь из того, что увидела пояс на кушетке. Может быть, ей стало щекотно, она и сняла его, чтобы почесаться, да и забыла надеть.

Аврора посмотрела на нее так мрачно, что Рози растерялась. Что опять она сделала такого? Потом ей пришло в голову, что, наверное, ей не стоило говорить о том, что у кого-то что-то там чешется.

— Ну, у нее могла оторваться пуговица или она переела, откуда ты знаешь? — спросила она извиняющимся тоном.

Позже, почти глубокой ночью, сидя без сна в своем эркере, Аврора поняла, что Рози, возможно, была права. Могло существовать совершенно невинное объяснение того, как этот пояс оказался на кушетке у Джерри. Она ни на минуту не верила, что тут и в самом деле было что-нибудь такое, хотя всякое было возможно. Но какое все это имело значение? Если Джерри еще и не спал с Пэтси, то скоро будет спать — с ней или еще с какой-нибудь молодой женщиной. То, что означало для нее увидеть этот пояс на кушетке, вообще имело мало отношения к Джерри. Скорее, это напомнило ей о том, как глупо она себя вела. Она отбросила всякие понятия о собственном достоинстве на несколько месяцев, в течение которых занималась сексом с молодым человеком, которому, собственно, и не была нужна. Кроме того, она вдруг осознала, что означало все это с самого начала. Вечно она хочет получить как можно больше, но не было случая, когда бы она так грубо нарушила правила, как в этот раз, прыгнув настолько выше головы, и когда бы ее оскорбили сильнее, чем теперь.

— Может быть, ты и права, но ты ведь можешь и ошибаться, правда? — спросила Рози за завтраком, выпекая оладьи для Авроры. Как раз тут и зазвонил телефон.