— Я задал вопрос, — сказал Роберт.

— Да, — неохотно признал Мартин. — Я просил тебя об услуге.

— И я ее оказал, не правда ли?

— Это было очень, очень давно, Роберт.

— А разве время тут имеет значение? Разве я скулил и жаловался, или пытался объяснить, чего мне это стоило? Ничего подобного. Я уговорил эту бабу утихомириться. А это было нелегко. Я заткнул рот ее мужу. Это было гораздо труднее. И позаботился, чтобы до Сесилии ни слова об этом не дошло, и за это ты действительно у меня в долгу.

— Давай не будем вдаваться в детали.

— Не будем, старина. Однако не будем и забывать об этом. У тебя была небольшая проблема, я ее разрешил. Теперь у меня небольшая проблема в Иллинойсе, и мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто-нибудь респектабельный и умный, кто не попадет в неприятности. Если я пошлю на поиски кого-нибудь из своих парней, возникнет скандал. Ты знаешь, какие они.

— Мне это не нравится, Роберт.

— Я и не требую, чтоб тебе это нравилось, Мартин. Господи Иисусе! Ты только посмотри на этот блок! — Несколько минут они наблюдали за экраном — Роберт с острым вниманием подростка, так и не изжившего страсти к игровым видам спорта, Букер — с деланно пристальным выражением человека, давно понявшего, что нельзя преуспеть в жизни, не выказывая никакого интереса к спорту, которого он, в действительности, никогда не испытывал. — Сукин сын! — закричал Роберт. — Ты это видел?

Букер знаком показал, что видел и впечатлен. Обычно этого было достаточно, чтобы удовлетворить Роберта, хотя и не всегда.

— Придется, Мартин, поговорить с тобой без околичностей. Сколько лет ты уже работаешь на де Витта?

— Около десяти.

— Одиннадцать, чтобы быть точным. Корди приближается к семидесятилетию. Когда он уйдет в отставку, ты сможешь стать юридическим советником семьи и Фонда.

— С чего ты взял, будто он уйдет в отставку?

— Я об этом позабочусь, Мартин. Сделай, что я прошу, и это я тебе обещаю, ладно? Я имею в виду: зачем и дальше убивать время, исполняя за де Витта всю работу, пока он прикарманивает жирные гонорары? В этом нет никакого смысла. Я забыл, сколько де Витт вытянул из Фонда в прошлом году, но помнится, это измерялось семизначной цифрой.

— Там было много судебных процессов.

— Которые, в основном, вел ты, а не дядя Корди. Но именно Корди имеет «мерседес» с шофером и дом в Понд-Ридже с двумя теннисными кортами.

— Я не слишком счастлив из-за этой идеи.

— А кто говорит о счастье, старина? Разве я счастлив? Мисс Уолден счастлива? Кого это вообще волнует? Ты хочешь перечеркнуть одиннадцать лет тяжелого труда на Корди де Витта и начать охоту за новой работой? Ты думаешь, я хочу вручить мисс Уолден, какой бы милашкой она не была, три четверти миллиарда долларов и ключи от Кайавы? Какие у тебя проблемы, черт побери?

— Ну, часть проблемы в том, что я верю в ее историю.

— В какую историю?

— Я не считаю ее охотницей за деньгами. Думаю, она говорит правду.

— Да, Христа ради, Мартин, я тоже. И что из этого? Мне нравится эта девушка. Я даже пригласил ее завтра пообедать со мной, чтобы извиниться за поведение Сесилии, и она согласилась. Это не значит, что я собираюсь отдать ей контроль над Трестом или свои шансы на кресло губернатора, или позволить ей потратить сотню миллионов долларов на безумные отцовские замыслы. Черта-с-два! То, что у нее красивые ноги, еще не значит, что я должен сдаться и позволить себя прокатить. Я выигрываю время, Марти. Так же, как ты. Сейчас время собирать факты.

— Хорошо-хорошо. Но что заставляет тебя думать, что ты на верном пути?

— Инстинкт. Подозрение, будто она что-то скрывает. Факт, что если мы начнем процесс, он будет длиться вечно, а тем временем я не смогу оплатить свою кампанию. Я как в аду с это траханой претензией на мое достояние и с хорошей перспективой на проигрыш. И не говори мне, будто де Витт уверен, что мы победим, потому что мы оба знаем, что он мешок дерьма. Она сбежала из дома и не может вернуться, так я полагаю, и хочу знать, почему. А когда узнаю, у меня будет преимущество.

— И тогда?

— И тогда я им воспользуюсь, советник. Предоставь это мне.

— А если я ничего не найду?

— Тогда мы отбросим план А и перейдем к плану Б.

— Что за «План Б», Роберт?

Роберт Баннермэн впился взглядом в телеэкран, казалось, поглощенный наиболее захватывающими моментами переигрывания.

— Ты только посмотри, — с отвращением сказал он. — Две сотни фунтов сплошных мускулов, а он испугался, сукин сын. Нельзя играть в футбол, если боишься, что тебе сделают больно. Или ты кому-то сделаешь больно. Это спорт, Мартин. Изворачивайся и бей, вот и все. Главное, бей первым. Тебе лучше пойти посмотреть, все ли в порядке с Сеси.

Букер понял, что его выставляют, к это ему отнюдь не понравилось. Он сказал себе, что нельзя терпеть от Роберта такого дерьмового отношения к себе. И это, отчасти, была правда. Затем сказал себе, что не боится Роберта Баннермэна, но это была совсем неправда, и он это знал — к несчастью, и Роберт тоже.

Букер никак не мог понять, почему он боится Роберта, но приняв это как данность, давно приучился жить с этим. В определенном смысле, думал он, Роберт просто зачаровывал его, как порой зачаровывают некоторые опасные виды спорта. Страх видоизменился, но все же действовал ему на нервы, и на этом, отчасти, основывалась власть Роберта над ним. Никогда нельзя было угадать, как поступит Роберт, или куда он способен зайти.

— «План Б», — вставая, повторил Букер.

Роберт не отрывал глаз от экрана.

— «План Б», старина? — мягко спросил он, словно никогда раньше не слыхал этого выражения.

Букер поколебался.

— Не заходи слишком далеко. Я хочу сказать, не зарывайся.

— Не беспокойся так, Мартин. — Роберт включил звук на полную мощность. — Мне просто нужна информация. Никаких грязных трюков. Я усвоил свой урок много лет назад, в Майами, помнишь?

Букер был уже на полпути в холл, к Сесилии и Патнэму, когда вспомнил, о чем говорил Роберт, и его бросило в жар, на лбу выступил пот.

Он был тогда совсем молодым человеком, только что с юридического факультета, но перед его глазами до сих пор стояла фотография из «Нью-Йорк пост». Полицейские теснили от края бассейна компанию загорелых мужчин и женщин в бикини и солнечных очках, со смешанным выражением страха и любопытства на лицах. Над ними возвышались балконы курортного отеля, уходя за пределы снимка. Рядом с водным велосипедом камера поймала две ноги — одну в сандалии от Гуччи, другую босую. Заголовок гласил: «САМОУБИЙСТВО ДЕЛЕГАТА: ИМЕЛ ЛИ МЕСТО ШАНТАЖ?»

Каким бы ни был «План Б» Роберта, решил Букер, он должен сделать все, чтоб в нем не возникло необходимости, ради общего блага.

Артур всегда избегал посещения ресторана «21», как любого заведения, где его могли заметить и узнать, но Роберт Баннермэн явно чувствовал себя здесь непринужденно. Мужчины, которые приветствовали его, были лощеными, средних лет миллионерами в первом поколении — как догадалась Алекса, это те люди, которые знают, как заставить звенеть деньги. Она узнала знаменитого финансиста с Уолл-Стрит и пару сверхпопулярных актеров, постоянно мелькавших на первых полосах газет. Это были люди круга Роберта, с крепкими натренированными телами — любители бодибилдинга и тенниса, с холодными глазами, хищники, на целую ночь оторвавшиеся от денежных трудов. Их сопровождали жены, как правило, красивые блондинки, моложе мужей лет на десять — двадцать. Многие из них бросали на Роберта взгляды, возможные только между тайными любовниками, взгляды и улыбки, настолько избегавшие какого-либо значения, настолько подчеркнуто небрежные, что были равносильны исповеди.

Что ж, подумала она, это не ее дело. Ее забавляло, что мужья ничего не замечают — однако те были слишком заняты, встречая Роберта крепкими мужественными рукопожатиями, да и вообще производили впечатление людей, которые никогда не уделяют большого внимания своим женам, что было, возможно, одной из причин, объяснявших успех Роберта, хотя и не единственный, ибо он был, вынуждена признать Алекса, исключительно привлекательным мужчиной, и умел убеждать, иначе она бы не приняла его приглашения с первого раза.