Маэстро поморщился:
- Должен вас огорчить, молодой человек, вы выполнили никуда не годное движение. Но хуже всего то, что вместо показа укола вы сделали замах, поправ все каноны фехтовальной культуры. Извольте повторить так, как я вам показывал!
Кто бы сомневался... Я опасливо покосился на стэк в руке Маэстро и снова принял стойку. Впереди был ещё почти час издевательств.
- Группа "Алеф"? Ребята, загляните в учительскую, Григорий Петрович зовёт!
Это Танечка, лицейский секретарь. Милое, воздушное существо, которое, тем не менее, знает всё про всех - работа такая. Мы со Светкой уже не раз пользовались этой её особенностью, и только раз потерпели неудачу. Удивительно, но всеведущая Танечка не смогла сказать нам о Маэстро совершенно ничего - кроме того, что в какой-то момент он его уроки появились в сетке наших занятий. Причём исправления появились не в лицейской базе данных, на доске с расписанием, висящую в учительской. Изменения внёс лично Г.П. С тех пор Маэстро приходил к дверям спортзала минута в минуту, к началу каждого занятия, и точно так же бесследно исчезал. Именно "исчезал" - потому что, как ни стались мы, так и не смогли выяснить даже то, каким образом Маэстро попадает в Лицей и покидает его! Ни один из допрошенных нами педагогов ровным счётом ничего не знал о загадочном учителе фехтования, а Г.П. лишь загадочно улыбался и отмалчивался.
Вообще-то, лицей, сам по себе, место довольно загадочное. Начать с того, что учеников здесь заметно меньше чем преподавателей, лаборантов и прочих сотрудников ЛЭИ. В этом плане наша новая школа напоминает, скорее, некий научно исследовательский институт, в котором, параллельно с основной работой, ещё и обучают несколько студентов - причём делают это по сугубо индивидуальной программе, строго следя за тем, чтобы учащиеся из разных групп не пересекались друг с другом. Мы первые пару месяцев обучения вообще усомнились, а есть ли здесь кто-нибудь из учеников, кроме нас? Потому что после первого знакомства, когда мы были представлены полутора десяткам ребят и девчонок, мы больше не встречались с ними - ни в учебных классах, ни в лабораториях, ни даже в столовых. И, те не менее, уроки шли, и не только по всяческим хитрым дисциплинам, типа хронофизики или сравнительной истории - мы осваивали и обычную школьную программу. А в учительской, кроме нашего, оказались ещё несколько планшетов с учебными планами - никаких имён и фамилий учеников, только безликие "группа Алеф", "группа Бейт", "группа Гимель"... наша двойка имела обозначение "Заен", то есть седьмая по порядку буква. Выходит, что групп как минимум, семь - но этот вывод разлетелся вдребезги, после того, как, после трёх недель занятий, нам сообщили, что теперь наше расписание будет вывешиваться на планшете "группы Алеф". С тех пор, обозначение менялось раз в две-три недели, причём без всякой системы, и мы бросили попытки вычислить таким образом истинную численность учащихся. Тем более, что - откуда нам знать, что во всех этих "Бейтах", "Гимелях" и "Йудах" тоже по два человека?
Помните институт чародейства и волшебства из книжки братьев Стругацких? Представьте себе, что кроме магов, аспирантов, дублей, домовых в его аудиториях отирается ещё несколько студентов, проходящих курс по специальности - и вы более-менее поймёте, как мы ощущали себя в течение всего этого года...
Кстати о Маэстро - на этот раз он не исчез неизвестно куда, стоило нам покинуть спортзал. Нет, учитель фехтования следует за нами и Танечкой, шагах в трёх позади, небрежно похлопывая себя по ноге стеком. Интересно, интересно... что бы это значило?
А вот и учительская. Танечка остановилась и шагнула в сторону, пропуская нас в дверь, сухо кивнул секретарше, вошёл первым. Я невольно проводил его глазами, и снова царапнула меня та же мысль - безупречная осанка, отточенная чёткость движений - я определённо видел уже это!
В Лицее и до него был учитель фехтования, и он потратил немало времени, пытаясь вбить в наши пустые головы почтительное отношение к своему предмету. Изрядной частью этой науки было искусство перемещения, и я надолго запомнил скользящие, плавные, будто в танце, движения опытного фехтовальщика.
Но ведь сам Маэстро двигался не совсем так! Нет, кое-что общее, безусловно прослеживалось, но уж очень манеры его напоминали мне тех офицеров, на которых я успел насмотреться тогда, в Порт-Артуре, в 1904-м году. Та же отточенная осанка, те же движения плеч... и вон, рука опускается к левому бедру, будто придерживая отсутствующий эфес сабли; невольное движение ступней - будто попытка щёлкнуть каблуками кавалерийских сапог.
Я помотал головой - об этом ещё будет время подумать - и, вслед за Светкой, вошёл.
Учительская способна была удивить человека неподготовленного - я не зря каждый раз вспоминал НИИЧАВО. Чучела штандартенфюрера СС в полном боевом оснащении, правда, не нашлось, но и без того здесь хватало интересного и неожиданного. Зайдя однажды в учительскую, я увидев на столе смятую, белую солдатскую рубаху, заляпанную свежими пятнами крови. Даже запах почувствовал, тяжёлый, кровяной, и он смешивался со столь же отчётливой пороховой вонью. А из-под складок ткани выглядывала рукоять револьвера - флотский, системы Галан, штатные стволы офицеров Императорского флота в семидесятых-восьмидесятых годах позапрошлого века.
Кстати, - оружие, огнестрельное или холодное, которое мы изучаем на соответствующих занятиях, относится к тому же периоду. И ведь наверняка это неспроста...
Г.П. сидел, как всегда, на краю стола и болтал ногой. Такая уж у него привычка - помню, ещё вы нашей со Светкой старой школе у историка были на эту тему тёрки с тётеньками-педагогинями старой закалки. Дешёвый популизм, а как же! Попытки завоевать авторитет и дешёвый популизм... Никакой авторитет Г.П. не завоёвывал, это мы сразу поняли. А любимый его свитер грубой вязки, старые кроссовки и непринуждённая манера поведения в классе - ну так привычка есть вторая натура, верно?
Тем более, что Г.П. никакой не педагог. Он Учитель - в том смысле, как писали об этом те же Стругацкие в "Полдне XXII-го века". Но специального педагогического образования у него нет, в школу он пришёл только из-за нас со Светланой, чтобы "разработать" для Института Экспериментальной Истории перспективных кандидатов в Проводники. Но тогда-то мы об этом понятия не имели - и всё равно все любили нового историка, и на уроки его ходили охотно.
Здесь, в Лицее - он наш со Светкой куратор. И любые перемены в нашей лицейской жизни начинаются, так или иначе, с него.
Как вот сейчас, например. Интересно только, зачем он вызвал для приватной беседы со своими подопечными ещё и Маэстро? Вроде бы, никаких грешков за учебной группой "Алеф" не числится, и уж тем более, мы ни в чём не провинились лично перед учителем фехтования и его изысканной наукой. Наоборот - ценим, стараемся, отдаём все силы. Вон, как вчера Маэстро Светку расхваливал!
Темнит что-то Г.П., ох, темнит...
III. Группа "Алеф" на задании.
1888 год. Англия, Гэмпшир.
Поезд "Портсмут-Лондон"
"Мы едем-едем-едем..."
Старая добрая железная дорога, поезд от Портсмута до Лондона! Пышущий паром локомотив, двухосные вагончики ярко-малахитового цвета с чёрной окантовкой и крупными, жёлтой краской, буквами: London and South Western Railway. Всё здесь непривычно - двери купе открываются прямо на перрон, сквозного прохода по вагону нет. Да и что это за купе - так, отсеки с двумя диванчиками и столиком. Билеты в кассе продаются без мест, куда хочешь - туда и садись. Хорошо хоть, вовремя сообразили, что половина вагонов поезда отправляется вовсе не в Лондон, а в Рединг, и на одной из станций их должны прицепить к другому составу...
