-... что ж, Артур, было весьма приятно с вами побеседовать. - бывший министр по делам Индии снял котелок и, зажав трость под мышкой, стал отряхивать головной убор от водяной пыли. - Надеюсь увидеть вас завтра в Лондоне, в клубе, там и продолжим.
- Что ж, договорились, Рэнди! - лорд Артур, вслед за собеседником, перешёл на доверительный тон. - Я слышал, там подают теперь замечательную спаржу, уже этого года?
Джентльмены раскланялись - уже без следа прежней чопорности, как добрые знакомые.
"Клуб значит... сделаем зарубку." Сёмке было досадно, что он пропустил завершение беседы. Хотя, и повод для оптимизма имелся - они со Светкой, похоже, попали в цель. И что бы не имел в виду Г.П., давая подопечным головоломное задание - они, как говорят военные, "ведут действия в правильном направлении". С первой попытки услышать именно то, что нужно - разве это не успех?
Или - правильно выбранное место и время. Или... да и где уверенность, что это - именно то, что нужно? Недаром Г.П. любит повторять: "наука умеет много гитик". И особенно - наука хронофизика, это Семён крепко усвоил.
Похоже, придётся ехать в Лондон. Что ж, он ничего не имел против небольшого путешествия по викторианской Англии - лишь бы прок был...
Мальчик тяжко вздохнул, спрятал в карман мягкую кнопочку наушника и вслед за напарницей поплёлся в салон яхты. Группа "Алеф" в полном составе отправляется на файф-о-клок. Британские традиции, ничего не попишешь.
"А ведь всего две недели назад мы и знать не знали ни о файф-о-клоке, ни о Лондоне, ни об этой Эскадре Специальной Службы, будь она трижды неладна! - с неожиданной досадой подумал мальчик. - Погодите, когда вообще началась эта петрушка? Точно, сразу после урока фехтования - помнится, в спортивном зале было тогда на редкость душно...."
II. Семён Воскресенский, студент.
Подмосковье, 21 век,
Лицей Экспериментальной Истории
Урок фехтвоания
...в спортивном зале было на редкость душно, несмотря на то, что ежедневные полтора часа физподготовки только-только начались. Видимо, кондиционер разладился, ведь народу было всего ничего - мы со Светкой да Маэстро. Так мы прозвали учителя фехтования, Евгения Петровича Корфа; он появился в лицее неделю назад и сразу же получил это прозвище. И было с чего: облик и платье нового педагога являли собой разительный контраст с адидасовским костюмом прежнего физрука.
Высокий лоб с залысинами, узкая "мушкетёрская" бородка, тонкие стрелочки усов - всё это живо напомнило Порт-Артур, лица из ТОГО времени. Одежда была под стать внешности - чёрные бриджи, чулки, кожаные башмаки, громко стучащие каблуками по полу физкультурного зала. Чёрный, наглухо застёгнутый на латунные застёжки фехтовальный жилет, простёганный мелкой клеткой, под ним - белая шёлковая рубашка. К такой нужны кружевные манжеты, но их всё равно не было бы видно под длиннющими, до локтя, кожаными крагами.
И - монокль! Как Маэстро ухитряется не терять его во время головоломных репримандов и выпадов?
- Так, довольно, молодые люди. Прошу вас запомнить - то, чем мы с вами сейчас занимаемся - это основа основ, так сказать, фундамент, на котором зиждется высокое искусство фехтования. Да, это непривычно для вас - и стойка мастера клинка, его манера перемещаться, мало напоминают свойственные обывателю позы и телодвижения. А, следовательно - пребывая в тоже же душевном состоянии, в каком обыкновенно находится обыватель, вы ни за что не сможете освоить эти премудрости!
Слово "обыватель" Маэстро произнес до того характерно, что Светка, не удержавшись, хихикнула. Педагог строго посмотрел на дерзкую ученицу, дёрнул щекой, отчего стеклянный кругляш чуть не выпал из глазницы, и продолжил:
- Представьте, что вы на молитве или исповеди; вообразите себя художником, создающим самое главное полотно всей своей жизни...
Теперь хихикнул я - про себя, разумеется. Если за мольбертом мальчик себя ещё кое-как мог представить (правда, то, что получится в результате...),то молитва и исповедь - всё это было для него пустыми словами. Ну, может, и не совсем пустыми, - он знал о том, что это такое, и даже смог бы, при некотором усилии ,вспомнить слова "Отче наш" - но и только. Хотя, недавно заходила речь о том, что ребятам предстоят визиты и в православную церковь, и в католический собор, чьё готическое, красного кирпича, громада высится на Большой Грузинской, и в лютеранский костёл, спрятавшийся где-то в китайгородских переулках, и в расположенную поблизости хоральную синагогу... Программа "лицея хронопроходцев" никак не могла пройти мимо изучения религии.
- Да-да, юноша, именно так! - Маэстро пронзал меня раздражённым взглядом не хуже, чем сделал бы это клинком. - А если вас затрудняет представить себя в исповедальне, вспомните о своей первой любви, наконец, и только тогда - только тогда, повторю я вам! - встаньте на боевую линию, лицом к лицу с самым главным человеком в вашей жизни - с вашим противником! Пока что лишь воображаемым...
Я шумно сглотнул и часто закивал. И постарался не думать о том, какую мину скорчила сейчас за его спиной Светка. А я чем виноват? Ну да, она нравится мне, и всегда нравилась - ещё со времён их первой вылазки в прошлое, да и раньше, если вспомнить - с того самого дня, когда она только появилась в школе. В той, прежней, разумеется. Но Светка предпочитает держаться с ним по-приятельски: смеётся шуткам, охотно засиживается вместе со мной корпит над непростыми заданиями по хронофизике, копается в на полках библиотеки, даже берёт под локоток во время прогулок по Москве и иногда - изредка! - по приятельски чмокает в щёку... И всё это, чем дальше, тем больше, утверждает меня в весьма печальной мысли - мы только друзья и таковыми впредь и останемся.
Не отвлекайтесь, молодые люди! - На этот раз монокль выпал-таки из глазницы и повис бы на чёрном шнурке, пристёгнутом ко второй сверху жилетной пуговице, если бы Маэстро ловко, заученным движением не подхватил его. Это было признаком крайнего недовольства. Я сделал постную физиономию и подобрался - не хватало выслушать очередную порцию нравоучений? Хотя, Маэстро порой интересно послушать, да и его словесные обороты как-то исподволь западают в мозг - не заметишь, как начинаешь сам вставлять такие же. Ничего дурного в этом нет, изъясняется педагог изящно, грамотно, только очень уж старомодно.
- А теперь, вспомните, как Вы, уставшие, приходите домой после долгой прогулки по лесу - и опускаетесь в кресло, совершенно лишённые сил. Вот так вам и надо сейчас сесть в боевую стойку - не "встать", как Вы до сих пор пытались это делать, а именно "сесть"! Сесть, как в удобное, привычное старое кресло! Так меня учил мой наставник - а уж он знал толк и в креслах, и в стойках!
Светка, вслед за мной, старательно исполнила указания. Маэстро оглядел результат, обошёл нас, разглядывая и, как манекены в магазине одежды, поморщился и несколькими лёгкими шлепками стека поправил стойки. Светлана, получив короткой чёрной тросточкой пониже спины - не отклячивайся, мол... - недовольно дёрнулась, поджала губы, но смолчала. К методам Маэстро приходилось привыкать; ей, как барышне, доставались весьма деликатные "указания", а вот меня Евгений Петрович щадить нужным не считал...
- Что ж, недурно, недурно... А теперь - выпад. Как я показывал в прошлый раз? Потянитесь рукой вперед - мягко, но уверенно, так, как будто просите милостыню у прохожего, будто всего лишь собираетесь коснуться края его одежды. А затем резко, внезапно выстрелите ногами! Ноги должны стать взрывом пороха в стволе ружья, который выбросит снаряд - руку с оружием, - вперёд, к цели!
Я как следует замахнулся, и ринулся вперёд, на воображаемого противника, намереваясь пронзить его клинком палаша. Сегодня в руках у нас не тростинки рапир, как на прошлых занятиях, а инструмент посолиднее. "Нахимовские" палаши, как сказал Маэстро. Прямой клинок, который полагалось затачивать только с одной стороны; слегка загнутая к концу рукоять тёмной кожи; латунная "трёхдужная" гарда. Сразу видно, боевое оружие, куда тяжелее спортивных клинков - вон, как руку оттягивает, так и просится в замах...
