У меня уже начали сдавать нервы, когда мне, наконец, позвонил сначала Андрей Герасимович на тему возвращения к месту высадки из машины, а потом Валерий Константинович с тем же сообщением. Я быстро собрала вещички и ускакала по неровностям рельефа с мыслью о том, что наобщалась с юной порослью на десять лет вперед и твердым намерениям по возможности с ними не связываться.

Позже Антон рассказал мне занятный случай из работы Чудинова и Иорданского в тех же местах. Их раскопки тоже привлекли внимание местной детворы, среди которой особо отличился голубоглазый мальчик Серега лет 7-9, одетый в мае в шубу. Эта версия моего Сережи 1961 или 1962 года ответила на посыл из раскопа словами: "Вот мы на свалку пойдем и поболе вашего найдем! Мы там недавно целый гривенник нашли!" Я немедленно объявила Сережу духом-трикстером, который мешает палеонтологам работать в Вязниках с прошлого века.

С того места, где я стояла у дороги, просматривался почти весь карьер и суперточка в частности. После моего ухода туда набились спутники Сережи и следили за тем, как он ковыряет раскоп, но минут через пять я заметила всю компанию на краю леса, в котором демонические создания и скрылись. С чувством облегчения я взялась за коробки, чтобы посмотреть скудные находки мучительного утра, но тут подъехали товарищи и заторопились в столовую недалеко от гостиницы.

Столовая отличалась пирожками с вишней поистине выдающихся вкусовых качеств. Их мы там набрали целые пакеты в дополнение к обеду, а после оного вышли во двор гостиницы, где незадачливый "Патриот" уже погрузили на эвакуатор до Москвы. Сами мы забрались с ручной кладью в забитую методом "тетриса" машину Валерия Константиновича и отбыли в Гороховец, так и не добравшись до ресторана "Вязники" при гостинице.

По дороге, умученная детьми, я задремала от вида все тех же берез по обочинам, а когда проснулась, Франк спросил, что мне снилось. Снилась мне, если это можно так назвать, моя бедная мегавайтсия, которая, возможно, осталась на растерзание отряду Сережи и строителям вязниковских окраин.

Прибыв в гостиницу и встретив там мою спасительницу с вызовом такси Ольгу, мы определили совместными усилиями немцев в самый лучший номер с балконом и видом на Клязьму, отечественных представителей привилегированного пола в противоположный, а меня и пока отсутствующую Машу в большой номер вместо того, где я было заселилась в преамбуле. Там оказалось аж четыре кровати - две сдвинутые в одну большую и двухэтажная конструкция для детей и недалеко ушедших от них по размеру. Вид на Клязьму предполагался, но его закрывали деревья на высоком берегу, так что просматривалась из окна только стоянка при заведении. На крыше одной из гостящих там машин был установлен орел в натуральную величину.

Я только бросила вещи у двухэтажной кровати, а потом мы сразу же пошли к ближайшему интересному местонахождению пешком. По пути мы зашли на Лысую гору - холм, с которого открывался красивый вид на реку и заречные дали. Пофотографировав красивости, мы снялись оттуда и добрались все-таки до точки под обозначением "Гороховец", открытой Андреем Герасимовичем. Историю этого открытия он мне неоднократно рассказывал. Сделано оно было фактически по ошибке, пока он искал Жуков овраг; на пути туда ему встретился местный житель, которого Андрей Герасимович интеллигентно спросил, не тот ли это овраг, на что абориген ответил, что оврагов тут до ... и вообще шел бы он на ... . Спустившись в овраг и найдя там обнажение пермского возраста, Андрей Герасимович уже сильно устал и был готов послать мероприятие по народному адресу, но все-таки уронил молоток на породу - и оттуда ему вывалился позвонок хрониозуха (хищной крокодилоподобной амфибии).

Похоже было на то, что злой дух Вязников поработал и здесь, но уж точно не в облике Сережи, потому что маленький мальчик вряд ли уронил бы здоровенную березу прямо на обнажение. При этом само обнажение так густо осыпалось, что славного желтого песка с костями "цвета медвежонка" и прекрасной сохранности даже не было видно. Когда мы прошлепали по неизменному овражному ручью вниз, преодолели березу и принялись расчищать обнажение для немцев, песок показался на глаза, но тут Валерий Константинович забрал у меня сначала кисточку, потом нож, а потом крафт. В верхних слоях товарищи нашли остракод, конхострак и рыб. Пока они ими занимались я беспомощно кружила рядом с палкой в качестве орудия труда, как проклятущие дети минувшим утром, а Андрей Герасимович сидел у корней дерева, как сыч, и мрачно созерцал эту печальную картину.

На обратном пути мы снова зашли на Лысую гору полюбоваться закатом, но к нам немедленно пристала рецентная фауна в виде какого-то гопника, потребовавшего у профессора Шнайдера закурить. Не отказав страждущему, мы тем не менее сочли за лучшее вернуться в гостиницу к ужину. Там пострперестроечные интерьеры порадовали нас еще одной выразительной идеей: в качестве места приема пищи выступала комната с большим столом в виде окружности, накрытой малиновой тканью. Стулья к этому великолепию были декорированы золотистым и тем же малиновым. Эффект провала во времени разбавлял плоский телевизор на стене, показывающий передачу про Индию.

Локация 1

Здесь живет лаймстоун

Во время завтрака в том же помещении с эффектным столом официантка обнаружила в постояльцах иностранное происхождение и заговорила с профессором Шнайдером по-немецки, сообщив ему, что зовут ее Галя.

Не досмотрев передачу по NatGeo Wild, мы собрались во дворе гостиницы, вышли на дорогу и двинулись прочь из Гороховца. По пути из-за заборов нас радостно облаивали скучающие собаки, людей же видно почти не было. На самой окраине у чьего-то кирпичного гаража нашелся уличный телефон с многообещающей надписью "Универсальные услуги связи РОССВЯЗЬ". Такой нам уже встречался во время экскурсии на местонахождения под Котельничем, для звонка с него нужно было еще найти и купить карточку. Валерий Константинович попробовал позвонить на него с мобильника, но агрегат молчал как партизан.

От несговорчивого телефона, мы пошли дальше к следующему по плану обнажению. Оно значилось снова в овраге, сначала через традиционную помойку, а потом - полосу препятствий в виде наваленных как попало деревьев. На полпути Андрей Герасимович остался у выходов триасовых гравелитов, а немцы и я прошли за Валерием Константиновичем дальше до склона, густо поросшего молодыми кленами. Там на дно оврага вывалились триасовых палеопочвы - буроватые породы, исчерченные голубовато-серыми полосами с черными сердцевинками (когда-то корнями растений). Где-то там же нашелся кусок известняка, который порадовал Франка. "Здесь живет лаймстоун" - произнес он своим обычным мягко-восторженным голосом.

Поднявшись по склону, Франк начал копать шурф для изъятия образцов, а я постояла внизу и вернулась к Андрею Герасимовичу в надежде хотя бы на триасовую скудную живность. Преодолевая по дороге опрокинутую через овраг трухлявую березу, я заметила, что на ней беспардонно насрано, а от корней по песку уходят крупные, но нечеткие следы в сторону маячившего за деревьями дома.

Андрей Герасимович выкопал пару шурфов под другим упавшим стволом березы, который накрывала крона рухнувшего выше по склону дерева, и остался ими недоволен: слой с костями кончился. Я тоже выкопала себе маленький шурфик - с тем же неуспехом. Пока я стояла над крошечным плодом трудов своих, в один из больших шурфов слетела зарянка - мелкая птичка с ярко-рыжей грудкой. Я уже встречала такую при раскопках - в прошлом году она выражала нам свое недовольство писком с ближайшего куста, но этой зарянке не было до меня никакого дела. Она не улетела, даже когда в полутора метрах от нее с треском упала лопата.