Джек-пот

Второй и куда более значимый плюс обрушения планов с неожиданным возвращением в Вязники открылся на следующий день. Утром ситуация все еще была неопределенная, но стало ясно, что здесь мы останемся по крайней мере до вечера. Чтобы не терять времени зря, решено было отправиться по местам "научной славы" в окрестностях и проверить те обнажения, где ранее находили кости.

Мы употребили на завтрак колбасу с чаем и спустились на крыльцо гостиницы, чтобы поехать туда на такси. На лестнице мне встретился Франк и спросил о моем номере, который ему показался "very simple". Прозвучало это так, словно он то ли старательно подбирал тому культурную характеристику, то ли попросту не знал русского мата для такого случая. Номер по сравнению с обителью немцев и правда выглядел бедно: старенькая мебель, голая лампочка на потолке и побитая жизнью сантехника. Я заверила Франка, что номер мне вполне нравится, и это была чистая правда: самое главное - отсутствие людей - в нем было, а прочие особенности щедро окрашивала в розовые тона любовь к Вязникам.

Из немногих доступных точек выбрали наиболее перспективные - раскоп поляков, где я нашла свою первую кость, и карьер, в котором закончилась осенняя экспедиция прошлого года. К карьеру я была настроена особенно воодушевленно, потому что именно там в последний момент я нашла маленький и непонятный фрагмент кости, за которым Валерий Константинович тут же обнаружил еще один. Ранее карьер был полезен только в собирательстве копролитов (ископаемых экскрементов) и мелких костей в осыпях, но теперь я надеялась, что прошлогодняя удача приведет к непосредственно слою, из которого все это время высыпались кости.

День был солнечный и жаркий, с высокого берега открывался великолепный вид на Клязьму в сочных тонах буйной растительности и ясного неба. Я впервые была в Вязниках летом и не привыкла видеть их окрестности такими яркими и умиротворенными. Пройдя утоптанную смотровую площадку в мелких белых и желтых цветочках, мы углубились по тропинке в заросли и вышли к оврагу. Разросшаяся трава частично скрыла помойку, но следы раскопов по-прежнему лысели в склонах. Скрылась из виду только "насекомная" точка, где почти два года назад я с палеоэнтомологами пряталась от журналистов и слушала культурный обмен между поляками и местными жителями.

Именно она была нужна немцам, поскольку там они могли взять образцы глины для геохимического анализа, а также поискать раковины конхострак (рачков). Они бесстрашно ринулись на борьбу с густой растительностью, а затем начали копать шурф. Мы оставили им в помощники Антона с лопатой, а сами переместились дальше по склону к раскопу поляков. Там щедро обнажались и осыпались верхние пустые слои, из-под которых еще торчал сильно погнутый штырь, вбитый поляками для укрепления склона. Искать там было нечего, оставалось только любоваться красивыми разводами оксидов железа и марганца.

Я предприняла попытку перебраться на другую сторону оврага грубо и прямо через дно, но, как это часто бывает с оврагами, там внизу оказался полускрытый ручей с мусором, поэтому пришлось отказаться от пути напролом, подняться и обойти овраг по цивилизованной тропе местных жителей.

С этой залысины в склоне просматривалась вся деятельность на другой стороне: немцы резво углубились в склон, а Антон и Андрей Герасимович беседовали под березой. На заднем плане картину дополняли следы моей "беготни по стенам" в поисках хоть чего-нибудь.

На моей стороне обнажение было поменьше, но очень красивое: там многообразно смешивались разнообразные оттенки красного и желтого, столь обычные для отложений поздней перми. Где-то порода была нежных пастельных цветов, в другом месте - огненно красной с прожилками насыщенно желтого песка. Не зря же Очев назвал свою книгу о работе с этими отложениями "Тайны пылающих холмов".

При всей красоте костей там тоже видно не было. Я извлекла из песка чей-то ржавый нож, полюбовалась пейзажами, понаблюдала за осой бембекс (Bembex), которой вздумалось выкопать норку, но та раз за разом осыпалась, но оса не отступала. Потом я сочла попытку неудачной, вылезла из оврага и дошла до карьера.

В карьере были дети. Пока я обдумывала этакое несчастье, они меня заметили и поинтересовались, откуда у меня кирка, а затем попросили зажигалку, чтобы поджечь канистру с бензином. Я ушла оттуда от греха подальше, встретила по дороге Андрея Герасимовича с Антоном, и мы направились к карьеру уже с численным преимуществом. Оно нам, впрочем, не понадобилось, потому что дети к возвращению самоликвидировались.

В карьере было ожидаемо много копролитов, но меня больше интересовал слой, из которого появилась та прошлогодняя косточка. Я засела там, где случилось это радостное событие, и буквально через несколько минут стала обладательницей кучки копролитов и маленького, невнятного, но обломка кости, гладкого сверху и с характернейшей структурой на сломе.

Еще через пять минут из буроватого песка показалась еще одна такая же золотистая красота. Я бережно очистила поверхность щеткой и убедилась в том, что мне попалась крупная вытянутая кость, уходящая в склон. Когда же удалось полностью откопать ее сверху, стало ясно, что переоткрытая точка по сохранности костей похожа больше на Сундырь, нежели на товарок по фаунистическому комплексу: они оказались очень хрупкими и ломались при каждом движении в свой адрес. Поскольку пропитки у нас с собой не было, пришлось запастись менее материальной субстанцией для спасения кости - терпением. Я вырезала вокруг "тортик" из породы для грядущего изъятия, оставила сокровище сохнуть и принялась копать в стороне. Мне тут же попался маленький кусочек челюсти с альвеолами зубов. Такой щедрости от Вязников я еще не видела, поэтому забегала между карьером и границей ближайшего лесочка, где товарищи устроили обеденный перерыв.

На рабочем настрое перерыв у них сказался плохо: Андрей Герасимович даже не пожелал прервать сиесту ради костей, а я не хотела оставить их in situ без присмотра, памятуя о прочих посетителях чудесного места. Конфликт интересов вылился в "голодовку" с моей стороны, продолжавшуюся до извлечения той самой первой кости и помещения оной в коробку подальше от всех возможных угроз.

К тому времени я успела найти еще пару мелких косточек и новую крупную, обреченную на томительное подсушивание в мире, полном опасностей. Андрей Герасимович все же оставил созерцание облаков и упаковал все добытое к тому моменту, включая пару позвонков хрониозухов (крупных хищных амфибий), а потом к нам присоединились немцы и вернувшийся из Москвы Валерий Константинович. Он извлек из карьера последнюю найденную в тот день кость и велел сворачиваться, поскольку солнце уже садилось.

Это было очень кстати, потому что зловредные дети вернулись и принялись крушить карьер и прыгать в него для собственного увеселения. Я лично о костях и копролитах умалчивала, но к вечеру информация утекла в местное население, и к нам явилась любопытствующая пара. К счастью, пара была значительно культурнее, чем это бывает в таких ситуациях.

Всего я нашла за день в карьере 9 костей и целый пакет копролитов. Мне хотелось это отметить, но ресторан "Вязники" при гостинице был закрыт на спецобслуживание (очевидно, свадьбу), поэтому ужинать поехали в "Любаву" на трассе М7. В машине нас теперь было шестеро, так что Валерию Константиновичу приходилось вылезать с водительского места и упихивать нас снаружи, как в токийском метро, чтобы закрыть двери.

В гостинице я осознала, как сильно устала от переизбытка эмоций, поэтому не пошла пить пиво с немцами, а свалилась спать. Мы оставались в Вязниках еще на сутки, поэтому будущее на всем их протяжении виделось мне самым радужным.