Еще один талант и его спутники
Если избежать пива с вечера, можно выспаться и приступить к новому рабочему дню в полной боевой готовности. Сейчас это было весьма кстати, потому как мы планировали ударно взяться за мою переоткрытую суперточку с костями и взять из нее побольше до неминуемого отъезда в Гороховец.
По дороге к машине Антон цитировал Еськова, который сказал, что удача - это такой же талант, как и все остальные. Это мысль предлагала приписать заслугу от столь богатой по меркам современных Вязников вчерашней добычи себе, а не одной лишь случайности.
"Филиал токийского метро" на колесах доставил нас к карьеру, где мы все вывалились из него и разбрелись по песку, но не прошло и десяти минут, как немцы и сотрудники лаборатории засобирались в другую локацию с границей перми и триаса, чтобы брать пробы и ловить тупилякозавров в гравелитах начала Мезозоя. Кроме этих маленьких и категорически неполных амфибий, в тусклой пестроте первых страниц эры динозавров почти ничего не встречалось.
Несотрудники остались на суперточке с пакетами коробочек и раскопочного инвентаря. Антон взялся за лопату и снес лужайку над местом упокоения копролитов и тех счастливчиков, чьи останки могли пригодиться через четверть миллиарда лет после смерти. Теперь театр копучих действий был похож на нормальный, правильный раскоп, а копать сверху вниз стало намного проще и полезнее. Я тут же нашла две небольшие косточки от конечностей.
Погода начала было портиться, но передумала и вернулась к жаркой солнечности. Как обычно, не подумав о бренном, я не взяла с собой никакую сидушку, так что пришлось порыскать по окрестностям и потом восседать на выброшенной кем-то доске.
Копролиты выскакивали из под кисти в большом количестве, новый пакет под них стал стремительно наполняться. Еще при первом посещении этого чудного места почти два года назад я слышала юморную версию их обилия здесь: мол, животные собрались по своим делам, увидели надвигающийся на них Апокалипсис и дружно от страха обделались. Как пессимист и мизантроп, я чуть позже придумала собственную теорию: на месте Вязников 250 миллионов лет назад был чудесный песчаный пляжик с теплым мелководьем и прочими красотами, по которому ходили терапсиды и гадили точно так же, как теперь делают их потомки - люди. Архозавры, впрочем, там тоже гадили - им принадлежали копролиты другой формы и менее интересного - из-за лучшего пищеварения - содержания.
Кости попадались, но реже и некрупные - такие, что даже пропитка не была нужна. Работалось спокойно, поэтому мы принялись незатейливо обсуждать значимых палеонтологов отечественного прошлого, особенно тех, кто занимался терапсидами. Большой ценитель истории нашей науки, Антон рассказал кучу историй, из которых вырисовывалось если не злодейство, то решительная странность "пушистиков". Вьюшков, хранитель Вязников, отличился историей про каменный член, которым смущал аборигенов, и неумением в понимание людей; Гартман-Вейнберг - авторитарным стилем управления; Чудинов оказался интроверт, Татаринов - нетерпимый, а Ивахненко - необщительный.
"Пушистики" особенно меня не смутили по причине чрезвычайно благостного настроения. В любое непосредственно рабочее время всякая моя критичность к людям отключалась любовью к терапсидам, коим мы приходимся отдаленными, но потомками. Этакая гордость за любимую группу примиряла меня с человечеством, пусть и временно.
Ближе к обеду "наше все" пропитка нам наконец понадобилась: на краю раскопа у Антона показалась узорчатая челюсть, из которой необоснованно храбро торчал зуб. Памятуя о собственном как радостном, так и печальном опыте с зубами в ПИНе (зубы важны!), я щедро залила его и всю вмещающую кость вместе с окружающей породой. Мы накрыли челюсть бумагой и потеснились в раскопе, чтобы не задеть столь перспективный в определении образец.
Минут через сорок, когда вызванный находкой большой переполох в маленькой яме поутих, среди копролитов и бурого песка показалось еще что-то костное и массивное. При вдумчивом выявлении кисточкой оно оказалось телом здоровенного позвонка. Его тоже пришлось залить пропиткой. Копать стало неудобно из-за сохнущих костей, поэтому обед случился весьма кстати. Уходить в тень под березки я категорически не желала, чтобы контролировать ситуацию, так что мы устроились на лужайке прямо над раскопом. При этом выяснилось, что никто не позаботился взять на нашу точку колбасу, зато Антон взял с собой персональную копченую курицу, которой и поделился.
После обеда я не выдержала и настояла на извлечении челюсти с зубом в коробку, потому что паранойя меня совсем одолела. При этом вокруг этой находки обнаружились еще какие-то костные фрагменты. От переживаний за позвонок меня отвлекло явление новой кости, которая с каждым движением кисти открывала все больше подробностей о себе. Этот момент - мой любимый, когда рассеянное ожидание сменяется азартом достижения конкретной цели, а сама она еще может оказаться какой угодно.
В этот раз любимый момент выдался длиннее обычного, потому что кисточка обнажала все новые и новые детали. Более всего кость походила на сносимый шквальным ветром воздушный шар: компактная ребристая корзинка и сам шар, завалившийся набок. Определить кость, пока она не извлечена и не очищена полностью от породы, зачастую затруднительно, но в этой диковинке мы в итоге опознали квадратную кость (quadratum). Кто бы ни потерял ее здесь много миллионов лет назад, голова у него была внушительных размеров.
Оказавшись полностью открытой сверху, кость тут же начала трескаться. Привычная к такой оборотной стороне удачи, я радостно залила пропиткой и ее, но не успел клей обсохнуть белесой пленкой на поверхности "шара", как случилось страшное: в карьер гурьбой ввалились дети и на сей раз облепили наш взрытый уголок, как мухи. Особенно активен был мальчик, явившийся со стаканом ящериц. Их он выпустил могучим для его размеров броском на склон, по которому ящерицы рассеялись, словно конфетти, и, к моему последнему на оставшееся в карьере время облегчению, исчезли в траве.
Мальчик меж тем непременно хотел "камушек", но от случайного копролита отказался и продолжил канючить. Девочка оказалась немного адекватнее и попыталась помочь нам с "камушками". Остальные их спутники в неопределенном количестве бродили вокруг и громко болтали. Больше "камушков" меня взволновали коробка с собранными на тот момент костями, которая до того крепко держалась на склоне кочкой, и беззащитный в породе квадратум. Если коробку удалось неинтересно для детей перетащить к остальным вещам и скрыть под курткой, то сохнущую кость они, конечно, заметили и тут же решили, что мы нашли в Вязниках динозавра.
"Динозавр" принес нашему разрытому пяточку неслыханную популярность у незваных гостей, которые немедленно начали сжимать кольцо, как те самые милые интеллигентные люди по Кнышеву. Мой внутренний параноик не вынес и потребовал извлечь последнюю находку в коробку к остальным, пока с ним не случилось какое-нибудь несчастье силами детей. Мы кое-как разогнали детей в стороны от раскопа устрашающей бородой Антона и увещеваниями, но стоило мне склониться к сохнущей кости, как алчущий "камушка" мальчик рванулся к оставленной у раскопочного ножа кости в трех частях. Я успела поймать его на месте преступления буквально за руку, что мне, впрочем, настроения не прибавило.
Мы уже начали закипать, когда за нами приехал Валерий Константинович и тут же выложил мелкому злодею информацию про копролиты и "динозавров". Ему даже удалось сменить кость, которую уже где-то то ли нашел, то ли все-таки спер мальчик, на копролит. Я залезла в машину, как персонаж американского фильма ужасов, и старалась не смотреть на карьер, в котором по прежнему роились дети.
Задерживаться в более негостеприимном месте не пришлось, поскольку Антона нужно было доставить на вокзал к появлению там "Ласточки". После столь неприятного завершения рабочего дня в карьере у меня все еще слегка звенело в голове, поэтому по пути я на заднем сидении созерцала березки вдоль дороги, почти не слушая обсуждение деятельности Ивахненко впереди.
