Распоряжение Мурене и Умнику она передала, перейдя на общий канал связи звена. Киборг, услышавший про «паучка», оставил Тихоню что-то регулировать в поворотном механизме, вытащил из стоящего сразу за треногой турели контейнера толстый диск в защитной оболочке серого цвета. Метко бросил капсулу-диск с разведывательным дроном выглянувшей из-за поворота коридора Мурене, второй и третий диски подхватил Псих, убравший рейкер за спину. Вещунья перевела свою «Бурю» на огонь очередями и отошла к перегородившей коридор стене, с которой как раз закончили возиться Везунчик с Цыганом, настороженно смотря в сгущавшийся уже шагов через двадцать зыбкий сумрак. Цыган принялся помогать Психу, а Везунчик встал рядом с лидером звена, водрузив «Бурю» на край щита, рейками точно на тревожную надпись на перегородке. Вещунья только раз взглянула на укоротившиеся почти в два раза и раздвинувшиеся в крайние позиции рейки оружия Везунчика, но ничего не сказала: если ему спокойнее с плазмоидом в разгонной камере — пускай стоит.

Люди работали молча и быстро — и именно это молчание лучше всего подсказывало Вещунье, что ее звено выбито из колеи происходящим. Им не мешали высадиться, не мешали развернуть опорный пункт, не мешали приготовиться к возможному бою, никто не пытался связаться с ними, не выходил на встречу. Мертвая, угрюмая тишина окружала их, отчего каждый звук казался излишне громким, резал слух, заставлял замирать и прислушиваться.

Только сейчас Вещунья поняла: то, что она считала тишиной в «ночные» часы на базе — лишь выработанная за пару лет службы под началом Фарбаха привычка не замечать естественные для боевого корабля шумы. Шелест гонимого через вентиляционные щели воздуха, тихая, почти неуловимая вибрация огромного корпуса боевой базы, изредка раздающийся тонкое попискивание от настенных терминалов и блоков климат-контроля. Отдаленный, пульсирующий гул периодически включающихся маневровых двигателей — именно во время покоя «ночного» отдыха их и можно было услышать. Приглушенный топот бегущей по коридору очередной смены пилотов или техников, спешащих что-то наладить, исправить, помочь с внезапно возникшим авралом. Она привыкла не замечать, не обращать внимания на ставший неизменным спутником их жизни на «Гетмане Хмельницком» шум, но здесь она вдруг поняла, как на самом деле много звуков было в кажущейся «тишине» боевой базы.

На «Молохе» же беззвучие было абсолютным. Дыхание людей, негромкий лязг и скрежет металла, тихая мелодия сигналов от развернутого анализатора и аналитического блока, пощелкивания включающихся «паучков» — все это каким-то образом терялось в объятиях тишины мертвой «арки». Вещунья вдруг ощутила порыв обернуться, убедиться собственными глазами, что они с Везунчиком не остались одни, что звуки из-за спины не галлюцинация.

Она никогда не чувствовала такого. Что-то неправильное было в молчаливом «Молохе», странное — и, как она не старалась, необъяснимое даже для нее самой. Девушка не могла подобрать слов, чтобы выразить обуревавшие ее ощущения, не могла даже точно сказать, что беспокоит ее до такой степени, что хочется немедленно отдать приказ об отходе с корабля. В чем-то это было сродни балансированию на грани сна, постоянной борьбе с усталостью и желанием сомкнуть глаза «на минутку», сродни накатывающемуся в такие минуты состоянию, когда секунду-другую ты не можешь понять, спишь ты или нет.

Движение над головой привлекло ее внимание: сплюснутое, едва ли больше десяти-двенадцати сантиметров в длину создание, закованное в угольно-черный панцирь, ползло по потолку, быстро-быстро перебирая десятью тоненьких полупрозрачных лапок. Вот оно замерло, точно прислушиваясь к той же тишине, что беспокоила людей, панцирь подернулся рябью, замерцал — и «паучок» пропал. Лишь если очень внимательно приглядеться к тому месту, можно увидеть переход между настоящим потолком и спроецированным над панцирем изображением.

Второй «паучок» ловко переполз через край щита, спрыгнул на палубу и пополз вперед, к выделявшемуся в полутьме около опущенной переборки черному квадрату спуска на вторую палубу. Вещунья следила за ним, пока он не превратился в слабо видимую копошащуюся во мраке тень, и вызвала меню коммуникатора:

— Черныш, где наша «личинка»?

— Внизу, на второй палубе. Летает между трапами к нам.

— Что-то необычное там есть?

Черныш устало хмыкнул:

— Ничего, чего нет у нас. Зато есть новости с ангаров.

Последнюю фразу он сказал, перейдя с общего на персональный канал Вещуньи, так чтобы его слышала только она. Девушка посмотрела на Везунчика, держащего под прицелом коридор, и в свою очередь ушла с общего канала.

— Что там?

— Личинка добралась до ангаров. Там что-то непонятное. Следы высоких температур, разрушения перегородок между отсеками… — он помедлил, прежде чем закончить. — Начиная с четвертой палубы и ниже… много биологических фрагментов.

Вещунья вздрогнула, обернулась к пилоту «Жнеца», и встретилась взглядом с усевшимся на пустом контейнере у аналитического блока Чернышем. Прозрачная пластина шлема не давала разглядеть выражение его лица, только переносицу и глаза, окруженные сеточкой морщин — с трудом, правда, различимых на темно-коричневой, почти черной коже пилота. И Вещунья увидела в глазах Черныша отражение не отпускавшего ее чувства, будто все происходящее — дурной, тяжелый сон: ничем другим не объяснить нарочитое использование бездушного рапорта навкома «Жнеца», как будто и он пытался скрыться за ширмой терминов.

— Дальше, — потребовала она.

— В ангаре все уничтожено: «личинка» непрерывно лавирует между обломками и остатками космолетов. Там был бой — и, кажется Вещунья, в средствах себя никто не стеснял. Сворки ангаров закрыты, броня не пробита — иначе мы бы обломки еще на подлете заметили. Вся сброшенная часть разгерметизирована, следов радиоактивного заражения нет.

— Среди… — Вещунья заколебалась, но все же продолжила, — фрагментов только человеческие?

Черныш отвел взгляд, уставившись на развернувшиеся над аналитическим блоком экраны.

— «Личинка» проверяла выборочно. Других пока не нашла.

Вещунья до боли закусила губу. Поймала вопросительно-встревоженный взгляд Психа — закончив с «паучками», ее напарник ждал, пока она завершит разговор, чтобы наконец вплотную заняться тем, ради чего они сюда прилетели. Да и остальные, как сообразила девушка, тоже заинтересованно поглядывали на лидера звена. Тряхнул головой, она переключилась на общий канал, и сжато повторила для всех то, что сказал Черныш.

Разве что обошлась без «биологических фрагментов», заменив обтекаемым «останки».

Доклады остальных сюрпризов не принесли. Атмосфера пока была в норме, анализатор повторил вердикт «личинки»: «опасных бактерий и газов не обнаружено». Умник освидетельствовал механизм двери и гарантировал, что с ней проблем не будет. Информационная и командная сеть признаков жизни по-прежнему не подавали, питание в бортовой сети отсутствовало. Опорный пункт развернут и готов к обороне — здесь и Псих, и Цыган отчитывались не без скепсиса в голосе. Да и Вещунья прекрасно понимала, что даже с дополнительной броней — это больше иллюзия защиты: «Буря» на полной мощности пробьет и броню, и щит, и того, кто за ним будет прятаться. И все же лучше уж такая защита, чем вообще никакой.

После короткого рапорта Психа всеобщее внимание сконцентрировалось на Вещунье. Девушка попросила Черныша вызвать схему «Молоха», а про себя вновь пожалела, что с ними нет Звезды. Рыжеволосая напарница командира первой эскадрильи базы отличалась бульдожьим упорством в достижении цели и умением заставлять даже отъявленных строптивцев работать в одной упряжке.

Псих как-то за глаза назвал ее «волкодавом Бабая». Сам Бабай, позже узнавший про это, только пожал плечами, зато Жанна на первом же спарринге устроила Психу прогулку в санчасть с парой выбитых зубов, а сама отправилась на гауптвахту. С чувством «глубокого внутреннего удовлетворения», как позже призналась подруге.