Жалобно и коротко вскрикнула Тихоня, захрипел Киборг — Черныш даже сквозь рокочущий рев откуда-то снизу, звон и скрежет вообще отовсюду, услышал звук ломающихся костей. Превозмогая простреливающую руку боль, Черныш приподнялся и посмотрел на напарников: посреди разбросанных контейнеров скорчилась Тихоня, а над ней рейкеры поднимались над покосившимися щитами; Киборг неподвижно лежал в полуметре от нее со странно вывернутой левой рукой: он тоже упал не самым лучшим образом. Имплантат оказался прочнее человеческих костей, но Черныш не удивился бы, если его вообще вырвало из сустава — таким сильным был удар. И, точно этого мало, ногой Киборг напоролся на зазубренный край распоротого настила, и теперь темная струйка стекала сперва по ткани сьютера, затем и по ставшему на дыбы металлу в трещину.

Ощущая на губах соленый привкус крови, Черныш перекатился на бок — и услышал, как рев снизу стал ближе, к нему добавился лязг разрываемых перекрытий.

Сводящая зубы дрожь охватила палубу, крошево кристалатов, декоративных панелей, осколков металла и осветительных панелей подпрыгнули, затанцевали. Черныш успел привстать на колено, успел услышать, как оглушительно загрохотали рейкеры над ним, перейдя в автоматический режим после смерти оператора, посылая сокрушительный смерч «шипов» вдоль коридора. Он успел увидеть, как вспучивается палуба в полусотне метров впереди, как бегут сперва тонкие, а затем стремительно расширяющиеся змеи трещин, как настил вместе со всем, что под ним выворачивает наружу…

Бушующее, ревущее пламя вырвалось из проломов в палубе, неудержимым потоком расплескалось во все стороны, выплеснулось из воздуховодов шипящими факелами. Сквозь сьютер Черныш почувствовал обжигающий жар, опередивший на считанные метры стену огня, с умопомрачительно скоростью несущуюся на него.

Огонь и жар — было последним, что он увидел и ощутил.

В транспортном узле Вещунья инстинктивно закрыла обзорную пластину шлема руками, когда огненный поток с воем вырвался из дыры, после выбитой двери; очередная судорога палубы под ногами поставила точку в попытке хотя бы поднять на колени. Тугой кулак раскаленного воздуха ударил ее, опять потащило по настилу назад — девушка ждала нового удара о кабину подъемника. Но то ли она случайно задела отпирающую платину, то от всего кошмара вокруг сам замок вышел из строя — створки разошлись в стороны, и она вкатилась прямиком в кабину. Вдобавок, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее воздух потек вниз, в мгновение ока превратившись в настоящий ураган.

Створки подъемника закрывали обычно быстро, но Вещунье показалось, что они сходились целую вечность. В последний миг сквозь тонкую щель пробился пышущий жаром отблеск затопившего все в транспортном узле пламени, оранжево-красные султаны лизнули противоположную стену. Кабина покачнулась, осела, отовсюду раздался скрип и тягучий, надрывный скрежет. Освещение, мигнув на прощание, погасло, свист где-то рвущегося в вакуум воздуха превратился в оглушающий вой.

Кабину тряхнуло еще раз, бросив девушку от стены к стене: «как лягушка в жестянке» — мелькнула глупая мысль. Подъемник просел еще на метр-другой, замер, заскрежетал — и сорвался.

Стремительный полет. Легкость в теле. Включившиеся фонари сьютера.

Неописуемый холод в груди.

Удар.

Тьма…

«ЗЕЛЕНОЕ СЕМЬ ЗАПУЩЕНО. КРАСНОЕ ДЕСЯТЬ ЗАПУЩЕНО. СИНЕЕ СЕМЬ ЗАПУЩЕНО.» — на экране над командорским пультом один за другим появлялись рапорты с ангаров, но на них почти никто не смотрел. Сейчас все внимание на мостике приковывали два корабля: один, послуживший причиной массового старта космолетов, и другой, безответно дрейфующий в пустоте.

— В последний раз спрашиваю: мысли по поводу ЭТОГО есть, а?!

Сказать, что Фарбах был в гневе — ничего не сказать, хотя внешне это выражалось скорее со знаком «минус»: сжавшиеся в тонкую линию губы, четче обозначившиеся морщины на лбу и у краев сердито сощурившихся глаз. Вопреки обыкновению командор не расхаживал взад-вперед перед пультом, лишь барабанил пальцами по подлокотнику кресла, выбивая незатейливую мелодию: знакомое каждому здесь вступление к маршу Космофлота.

На вспомогательном экране недобро хмурился Райтсен: «Авангард» догнал боевую базу, и теперь корабли Конфедерации летели, описывая тесно переплетающиеся спирали, а за ними расползался шлейф космолетов. Полковник Джонсон хмурился не менее сердито, чем командир «арки», прислонившись к светло-коричневой панели за спиной командора.

И, наверное, вся смена изредка бросала — отчасти раздраженные, отчасти недоумевающие — взгляды на неторопливо вращающуюся над «ямой» голограмму «арки».

Удивление и растерянность людей не выглядела странной, если вспомнить доклад Вещуньи. Все видели «арку» запечатленную как издали, так и вблизи: и в обоих вариантах у корабля не было ангаров. Сам по себе этот факт — равно как и мысль Мурены о том, что после сброса двигатели больше не работали — обеспечило всем не один час обсуждений и попыток выдвинуть сколь бы то правдоподобную гипотезу.

— Объяснение летит к нам, командор, — заметил Джонсон, кивнув на оперативную схему, временно уменьшившуюся до метрового куба у края изображения «Молоха».

— Черта с два, это объяснение! — процедил Фарбах. — «Котам» что — делать нечего, чинить наш корабль? И как ты себе представляешь, они это сделали? Прицепили космолеты и тянули?

— Хотя бы… — Джонсон не очень верил в то, что обратно ангары к «арке» прибили тэш’ша, но других идей просто-напросто не приходило в голову. И молчание разведывательной группы Вещуньи наводило на нехорошие мысли. Как и то, что в обозримом радиусе от «Молоха» не было и следа одиннадцати космолетов с десантным модулем в придачу.

— «Хотя бы…» — буркнул Фарбах. Коснулся пульта, передавая команду проектору, и голограмма «Молоха» исчезла. Вместо нее развернулась оперативная схема с двумя синими, одной серой и тремя красными точками. — Хотел бы я, чтобы именно так и было: с дураками воевать просто. Пауль, что у тебя? — это уже командиру «Авангарда».

— Нового — ничего. Расход энергии в норме, экраны вышли на сорок процентов. Поборемся, командор.

— Поборетесь… Ладно, следи там за всем. Навигаторы, что с траекториями?

Ответил не Каас, а его помощник: майор по уши ушел в просчет аномалии, одновременно переговариваясь с машинным отделением, контрольным залом реграва — и с теми, кто на «Авангарде» следил за работой двигателей «арки».

— Противник сохраняет текущий курс, активного маневрирования не зафиксировано, сэр. Они еще в фазе разгона — и минут десять будут в ней оставаться.

— Схождение рассчитали?

— Два раза, сэр. Они на нисходящей к нашей плоскости, двенадцать с половиной градусов к +дельте. Маневр совмещения плоскостей через пять минут, схождение начнется через семнадцать минут. Интервал схождения — двадцать шесть минут. Если задействовать главные двигатели на торможение — тридцать пять минут.

Перед Фарбахом — и перед Райтсеном на «Авангарде» — появился экран с детальной схемой, иллюстрирующей слова навигатора. Так же и на оперативной схеме пунктирная линия побежала от боевой базы, показывая рассчитанную траекторию.

— Дистанция?

Навигатор позволил себе чуть заметную паузу:

— До трех тысяч километров в начале схождения. От тысячи восьмисот до двух двухсот — в конце. Если использовать главные двигатели на торможение — до полутора тысяч.

Неопределенно хмыкнул Джонсон: не поймешь, то ли мрачная усмешка, то ли не до конца подавленное желание выругаться. Фарбах лишь коротко кивнул, словно навигатор мог его видеть.

— Аномалия?

— На прежнем уровне, диаметр коридора безопасности стабилен.

— Понятно. Конец связи.

Джонсон посмотрел на хмурящегося Райтсена: на «Авангарде» только основные двигатели работали с приемлемой отдачей. Маневровые или частично вышли из строя, или работали едва ли на треть мощности, что значительно уменьшало шансы на выживание корабля. Впрочем, эти шансы стоило взвешивать только в узком промежутке между двумя и шестью тысячами километров от врага. Как иногда говорили, если после двух тысяч все решает статистика, то до двух тысяч — баллистика.