Ливанец, похоже, с закусками уже покончил. Наклонив лицо к самой тарелке, он с аппетитом хлебал суп, отхватывая после каждой ложки приличный кус от лепешки. При его комплекции он вряд ли ограничится первым блюдом, так что можно было не торопиться. Я заказал мезé, это такой набор ливанских закусок, и полбутылки красного вина.

Мезе и вино мне принесли быстро. Халед к этому времени покончил с супом и откинулся на диване. Наши глаза встретились – а я хотел, чтобы он видел, что я смотрю на него. Угрозы и даже повода для беспокойства он во мне не узрел. Рыгнув, он вытащил из кармана клетчатый носовой платок и утер пот со лба. Горячий был суп или очень острый. Потом взгляд его снова скользнул в мою сторону: я по-прежнему смотрел на него. В глазах ливанца мелькнуло недоумение. Вот теперь, наверное, пора!

Я встал и направился в сторону туалета. Поравнявшись с Халедом, я молча положил перед ним конверт с пятью фотографиями, на которых он был запечатлен с Рамданом. Я отлил, не спеша помыл руки, бессмысленно подержал их немного под худосочным сушителем и вернулся в зал.

Халед снова утирал пот, теперь уже со всего лица. Я с невозмутимым видом прошел мимо к своему столу. Ливанцу принесли кус-кус с горкой мяса и овощей посередине блюда, однако еда его больше не радовала. Халед автоматически положил кус-куса себе на тарелку и снова посмотрел на меня. Я счел нужным кивнуть ему с вежливой полуулыбкой и взялся за свое мезе.

Мы так и продолжали есть, время от времени поднимая глаза друг на друга. Напряжение, которое я читал во взгляде и во всех движениях Халеда, возрастало и стало нестерпимым. Он подозвал официанта и что-то сказал ему.

Официант – немолодой уже усатый мужчина с мягкими изящными движениями – подошел и склонился надо мной:

– Вон тот господин спрашивает, не угодно ли вам вместе выпить кофе. Он ненавидит делать это в одиночестве.

– С удовольствием.

Я улыбнулся и широким жестом пригласил ливанца за свой стол.

– Мне, – сказал я официанту, – тоже кофе и…

– Арак?

Меня даже передернуло. Арак – это ливанское название для анисовой водки. Но если кому нравится, благослови вас Господь – я никого не хотел обидеть.

– Нет-нет, лучше виски, – поспешно сказал я. – А тому джентльмену – что он пожелает.

Джентльмен приветливо кивнул мне, попытался отодвинуть столик, которым он был прижат к дивану, и не без труда, с деятельной помощью официанта выбрался в проход.

Вблизи он казался еще толще. Плоть щедро свисала с него по бокам и со щек, двумя большими валиками заполнила шею, когда он сел. Пухлая ручка вернула мне конверт с фотографиями.

– Мы знакомы? – спросил он по-английски. У него был сильный акцент.

– Вероятно, лишь односторонне, – любезно растягивая губы, ответил я по-французски.

Ливанец охотно перешел на этот язык.

– И я могу быть вам полезен?

– И нам, и даже в большей степени себе самому.

Какой-то мужик неопределенной восточной внешности вошел в ресторан. Лет сорока, с нечесаной и не очень чистой шевелюрой. Прошел к стойке бара и заказал эспрессо. Это наш фотограф? Камеры при нем не наблюдается, но сейчас же фотографируют и из оправы очков.

Нам принесли кофе с крошечными сладостями на блюдечке. От спиртного Халед как истинный мусульманин отказался, хотя вообще ливанцы на это дело смотрят просто. Он непрестанно утирал лицо платком – нервничал. Он не знал, кто я такой, а спросить не решался. Будучи человеколюбив, я прервал его муку:

– Нас интересует тот паренек, Рамдан.

Я специально так сделал. Вряд ли он захочет сразу говорить о себе.

– Что именно вы хотите знать? Кто он такой?

– Да нет, это мы знаем. – Я разговаривал небрежным тоном, как человек, уставший от собственной осведомленности. – Хотелось бы уточнить, зачем он с вами встречался.

Халед молчал. Дураком он не был, хотя трусость, несомненно, не признак большого ума. Разумнее быть храбрым, но этим качеством ливанец, похоже, обладал не в полной мере. Сейчас он придумывал, как бы ему ответить, чтобы я от него отвязался, но и чтобы ничего существенного не сказать.

– Этот человек неуправляем, – помог ему я. – Мы пришли к выводу, что вы в опасности, а терять вас совсем не хочется.

– Я знаю, что он неуравновешенный, – произнес наконец ливанец. – Только не знаю, как с этим быть.

– Он скоро уедет, – попробовал ободрить его я. – А до Йемена далеко.

Халед странно посмотрел на меня.

– Нет?

– Нет, он сказал, что в конечном счете его решили оставить в Лондоне.

– И чем он будет заниматься?

Ливанец замялся. От волнения он стал сучить ногами. Я этого, конечно, не видел, только стол задрожал.

– Если он и у вас вызывает опасения, лучше сказать нам, – подтолкнул его я.

– Мне точно не следует об этом говорить. Мы можем оставить этот разговор?

Я пожал плечами:

– Можем, конечно. Но если продолжим, вы очень скоро похвалите себя за то, что рискнули. Итак?

Ливанец засопел. С одной стороны, избыточный вес и соответствующая нагрузка на сердце. С другой – вылезающие наружу заросли в ноздрях, препятствующие поступлению кислорода. Давай, решайся! Ты же понимаешь, что перед тобой сейчас не человек сидит, а новый контракт. Ну, хорошо, я помогу еще.

– Вы же прекрасно понимаете, что я не из собственного любопытства это спрашиваю, – сказал я. – Мы же с вами профессионалы, можем перескочить вступительные этапы.

Толстяк запыхтел.

– Ну, хорошо. Мне почему-то кажется, что вы не обманете моего доверия. Этот юноша будет заниматься некоторыми поставками.

– Некоторыми поставками некоторых видов вооружения? – предположил я и попал в точку.

– Ну, раз вы и сами это знаете.

– И для кого? Я, как вы убедились, что-то действительно и сам знаю. Но мне важно понимать, насколько вы готовы вести дела откровенно.

Халед снова запыхтел. Глупо это с его стороны – ответ же очевиден. Достаточно следить за тем, что происходит в мире.

– Ладно, это мне тоже и без вас известно, – устало произнес я. – Для талибов и чеченцев. Ну, в первую очередь.

Карие маслины Халеда по-прежнему смотрели выжидающе.

– Но он же и что-то конкретное вам сказал.

Не возразил ливанец – снова я правильно предположил. Попробуем зайти с другой стороны, задать вопрос, ответить на который ему будет не трудно:

– Вы уже передали эту информацию дальше?

– Пока нет.

И поставил жирную точку. Глупый я! Ливанцы в Средиземноморье и по всему миру – люди дела. Так что говорить с ними надо соответственно. А Халед к тому же действительно профессионал, в своем понимании. Мне цену нужно назвать – вот чего он ждет.

– Хорошо, я задам другой вопрос. Кому вы собирались эти сведения сообщить? Нашим английским друзьям?

Толстяк опять засопел.

– Мы тоже готовы сделать вам предложение, – продолжил я. – Что-то вы можете по-прежнему передавать нашим британским коллегам, но самую интересную информацию мы хотели бы, чтобы вы приберегали для нас.

Халед отпил кофе и прищелкнул языком, как бы признавая солидность если не предложения, которое пока не было сформулировано, то по крайней мере стороны, которая собиралась его сделать. Такой восточный прием в ходе переговоров. Теперь, когда начался торг, он уже не спешил.

– Вы американец? – уточнил он.

Я отпил виски. Двойной «Джек Дэниэлс» без содовой и льда.

– Как видите. Как слышите.

– Почему бы вам не запрашивать сведения от самих англичан?

И он туда же! Как и Ашраф, он думает, что союзные спецслужбы делятся всеми секретами. Что, один я такой испорченный?

– До нас доходит далеко не все, – сказал я. – Люди боятся засветить свои источники, это нормально. У нас с этим даже еще строже.

Это я сказал, чтобы его успокоить. Раз он таким боязливым зайцем выступает перед Ашрафом.

– Но вы не возражаете, чтобы я давал что-то только… старым друзьям?

– Нет, если самое важное достанется нам.

– И в этом случае…