– А почему вы не обратились в полицию? – спросил тот. – Я уверен, она бы тоже захотела посмотреть на лондонского наркодилера.

– Дело в том, – вступил в разговор я, стараясь говорить с акцентом, – что мы уверены, что мексиканский наркоторговец всегда останавливается в том «Марриотте» не случайно. У него там есть свой человек. В менеджменте отеля или даже непосредственно в службе безопасности. И он сразу даст сигнал тревоги, если этим гостем кто-то заинтересуется. Поэтому мы не хотели бы действовать по официальным каналам.

– И чем вам могла бы помочь моя дочь?

– Для начала, – вновь взял на себя инициативу Радж, – нам важно было бы знать, где сидят охранники, которые отслеживают, что происходит в холле отеля. И, возможно, Чандра знакома с кем-то из них.

– Разумеется, – вставил я, – если нам удастся просмотреть интересующие нас кассеты, все, кто нам помогали, останутся очень, очень довольны.

Отец с дочерью переглянулись. Не потому, что я заговорил о деньгах – у них явно возникла идея.

– Я могу взглянуть на ваши документы, сэр? – попросил индиец.

– Разумеется.

Я достал из кармана свой мексиканский паспорт и полицейский бедж с номером.

В гостиную вошел юноша с подносом, на котором дымились стаканчики с чаем. Пока мы разбирали их, отец девушки внимательно изучил документы и вернул их мне.

– А это не может оказаться опасным для Чандры?

– Риск лишь в том, что мы спугнем преступника, – отмел его сомнения я.

– Что скажешь? – спросил он дочь.

– Давай поговорим с Мэтью.

– Он завтра работает?

– Да. Я – с семи, он – с восьми.

Отец семейства счел наконец нужным прояснить ситуацию:

– Моя дочь близко знакома с одним из сотрудников охраны отеля. Он даже устроился на работу по ее рекомендации. Это англичанин, белый. Они с Чандрой вместе учились в школе, теперь вместе работают, иногда ходят небольшой компанией в кино или в клуб. А что конкретно от него потребуется?

– Дать нам на время кассеты с камер наблюдения за определенный день или два, – сказал я. – Мы немедленно просмотрим их и вернем. Если все сработают четко, никто этого и не заметит.

Отец снова посмотрел на дочь.

– У Мэтью вечно не хватает денег, – пожала она плечами. – Скорее всего, он согласится.

– Но вы в нем уверены на сто процентов? – уточнил я, действуя в рамках предложенной мною же версии. – Ваш друг никак не может быть связан с наркомафией?

– За это я отвечаю, – с достоинством кивнула Чандра. – Он даже травку не курит. Только и вы его не подведите.

Номер в «Меридьене» я оставил за американским гражданином Пако Аррайей. Мало ли по какой причине он не пришел ночевать? А в «Марриотт» я въехал по мексиканскому паспорту Мигеля Гомеса на одну ночь с возможностью продлить пребывание, если дела в Лондоне задержат меня дольше. Носильщик поднял в номер мой багаж – средних размеров зеленый нейлоновый чемодан на колесиках. Мы купили его с Раджем в открытом до полуночи китайском магазине и для веса положили в него несколько старых каталогов видеотехники, проложенных упаковочным поролоном. Все это потом можно будет просто оставить в номере.

Уже забравшись в постель, я включил «Скай Ньюз». Федеральные войска продолжали ракетный обстрел Грозного. Жилые дома с провалами окон, за которыми виднелись разрушенные перекрытия. Чеченские бронетранспортеры с бородачами на броне, петляющие среди куч битого кирпича. На фоне зеленого, с белой и красной полосами флага Республики Ичкерии Аслан Масхадов в папахе проклинает российских агрессоров. Женщины в черных платках бегом перемещаются от развалин к развалинам в поисках еды для своих детей. И с верхней точки – столбы черного дыма, стелющиеся над крышами еще стоящих зданий.

Звук я не включал – такие тексты я знаю наизусть. Я и в Москве часто только смотрю изображение – там тоже свое видение проблемы, в такой же степени однобокое. Мне вдруг пришло в голову, что я со своей жизнью, расколотой между Россией и Западом, давно уже ни на чьей стороне. Ни та, ни другая меня бы не увлекла, не воодушевила, не одурачила бы. И если я продолжал что-то делать, то единственно для того, чтобы таким кадрам неоткуда было взяться.

Похищенные

За окнами ангара, сейчас вполне заменяющего сауну, был еще разгар дня, когда мы услышали, как завелся двигатель. Других машин здесь не было, да и тиканье характерное, дизельное. Потикал чуть фургон и уехал, промелькнув в краешке окна.

Я посмотрел на часы. Без десяти пять. Я должен был уже сидеть в самолете, лететь домой, в Нью-Йорк. Как мне все это потом объяснить Джессике?

И тогда и послышалось пение. Очень характерное, я просто ушам не поверил, что здесь его слышу.

– Что там такое? – спросил Кудинов.

Я встал и вытянул на пределе пристегнутую наручниками руку, чтобы выглянуть в свое окно.

– Вот что я вижу. Наши милейшие новые друзья вынесли на траву коврики и приступили к молитве.

– Какой молитве?

– Повернулись, как положено, лицом к Мекке и совершают намаз.

– Я думал, ты про похитителей?

– Про них, бесценных.

– Вот эти двое – рыжеволосый и рыжезубый? Они мусульмане?

– Они, они.

Лешка задумался.

– Ты согласен теперь, что это не полиция и не МИ-5? – спросил я.

Кудинов кивнул.

– И тогда рабочая версия…

– Рискну предположить, – рискнул я, – что Мустафа, ну, тот алжирец, в самом начале работы на нас где-то прокололся. Нет, он не сдавал нас, – упредил я Лешкино возражение. – Не похоже на него, вся моя интуиция против этого восстает. Какую-то он допустил оплошность, и за ним решили проследить. Но не силами соплеменников – их в толпе различить легко, – а с помощью неофитов белой расы.

– Допустим, – согласился Кудинов.

Но мне по-прежнему не удавалось принять очевидное.

– Ну, дают! В Штатах много людей принимают ислам, но это почти на сто процентов черные.

– У нас есть и белые, до десятка в год. – Лешка про Англию уже давно говорит «у нас». – Я же написал об этом в справке.

Я вспомнил, что действительно утыкался глазами на эту экзотику, однако значения ей не придал.

– Но если твое предположение справедливо, – продолжал Кудинов, – то дела наши обстоят не лучшим образом.

Это уж точно! Наверняка аль-Масри свой бизнес защищает. Велел проследить за Мустафой и выявить человека, которому тот передавал информацию. То есть меня. Что с ней делал я, визуально определить невозможно. Значит, эти сведения нужно получить из моих уст. Соответственно, сейчас вежливых похитителей сменит отморозок с набором инструментов. Всяких щипцов, скальпелей, иголочек, крючочков… И вскоре он с ласковой улыбкой начнет засовывать их как в существующие отверстия в моем теле, так и в специально для этой цели проделываемые. Наверное, в какой-то момент все это станет невыносимым, и мне придется соврать что-либо правдоподобное, чтобы заслужить пулю в лоб.

Единственным утешением было то, что на той встрече в парке с Мустафой, до которой я никак не дойду, Лешки со мной не было. Нужно было стоять насмерть, что он был просто прохожим, к которому обратился заблудившийся в Лондоне американец.

Я изложил свои соображения Кудинову.

– Ты считаешь, у меня есть шанс получить пулю в лоб сразу? – усомнился он.

– А ты непременно хочешь разделить мои муки? Друг мой Алекси, – так церемонно я назвал его применительно к обстоятельствам. – Ты прекрасно знаешь, что геройство не обязательно проявление ума и благородства. Оно часто идет рука об руку с глупостью и иногда даже сливается с ней воедино. Сейчас как раз такой случай. Да, героем ты не станешь, но и дураком тоже.

– Это ты сейчас глупость сказал, – буркнул Лешка.

И передо мной вдруг во всех подробностях предстала та сцена. Как мы обсуждали с ним и с Моховым, какую кость нам бросить лондонской резидентуре. Вот так же Кудинов сказал, что я сморозил какую-то глупость. Я ответил, что так я избавляюсь от мыслей, которым не место в умной голове. А Лешка предупредил, чтобы я был с этим поосторожнее, потому что глупость заразительна.