— Остановитесь, ради Бога, — перебила Анна Петровна, — иначе я сейчас же уйду. Сколько раз я просила вас говорить со мной просто, а вы все по-своему. С вашей наукой вы и меня в гроб уложите, а не то что Веру. Бросьте ее лечить… Нечего махать рукой. Лучше меня выслушайте. Раз раджа в Индии — Вера его скоро забудет. А как забудет, так и болеть перестанет. А начнете вы с ней возиться, да не поможете, про вас начнут говорить разные гадости. А мне это неприятно.

— Я рассчитываю, что она скоро поправится.

— Скажите, неужели вы действительно верите в какую-то силу раджи? Просто Вера его любит. А вы думаете, легко любить? Когда я вас долго не вижу, я так скучаю, так скучаю, что все из рук валится. А тут еще долги…

— Вы все наряжаетесь и для кого это?

— Для вас, дорогой мой. Боюсь, как бы не разлюбили. Надо хоть костюмами брать — стареть от забот стала.

— Вы? От забот?

— А портниху-то забыли? Ей давно платить надо.

К назначенному часу Петр Францевич пригласил своего знакомого доктора и, в ожидании Веры Георгиевны, обсуждал с ним болезнь своей пациентки.

— Отчего вы не примените к ней электризацию или души Шарко? Мне кажется, эти средства помогут. Попробуйте, наконец, обыкновенный гипноз.

— Пробовал уже несколько раз, друг мой, но все неудачно. Теперь придется заставить танцовщицу найти в Индии раджу. Я ее усыплю, дам ей предварительно гашишу. Вы знаете, как он действует на воображение и чувство. По описанию города, которое она мне сделает во сне, я определю название его. Индию я знаю хорошо. Затем пошлю телеграмму приятелю, а тот переговорит с индусом. Когда раджа сообщит, на какие нервные центры была направлена его воля, чтобы получить желаемые им эффекты, я снова применю гипноз и в один сеанс вылечу балерину.

Раздавшийся звонок прервал их беседу.

Прислуга доложила о приезде балерины с мужем.

Петр Францевич познакомил их с доктором и сразу изложил свой способ лечения, который он думал применить к Вере Георгиевне.

— Сочетанием двух средств я приведу вас в состояние ясновидения, и вы найдете любимого человека, — закончил он свои объяснения.

— Ого! — вырвалось восклицание у мужа.

— Опять? — Ну что за глупая привычка! Неужели ты не понимаешь, что Петр Францевич меня дразнит?

— Ну конечно! Когда вы волнуетесь, у вас щеки так красиво покрываются румянцем, что я позволил себе маленькую вольность в награду за мое лечение.

— Ого!

— Ну тебя, надоел! Петр Францевич, если вы так уверены, что я найду околдовавшего меня раджу, применяйте ко мне ваши средства — я согласна. А ты, Коля, что скажешь?

— В присутствии доктора опасности быть не может.

— За это я вам ручаюсь, — сказал ученый и, подойдя к шкапу, вынул маленький флакон с зеленоватой жидкостью.

— Ложитесь, Вера Георгиевна, на диван поудобнее, подложите себе под голову подушку и выпейте этой микстуры.

Танцовщица быстро устроилась и, сказав: «Это интересно», проглотила поданную ей на ложке, разведенную в воде жидкость.

Попросив ее говорить вслух то, что она будет чувствовать, ученый обратился к врачу:

— Вы, доктор, следите за пульсом и, когда я на вас взгляну, сообщайте мне его биение. Говорите, Вера Георгиевна.

— У меня начала кружиться голова, Петр Францевич. Нет, это не головокружение. Мне кажется, что в голове что-то качается, точно язык колокола. Качание все усиливается… непонятная тяжесть придавила мне волосы. А может быть, от вашей микстуры волосы у меня стали весить несколько фунтов? Теперь немного лучше: мне кажется, что я делаюсь меньше. Удивительно! Я стала совсем маленькой: такой маленькой, как мизинец… Какой вы странный! Мне ужасно хочется смеяться. Коля говорит все время «ого» — как это глупо! Я не могу больше лежать: мне хочется бегать. Я встану.

Ученый взглянул на доктора.

— Нет, не могу. Голова моя горит, в висках колет. Руки и ноги окоченели — закройте их. Как у вас холодно! Что вы со мной сделали? Коля, зачем это нужно? Какая тоска! Боже, какая тоска! Я не выдержу и заплачу. Что за грохот? В висках такая боль, точно вбивают в них гвозди. Какая шумная улица, Петр Францевич! Как вы можете жить к таком доме? Куда это все едут? Разве в театр? Но около вас нет театра? Кто это кричит?

— Дайте мне воды, мне хочется пить. Зачем подали детский стаканчик — дайте большой. У меня страшная жажда. Странно!.. Все прошло, шум смолк. В голове нет тяжести. Как легко и приятно. Какое блаженное состояние!

— Закройте теперь глаза, Вера Георгиевна, и засните, — сказал профессор.

Веки танцовщицы сомкнулись.

— Так, так, — продолжал он. — Видите, вы уже спите. Члены отяжелели. Вы не можете открыть глаз.

И, проделав несколько пассов над головой Веры Георгиевны, он оставил ее на некоторое время в покое.

— Вы слышите меня? — спросил он вскоре танцовщицу строгим голосом.

— Да! — тихо ответила она.

— В настоящее время вы в Индии? Отвечайте!

— Да, я в Индии.

— Вы в большом городе; на улицах толпы людей.

— Нет!

— Вы в роскошном дворце; кругом мрамор, ковры. Раджа сидит на диване.

— Нет!

— Вы в чудном парке; над вами свод зелени; у ног ваших ковер пестрых цветов; воздух пропитан запахом орхидей.

— Да. Я в волшебном саду. Вот целые рощи камелий. На темном фоне их листвы яркими пятнами блестят распустившиеся цветы. Левее группы азалий, а рядом густым кустарником растут лимоны… Вдали на пригорке расстилается дивный лес. Громадные стволы связаны вьющимися растениями; они перекинулись от одного дерева к другому и ползут по стволам, покрытым орхидеями и нарядными и яркими цветами. Боже! Сколько роз! Везде розы и розы чудных оттенков и удивительных благоуханий. Какой аромат! Мне кажется, я пьянею. Тело мое пропиталось пахучим эфиром, а я стала гибкой, как стебелек, и легкой, как воздух. Я — голубенький цветочек с бархатистыми лепестками. Как хорошо… Кто-то идет… Это раджа… Я больше ничего не вижу. Я засыпаю…

— Следите за ним, — сурово приказал ученый.

Вера Георгиевна долго молчала и, наконец, заговорила:

— Зигзагами вьется поезд — все выше и выше. Кругом бездонные пропасти, вековые леса, глубокие ущелья, сверху горы. Я еду с раджою. Станция. Выходим; сели в коляску. Теперь я в богатой молельне. По стенам идолы: перед самым большим — помост вроде сцены. Невдалеке — раджа. Хлопнул в ладоши. Вышла женщина в полупрозрачной тунике. Подбежала к краю помоста, остановилась. Раджа кивнул головою — музыка, женщина танцует. А! Греческий танец, который я исполняла в Америке… Да это — я! Только я танцую гораздо лучше… Конечно… А может быть, это я во время припадка слабости? Понимаю, что раджа сердится… Что за движение: полное отсутствие грации. Раджа поднял с земли хлыст — зачем это? Я отскочила к идолу — раджа за мною. Ай! — замахнулся… Нет — это не я. Меня он не тронул бы.

Вера Георгиевна вскочила с дивана, открыла глаза, которые были безжизненны, как у лунатика, схватила со стола разрезной нож и стала размахивать им, подвигаясь к окну.

— Aral Испугался? Ты думал, что можешь бить? Поделом.

Танцовщица успокоилась, легла на диван и закрыла глаза.

— Я вырвала хлыст и загнала раджу на самый край помоста. Он вздумал было соскочить с него, но поскользнулся и упал. Изо рта у него хлынула кровь. К нему бросились на помощь.

— Бегу из молельни, выскакиваю на двор. У подъезда — лошадь. Бросаюсь в седло и мчусь по дороге. Погоня — но горы уже близко. О, Боже! Лошадь остановилась, дороги нет, земля рухнула в пропасть, осталась узкая тропинка. Слева — бездна, справа — скалы. Настигают: нет выбора… Вперед… Кружится голова; глаза застилает туман; в ушах звон. Бездна тянет, не могу оторвать от нее глаз: сейчас упаду. Хватаюсь руками за гриву. Лошадь храпит, дрожит, жмется к утесу, едва движется. Мы висим над пропастью. Сзади голос. За мной всадник…. Вдруг его лошадь останавливается, пятится и исчезает. Я спасена — животное и человек в пучине… Тропинка расширяется; почва тверже; лошадь прибавляет шагу: выезжаем на дорогу. Бояться преследования нечего… Я останавливаюсь у ручья. Нагибаюсь, чтобы освежить разгоряченное лицо, и вижу в воде лицо индуски. Хватаюсь за плечо, срываю с него одежду, ищу родимое пятно. Где же оно? Это не я! — Это другая женщина!