«Только не вздумай расстраиваться, для этого нет никаких оснований. И вообще запомни, все, что ни происходит в этом мире, происходит к лучшему. Ты не первая и не последняя».

И еще много всяких других глупостей наговорила себе Лозинская, пока добралась до банка. Там к ее удивлению все уладилось довольно быстро. Вадим Скобелев и впрямь очень спешил. Он даже не нашел времени, чтобы позаигрывать с Оксаной, к немалой ее радости.

Получив в свое распоряжение необходимые ей документы, Оксана отказалась от предложения Вадима подвезти ее на машине и, прошагав пешком два квартала, вдруг спохватилась.

«Ну и хороша же я, Валентина, наверное, всю ночь не спала, а я даже не удосужилась ей позвонить. Еще чего доброго посчитает, что меня убили».

Оксана подбежала к ближайшему телефону-автомату и набрала номер. Валентина сняла трубку так быстро, словно сидела возле телефонного аппарата.

— Ради бога, извини, — даже забыла поздороваться Оксана.

— А, это ты, — довольно спокойно отвечала Курлова.

— Я была так занята, что даже не сразу вспомнила, что должна тебя предупредить. Хотя я уже давно никому не даю отчет… — принялась сбивчиво объясняться Оксана.

Валентина остановила ее.

— Нет, это, конечно, свинство с твоей стороны не предупредить меня, что ты не придешь ночевать. Но я рада за тебя.

— Почему это? — изумилась Лозинская.

— Ну, если ты забыла о своей лучшей подруге, то значит и впрямь было из-за чего.

— Мне так неудобно…

— Не стоит извиняться. Все равно это не поможет.

Оксана беспомощно огляделась, словно на улице кто-нибудь мог бы ей помочь. Она чувствовала себя страшно глупо, как школьница, которую поймали на вранье. И, наконец-то, решила, самое лучшее — это признаться во всем честно.

— У меня, появился любовник.

— Да ну, — сказала Валентина, — а то я об этом не догадалась.

— Но все это не серьезно, — тут же поспешила добавить Лозинская.

— А вот об этом будет лучше, если ты расскажешь мне подробнее.

— Ты знаешь, я звоню из автомата, тут много людей… — Оксана осмотрела пустынную улицу, — и мне не очень-то удобно говорить об этом. Нас слышат.

— Ладно-ладно. Только учти, просто так ты от меня не отделаешься. У тебя много дел? — тут же поинтересовалась Валентина.

— Вообще-то, дел у меня никаких до самого вечера нет.

— Тогда, — Валентина задумалась, — было бы неплохо встретиться с тобой и все обговорить. Как ты на этот счет?

— Согласна, но где?

— Для того, чтобы поговорить по душам, лучше места, чем ресторан или баня не придумаешь. Что тебя больше привлекает?

Оксана уже была по уши сыта рестораном. У нее до сих пор в голове звучал самодовольный голос Вадима Скобелева.

— Мне кажется, лучше баня.

— Хорошо, — обрадовалась Валентина, — а чтобы не терять зря времени, ты подожди меня, а я за тобой заеду.

— Зачем? Мы встретимся прямо у бани.

— Ты меня удивляешь, Оксана. Не стану же я приглашать тебя в какое-нибудь страшное общественное заведение. У меня есть хорошие знакомые в одном из подмосковных пансионатов. Там баня — просто чудо. Тебе в таких бывать не приходилось. А главное, там не будет толпы и никто не сможет подслушать наши разговоры. Короче, я сейчас позвоню туда, чтобы нам все приготовили, а ты жди меня.

— Где?

— Если хочешь сэкономить немного времени, то подъезжай на метро до ВДНХ и жди меня у перехода, я буду через полчаса.

Оксана немного не рассчитала и приехала чуть раньше назначенного срока. Понимая, что спешить ей некуда, Оксана шла так медленно, что ее наметанным взглядом выделил из толпы прохожих нищий мужчина с клочковатой бородой и грязным морщинистым лицом. Он сидел, подложив под себя ноги, на плиточном полу перехода. Перед ним лежала мятая запыленная фетровая шляпа. Уже издали, заприметив Лозинскую, мужчина принялся истово креститься и восклицать:

— Подайте, Христа ради!

Он обращался явно только к одной Оксане. Та, почувствовав себя неловко, вытащила кошелек и достала оттуда пятисотрублевую бумажку, первую что попалась ей в руки. Переложенная пополам новенькая купюра легла в шляпу.

— Спасибо тебе, дочка, — нищий перекрестился, — за то, что ты не побрезговала стариком, воздастся тебе сторицей.

Оксана ускорила шаг, а в спину ей неслось.

— Бог вознаградит тебя, бог вознаградит тебя.

«Почему я чувствую неловкость, — подумала Оксана, — могла бы и не дать денег этому старику. В конце концов, сразу же ясно, глянув на него хоть один раз — это пьяница и прощелыга, который не желает работать».

Она поднялась по ступеням к залитой солнцем площадке. Отсюда великолепно просматривались корпуса гостиницы «Золотой колос», а если обернуться — помпезная, блестевшая золотом колоннада бывшей ВДНХ. Оксана вспомнила, как любила в детстве приезжать сюда вместе с отцом и бродить по павильонам, рассматривая диковинные экспонаты — то какую-нибудь свеклу размером с голову взрослого человека, то клубень картофеля весом в три килограмма.

Вокруг нее сновали люди, каждый спешил по своим делам.

«Сколько вокруг людей! — подумала Оксана. — У каждого свои заботы и, наверное, не менее важные, чем у меня. Но почему-то всегда кажется, что только ты по-настоящему страдаешь, по-настоящему хочешь изменить свою жизнь. Все остальные лишь только повышают энтропию вселенной, принимая участие во всеобщей суете. Ведь каждый уверен, что он и только он — центр мироздания, имеет право распоряжаться чужими жизнями, имеет право чего-то требовать от других. Ведь главный принцип — это живи и не мешай жить другим. Только тогда все могут быть счастливы. Наверное, я подошла к осуществлению этого принципа, — вздохнула Лозинская. — Ни семьи, ни мужа, ни даже в настоящем ее смысле работы. Есть только служба, которая немного противна. Ведь нельзя же назвать работой занятие, к которому не лежит душа. Если бы я стремилась с утра сесть за рабочий стол и сокрушалась, вынужденная вечером из-за него подняться, вот тогда это можно было бы назвать работой. Вот взять, к примеру, Александра. Наверное, ему очень нравится ремонтировать чужие квартиры. Вряд ли бы он относился так трепетно и с воодушевлением к своей собственной. Наверное, поэтому у него и нет своей квартиры. В конце концов, каждый, если пожелает, может добиться того, чего ему нужно. А раз он довольствуется мастерской, значит, ее ему предостаточно».

Размышления Оксаны были прерваны скрипом тормозов. Невдалеке остановилась машина. Из окна показалось улыбающееся лицо Валентины. Она помахала своей подруге рукой.

— Давай, скорее же ты! Тут стоять нельзя!

Оксана впрыгнула на сиденье, захлопнула дверцу и принялась возиться с ремнем безопасности. Она вечно в них путалась и никак не могла отыскать, где же закреплен кронштейн с замком.

— Да набрось его и сиди смирно. Проедем перекресток, тогда можешь вертеться, — скомандовала Валентина, одаривая постового милиционера лучезарной улыбкой. Тот взял под козырек.

Наконец-то Лозинская справилась с ремнем и повернулась к своей подруге.

— Ты все-таки извини меня.

— За что?

— Я забыла о твоем существовании. Забыла, что хоть кому-то должна отчитываться в своих поступках.

— Брось ты, ерунда. Но другой раз все-таки лучше позвони. Все-таки волнение старит женщину.

Валентина, занятая разговором, чуть не проморгала красный сигнал светофора и чудом сумела затормозить в полуметре от впереди идущей машины.

— Нет, Оксана, давай лучше помолчим, если хотим добраться целыми и невредимыми до бани.

Валентина пошарила рукой между сиденьями, извлекла кассету и вставила ее в магнитолу. Раздался сухой щелчок, и всю кабину наполнило пульсирование музыки. Оксана закивала головой в такт мелодии.

— Откуда у тебя это старье? — изумилась Оксана, вслушиваясь в музыку, в немного хрипловатый голос певицы.

— Да черт ее знает. Завалялась еще чуть ли не со студенческих лет, — рассмеялась Валентина.

Оксана раньше никогда не вслушивалась в слова этой песни. А теперь ее поразила одна единственная фраза: «В этой жизни я не долюбила», — надрывалась певица. Они странно поразили Лозинскую, словно бы нашлось объяснение ее отношениям с Александром.