Она хоть и имела водительские права, и муж не боялся доверить ей руль семейной машины — семилетнего «вольво» с кузовом «универсал» — она все равно предпочитала пользоваться общественным транспортом. Такая привычка укоренилась в ней еще со студенческих лет, когда денег на такси никогда не хватало, а о собственной машине только оставалось мечтать. Зато так приятно было мечтать, сидя в жестком кресле трамвая, чьи колеса выстукивали по рельсам неторопливую мелодию городского путешествия. Одно дело ехать под землей, когда возле тебя за зеркально-черным окном проносятся запыленные тюбинги тоннелей, змеиные извивы кабелей. И другое — ехать среди городских пейзажей, таких знакомых, радоваться ясному дню, грустить в дождь. И пусть дорога займет больше времени, но все равно из души не исчезнет просветленное спокойствие, ощущение сопричастности к настоящей жизни большого города.

Больше всего Оксана Лозинская любила ездить на трамвае. В нем была какая-то предопределенность. Это не автобус, способный свернуть с маршрута и даже не троллейбус, хоть он и привязан к проводам. Главное, что у вагоновожатого нет руля, и путь вагона предопределен от конечной до конечной остановок…

У Оксаны была заветная мечта, в которой она лишь изредка рисковала признаться самой себе — зарабатывать больше своего мужа. Сколько тот ни уговаривал ее оставить работу, она не соглашалась. И хоть, проектируя интерьеры чужих квартир, ей удавалось заработать триста, редко полтысячи долларов в месяц, она все равно находила удовлетворение в своей работе. Все-таки могла позволить себе купить какие-то вещи, не советуясь с мужем, удивить его какой-нибудь новой, не очень дорогой покупкой. А главное — не нужно было отчитываться в тратах.

Потому что, занявшись бизнесом, Виктор Лозинский заимел и довольно странную привычку: все свои расходы он аккуратно записывал в разлинеенную тетрадь, несмотря на то, что дома у них стоял персональный компьютер, да и электронная записная книжка никогда не покидала карман пиджака сопредседателя торговой компании «Эльдорадо».

Оксану раздражала эта какая-то чужая педантичность мужа. Каждый вечер он садился и заносил в тетрадь аккуратные столбики цифр и подбивал результаты на калькуляторе. Ответ никогда не удовлетворял его. То ему казалось, что они тратят слишком много, то наоборот — до неприличия мало. Напротив каждой цифры стояло сокращенное слово, какую именно покупку совершили в этот день. Сюда заносилось все — до пачки сигарет и новой зажигалки включительно.

Оксана категорически отказалась сообщать мужу о своих тратах. И поэтому ряд со словами «Молоко 2 бут., шампанское», иногда возникали и другие записи: «Оксана 50$», «Оксана 25$». Так Виктор фиксировал суммы, отданные жене наличными.

А вот сама Оксана никогда не считала денег. Она любила, чтобы в кошельке лежала сумма, позволяющая ей безбедно прожить день. Она всегда фиксировала в своей памяти только крупные траты, да и то старалась о них как можно скорее забыть.

— Деньги — это ерунда, — говорила она, — это лишь возможность что-то купить. А вот вещь… Ею пользуешься, о ней вспоминаешь.

Правда, многие из приобретенных нарядов после двух выходов надолго исчезали в плотном полиэтиленовом пакете на глубоких полках платяного шкафа.

Начало лета выдалось удушливым и жарким. Дожди шли только ночью, и спать приходилось с открытыми окнами. Тогда ночная прохлада, смешанная с влагой, врывалась в комнату, и Оксана, заснувшая с вечера даже не укрывшись, просыпалась среди ночи и натягивала на себя одеяло, а затем засыпала вновь, свернувшись калачиком. За окном слышался однообразный шум ливня, лишь изредка прерываемый гулом мотора какой-нибудь заблудившейся в переулке машины.

Вот уже вторую неделю Оксане приходилось жить одной. Ее муж уехал в Польшу договариваться об очередной партии дешевых продуктов. По Москве поползли слухи, что будут повышены таможенные пошлины, и поэтому Виктор Александрович стремился как можно скорее провернуть сделку.

Вконец обленившись за время отсутствия мужа, Оксана совсем бросила готовить и довольствовалась чашкой кофе с бутербродом на ужин. А перед сном неизменно выпивала бокал красного сухого вина. От него возникало легкое головокружение, и тогда женщина ложилась в постель. Она лежала и ждала, когда первые крупные капли дождя ударят по широкому жестяному подоконнику. Казалось, без этого аккомпанемента ей не уснуть. Безумный, ртутно-белесый свет фонаря, стоявшего на противоположной стороне Второго Кабельного переулка, проникал в комнату сквозь неплотно сдвинутые шторы.

Было еще довольно рано, еще ходил транспорт. Но здесь, за пару кварталов от оживленных улиц, жизнь уже замирла. Лишь только светились некоторые окна в доме напротив.

Оксана приподнялась на локте и посмотрела в окно. Она за тот год, что прожила на этой квартире, успела досконально изучить жизнь людей, обитающих в этом доме. Она уже прекрасно знала, кто из них задергивает шторы вечером, кто наоборот, оставляет окна открытыми для чужих взглядов. Оксана поправила подушку, прислонив ее к высокой спинке кровати и, немного прищурившись, чтобы лучше видеть, стала следить за тем, что происходит за частым переплетом окна довоенного дома.

Ярко горела люстра. Молодые парень и девушка, совсем еще дети, сидели за столом, выдвинутом на середину комнаты. Бутылка недорогого вина, наспех порезанное копченое мясо в тарелке, прикрытое листами зелени, и два высоких бокала. Они сидели друг напротив друга и молча улыбались. Остальные окна квартиры зияли безжизненной чернотой.

Оксана знала, молодой парень — это сын хозяев квартиры, пожилой, неприятной ей пары — седоусого, ужасно похожего на преподавателя истории КПСС, мужчины и полной, неряшливой женщины. Скорее всего, родители уехали на дачу или куда-нибудь к родственникам, а сын пригласил к себе девушку, которую Оксана видела впервые. Она понимала, исход их ужина уже предрешен заранее, и ее забавляло, что и парень, и девушка оттягивают момент близости… А вина в бутылке становилось все меньше и меньше… Наконец, парень разлил остатки и поставил бутылку на пол. Девушка опустила в бокал тонкую соломинку и осушила его. Она сделала это так непосредственно, что Оксана даже на мгновение сама ощутила во рту кисловатый привкус сухого вина. Она взяла подушку и подобралась по кровати к самому окну. Села, прислонившись к стене так, чтобы ее невозможно было заметить. Яркий свет фонаря падал на разостланную постель, а сама она оставалась в тени.

Парень положил свою ладонь поверх пальцев девушки. Та даже не попыталась высвободить руку. Они обменялись многозначительными взглядами и, поднявшись из-за стола, вышли на середину комнаты. Оксана полуприкрыла глаза и подумала:

«Только бы не выключили свет! Только бы не задернули шторы!»

Она чувствовала легкое волнение и в душе радовалась тому, что мужа сейчас нет дома. При нем она никогда не позволила бы себе подобного — подсматривать за соседями.

Парень неумело принялся расстегивать рубашку, девушка остановила его и сама сняла через голову. Продолжая обниматься, они освободились от одежды и, уже явно забыв о том, что в комнате ярко горит свет, о том, что их можно увидеть через окно, устроились на ковре.

Оксана, вытянув шею, замерла, глядя на то, как девушка проводит руками по спине парня, оставляя красные полосы, как парень страстно целует ее в шею, а затем, взяв за руки, прижимает ее к полу. Оксана, боясь пропустить хотя бы несколько секунд этой трогательной сцены, нервно взяла бутылку и отпила вино прямо из горлышка. Прохладный ветер, уже напоенный влагой дождя, ворвался в комнату, качнул занавески и заставил ощутить женщину, насколько она разгорячена. Оксане показалось, что она слышит не шелест листвы за окном, а шепот влюбленных.

А затем сказка кончилась. Уставший парень поднялся с ковра и подал руку девушке. Та, некрасиво повернувшись на бок, ухватилась за его руку и села на корточки. Только сейчас Оксана поняла, что девушка совершенно пьяна. Пошатываясь, та поднялась и, обхватив своего любовника за шею, повисла на нем, поджав ноги.