— Ты о чем?

— Тебе не хватает мужчины.

— Но это не делается просто так, по заказу.

— По заказу нельзя влюбиться, — улыбнулась Валентина Курлова, — а переспать можно с кем угодно и когда угодно.

— Ты что, спокойно посмотришь, если я приведу мужчину в твою квартиру?

— На тебя — да. Я буду смотреть спокойно, а на него — не знаю.

— Спокойной ночи, — пробормотала Оксана, поворачиваясь лицом к стене, — извини, но мне кажется, я уже готова заснуть.

— Спокойной ночи, — Валентина поднялась и не закрывая за собой дверь, перешла в другую комнату.

Оксана лежала, прислушиваясь к ночным звукам. Валентина явно не спала, ворочалась с боку на бок. Было слышно, как где-то в доме журчит вода, как потрескивают трубы. Было даже слышно, как позванивают дождевые капли, ударяясь в стекло.

Внезапно из-за тучи показалась луна, и Оксана увидела на белой стене странную картину. Четко прорисовались следы капель. Оксана видела перед самым своим лицом огромную набухшую каплю, увидела, как она подрагивает, как срывается с места, оставляя за собой зигзаг, словно росчерк молнии на грозовом небе. Она прикрыла глаза и принялась считать про себя:

— Один, два, три, четыре, пять…

Когда наконец, она дошла до сотни, то ощутила, как сон забирает ее в свое царство. Ей и впрямь было страшно, словно кто-то невидимый следил за ней. Она вспомнила бомбоубежище, дощатый стол и рассыпанные на нем буквы, из которых складывается ее имя.

«Но из них можно сложить какое угодно слово!» — подумала Оксана, плотно-плотно, до боли сжав веки.

Но все равно, буквы упрямо складывались. «Оксана» — вновь и вновь читала Лозинская. Она провалилась в сон внезапно, настолько быстро, что даже успела осознать, прочувствовать границу между сновидением и явью. И сон был какой-то странный.

Женщина понимала, что спит, но знала, проснуться по собственному желанию не сможет. Она шла по какому-то темному коридору, в конце которого едва брезжил свет. Но между тем она прекрасно ориентировалась, как будто ходила по нему уже много раз. Шершавые, свежеоштукатуренные, еще сохранившие запах сырой извести стены, и странное ощущение в пальцах — как будто бы Оксана перед этим долго писала мелом и теперь никак не может избавиться от назойливого ощущения меловой пыли на своих ладонях.

И вдруг в конце коридора показался чей-то силуэт. Без сомнения, это был мужчина. Но кто он, Лозинская так и не разобрала. Тень, едва возникнув, ушла в сторону и слилась с чернотой стены. Страх разрастался, ноги уже не слушались женщину. Она едва брела вперед. И вот уже впереди послышалось учащенное дыхание. Страх совсем парализовал Оксану. Она вскрикнула и страстно пожелала проснуться, но пробуждение не наступало. Все ближе и ближе слышалось дыхание. Лозинская даже отчетливо ощутила запах человека, от которого прятала ее темнота Внезапно резкая вспышка света разорвала мрак, и Оксана поняла, что проснулась. Она лежала на спине и смотрела на освещенный луной потолок, по которому текли тени огромных дождевых капель. Лицо женщины покрывал пот, волосы слиплись, и даже подушка была мокрой.

Оксана провела ладонью по глазам, чтобы отогнать от себя остатки сна, и поняла: нет, это не пот, это слезы.

«Все-таки я настоящая дура, — подумала женщина, — мучу себя идиотскими вопросами, которые решаются чрезвычайно просто».

Она приподнялась на локте, дотянулась до шнурка бра, потянула за него. Вспыхнул неяркий желтый свет, и тут же страх рассеялся. Комната приобрела свои естественные очертания, исчезли тени гигантских капель на стенах, на потолке. И Оксане сделалось теплее.

«Вот так я и засну — при свете, как в детстве», — подумала она, устраиваясь поудобнее в постели.

Лозинская даже стала мурлыкать что-то под нос, убаюкивая себя…

Дождь кончился уже под утро, когда светало. И Оксана застала на небосводе только край дождевых облаков, уходящих за далекий горизонт. Она осторожно, стараясь не шуметь, помылась, позавтракала и выскочила из квартиры, довольная тем, что не разбудила свою подругу. Ей не хотелось никого видеть, хотелось заняться работой и ни о чем другом не думать.

Уже подходя к дому, где располагалось ее бюро по проектированию коттеджей и интерьеров, Оксана заметила своего мужа Виктора Лозинского. Тот шел метрах в пятидесяти впереди и явно не видел своей жены.

«Нет уж, встречаться с тобой мне сегодня решительно не хочется», — подумала Оксана и свернула в боковую аллейку.

Тут она обнаружила небольшую скамейку, стоявшую среди кустов. Сев на самый ее край, она прекрасно могла просматривать вход в бюро. Виктор что-то недолго объяснял вахтеру, а затем исчез за дверью. Не было его где-то с полчаса. А когда он вышел, то его лицо выражало полное спокойствие. Было такое впечатление, как будто он решил какой-то чрезвычайно важный для себя вопрос.

Дождавшись, когда Виктор скроется за соседним домом, Оксана затушила недокуренную сигарету и вскоре уже была за своим рабочим столом. Она прекрасно знала, ее муж не тот человек, чтобы приходить без подарка. Вот и теперь на клавиатуре компьютера лежала маленькая аккуратненькая коробочка, перевязанная тонкой розовой тесемкой. Под нее была засунута прямоугольная картонная карточка.

Лозинская вытянула ее и прочла: «Я не дам тебе уйти».

Когда у себя за спиной женщина услышала шаги, тут же спрятала карточку и обернулась. За ее спиной стоял растерянно улыбавшийся Валерий Дубровский.

— Я тебя не напугал?

— Да что ты! Напугать меня очень сложно.

— Я хочу тебе сказать, что приходил твой муж и оставил тебе вот это.

— Спасибо, я уже нашла.

— Я не думал, что у вас зашло так серьезно и далеко.

— Как видишь.

— Если тебе нужна какая-нибудь помощь, то я готов… — Валерин Дубровский покраснел.

Оксана открыла коробочку и увидела на черном бархате две маленькие золотые сережки.

— По-моему, очень красивая вещица, — сгорая от смущения, заметил Валерий.

— А мне они абсолютно не нравятся, — Оксана раздражалась все больше и больше.

Вид у Валерия стал уже совсем никудышним, словно у догоревшей свечи в жаркой комнате.

— Когда-то и мне нравились такие вещи, — уже смягчившись, сказала Лозинская, — а теперь я их ненавижу.

— Может, не стоит так резко менять свои вкусы?

— Стоит.

Коробочка с серьгами исчезла в ящике письменного стола.

— Какие-нибудь новости? Заказы? Жалобы? — Лозинская и сама не могла бы сказать, почему ее сейчас так раздражает Валерий Дубровский.

Больше всего в жизни она ненавидела нахальных женщин и нерешительных мужчин, пусть даже они были ее начальниками.

«Природа в чем-то всегда недодаст, — подумала Лозинская, — вот стоит передо мной человек, который умеет вытянуть из заказчика вдвое больше, чем у того есть. И я не удивлюсь, если за ним закрепилась репутация среди других профессионалов, что он волк с крепкими белыми зубами. А вот к женщинам он совсем не имеет подхода».

Наверное, и Валерий сообразил, о чем сейчас может думать Оксана. Он виновато улыбнулся и бросил:

— Что ж, не буду тебе мешать.

— А ты мне и не мешал, — уже наглея от вседозволенности, заявила Оксана и просто ради хохмы взяла Валерия за руку. Она с улыбкой отметила про себя, что пальцы у того вспотели от волнения. — Да ладно, не переживай за меня, Валерий, все хорошо, и я не собираюсь идти на панель. Жизнь моя еще не кончена.

— Я этого и не говорил, — замямлил директор бюро, озираясь по сторонам — не подумают ли чего сотрудники.

— Вид у тебя такой, словно ты этого опасаешься.

Валерий напустил на себя гордый вид.

— Все-таки я должен заботиться о своих сотрудниках, знать об их настроениях.

— Я тебе честно признаюсь: последние десять дней я ни хрена не делала в твоей долбаной конторе, — невинно улыбаясь, заявила Оксана и чуть сильнее сжала пальцы Валерия.

Тот мягко высвободил свою руку. Это далось ему с таким страшным усилием, словно ему пришлось разгрузить целый вагон чугунных заготовок.