Сильвия про закрытую дверь ничего не сказала. Но ее лицо выражало крайнее неодобрение, а разговаривала она лишь односложно.

Доната размышляла, не следует ли самой затронуть щекотливую тему. Но потом подумала: «А зачем?» Сильвия, конечно, все знает. Обе они взрослые женщины, так что нет причин перед нею оправдываться.

В субботу Тобиас встал и провел целый день на ногах, но сразу после ужина, изнуренный и уставший до изнеможения, лег в постель.

Доната и Сильвия сидели у телевизора, посматривали на демонстрируемое шоу и пили вино. Время от времени они обменивались какими-то словами. Собственно, Доната, оживленно болтая, пыталась как-то развеять судорожную ожесточенность сестры, причем ей самой эти усилия представлялись довольно глупыми. «А нужно ли это мне?» — спрашивала она себя.

Неожиданно, уже осушив несколько стаканов вина, сестра высказалась:

— Похоже, ты ощущаешь серьезные угрызения совести?

Доната рассмеялась.

— С чего это ты взяла?

— Не спорь! К тому же сами эти угрызения говорят в твою пользу.

— Но позволь, — запротестовала Доната, — я…

Сильвия не дала ей договорить.

— Это так. Я тебя знаю. Ты так много говоришь, потому что у тебя есть что скрывать.

— Неправда. Я много говорю, потому что ты играешь в молчанку.

— Я стала очень задумчивой, и ты знаешь причину.

— Из-за Тобиаса?

— Из-за тебя и Тобиаса.

— Видимо, это мое личное дело.

— Нет, это касается всей семьи. Меня, Крошки Сильви и Христиана.

— Смешнее не скажешь.

— Мы потеряем наше доброе имя. Ну, Христиан и я, мы еще как-то можем через это перешагнуть. Но ты портишь Крошке Сильви ее шансы на замужество. Кто это женится на девушке, у которой тетка связалась с мальчишкой?

— Мальчишкой? Тобиасу двадцать пять.

— Ты ему в матери годишься.

— К счастью, я ему не мать. И я не верю, что тебя якобы серьезно беспокоит ухудшение шансов Крошки Сильви на замужество из-за меня и Тобиаса. Мы ведь живем не в средние века.

— Во всяком случае, вся эта история мне глубоко противна.

«Просто ты злишься, что я с ним счастлива, — подумала Доната. — Потому что ты ревнуешь». Но она этого не произнесла, не желая обижать сестру. Вместо этого она ответила:

— Это я могу понять. Ты никак не рассчитывала на то, что я могу еще раз влюбиться.

— Это скандал!

— Чепуха, — парировала Доната. — Никто и не заметит. — В тот же момент она поняла, что это неправда. Штольце давно все знает, и если верить ему, то знают и все сотрудники офиса. Но она не хотела отходить от избранной тактики. — Христиан и Сильви никогда не додумаются, если ты сама не ткнешь их носом в мои дела.

— Если я и смолчу, все равно другие ткнут. — На щеках Сильвии выступили крупные красные пятна. — Доната, прошу тебя, неужели нельзя этого избежать?

— От судьбы не скроешься.

— Дорогая Доната, ты все очень упрощаешь. Ты стоишь на пороге того, чтобы пустить на ветер и полностью разрушить всю свою жизнь, всю нашу жизнь. Но действительно, твоей вины тут вовсе нет. Так определено тебе звездами, от этого защиты не существует.

— Ты же знаешь, я считаю астрологию вещью никчемной.

— Но ты и сама говорила о судьбе, а это то же самое.

— Мы делаем нашу жизнь собственными руками.

— В это я не верю, и я могла бы тебе привести тысячу примеров, доказывающих обратное. — Сильвия закурила сигарету — Я не собираюсь с тобой философствовать. Лучше вернемся к голым фактам. Что будет дальше?

— Об этом не беспокойся. Ведь Тобиас живет в этом доме лишь временно. Как только брат подыщет для него квартиру…

— А ты уверена, что он вообще этим занимается? Я сомневаюсь. Во всяком случае, он не дает о себе знать. Да и зачем? Он ведь знает, что младший брат у тебя хорошо ухожен…

Доната отказалась от попытки переубедить Сильвию, доказать, что Себастиан смотрит на это совершенно иначе.

— Если и не занимается, то это тоже имеет свои плюсы, — возразила она. — Ведь тогда Тобиасу придется самому отправиться на поиски.

— Ты этого потребуешь?

— Ну, разумеется.

Сильвия вдавила выкуренную сигарету в почти уже переполненную пепельницу и сразу же закурила еще одну.

— Я тебе не верю. Ты ведь — воск в его руках. Как же это ты сможешь заставить себя выгнать его из дома? Он тебе ответит, что здесь места вполне достаточно. И будет прав.

Доната молчала. Противопоставить этому было нечего.

— Если так оно и будет, — заявила Сильвия, — то мне, к сожалению, придется тебя покинуть.

— Но это же глупо. Не можешь же ты всерьез ставить меня перед дилеммой: «либо я, либо он».

— Могу, Доната. В атмосфере, отравленной сексом, я бы жить не могла.

— Подумай как следует!

— Я знаю, что нигде моя жизнь не будет такой приятной, как здесь, у тебя. Но если не уйдет этот молодой человек, то уйду я.

— По-твоему, я произведу на него впечатление, если скажу, что ты не выносишь его присутствия? А у него-то до сих пор было такое ощущение, что ты относишься к нему вполне терпимо.

Сильвия вскочила со стула.

— Что же это он тебе рассказал?

— Только то, что ты временами его навещала. Никаких секретов он не выболтал, если, конечно, таковые между вами существовали.

— Нет, разумеется, я никаких секретов ему не поверяла. Как ты могла подумать? Из чистого сочувствия я иногда к нему заглядывала. Собственно, против него самого я ничего не имею. Только против его отношений с тобой.

— Ты бы могла их назвать и любовной связью. Тебе никогда это в голову не приходило? — Донате вдруг надоел весь этот разговор, она поднялась. — Разрешишь ли ты мне удалиться? — спросила она нарочито официальным тоном.

— Мне представляется, что ни разрешать, ни приказывать тебе что-либо делать я не могу.

— Тут ты опять права. Доброй ночи, сестра. Нам обоим пойдет на пользу, если мы это дело пока что переспим.

Перейдя в пустую, свободную от табачного дыма прихожую, она вздохнула свободно. Если Сильвия уедет, для нее это потерей не будет. После смерти мужа Доната несколько лет жила одна, поживет и еще. Ведь когда-то сестра переехала к ней только на время, точно так же, как сейчас Тобиас. Ясно, что было бы разумно, хотя и бессердечно, сделать для нее атмосферу столь кошмарной, чтобы это заставило ее убраться.

Ни в коем случае она, Доната, никому не позволит в собственном доме предписывать ей тот или иной образ жизни.

В субботу во второй половине дня приехал доктор Себастиан Мюллер. Сначала он позвонил по телефону, и Доната пригласила его на чай. Он появился в очень приличном сером костюме и притащил чемодан с вещами брата. Доната воспользовалась возможностью представить его Сильвии.

Чай они пили в элегантной столовой, которую Доната не очень любила, потому что из нее не был виден сад. Но было уже все равно — деревья начали опадать. А в комнате с опущенными занавесками и теплым светом умело расположенных ламп было очень уютно. Серебряные бокалы, чайники и чайнички мерцали на белой скатерти. Госпожа Ковальски испекла к чаю рождественский пирог, а Доната сама нарезала ржаной хлеб тончайшими ломтиками и обложила вестфальские пряники сыром, а также кружками огурцов и помидоров, приправленных свежей зеленью.

Оделась она шикарно. На ней было легкое зеленое шерстяное платье, то самое, в котором она однажды собиралась ехать на работу ради Тобиаса, а потом передумала. Она тщательно подкрасилась и надела один из своих прелестных париков. Сильвия была в сверкающем пестром шелковом платье, а лицо выделялось броским макияжем.

Лишь Тобиас сидел в джинсах и водолазке, подчеркнуто просто. Он и сам это сознавал и даже извинился:

— Как-никак я еще не совсем здоров.

— А я-то думал, что ты играешь роль сына в этом доме, — съязвил его брат.

Донату это циничное замечание поразило словно резкий удар. Ее глаза засверкали от еле сдерживаемого гнева.

Сильвия одобрительно рассмеялась. Тобиас улыбнулся.