Три часа, оставшиеся до отхода поезда, промелькнули незаметно. Пора было отправляться на станцию. Но, едва они собрались, как к Итимуре, что вполне естественно при его профессии адвоката, неожиданно явился какой-то клиент. И вот, рискуя опоздать на поезд, ежеминутно поглядывая на часы, он продолжал беседовать с посетителем. Рэнтаро с женой пошли немного вперёд. За ними следовал Усимацу: он решил проводить их до станции. «Когда же я опять увижусь с учителем?» — думал он. Желая быть хоть чем-нибудь полезным, Усимацу нёс чемодан Рэнтаро. От этого на сердце у него было как-то особенно и приятно, и грустно. Небо, очистившееся от облаков, сверкало холодным, уже зимним блеском, слепя глаза. Дойдя до развалин замка Уэды, они свернули на безлюдную улицу, круто спускавшуюся вниз. До слуха Усимацу, шедшего позади, вдруг донёсся обрывок разговора Рэнтаро с женой.

— Тебе нечего беспокоиться, всё обойдётся благополучно! — полусердито говорил Рэнтаро.

— Ох, не верю я в это ваше «благополучие»… Чувствую, что будет совсем не так уж благополучно! — вздохнула жена. — Вы совершенно не заботитесь о своём здоровье. Не знаю, что бы вы с собою натворили, если бы только я за вами не следила… Ведь лучи здешнего горного солнца так губительны для вас — подумать страшно!

— Нет, нет, здесь совсем не то, что на берегу моря, — засмеялся Рэнтаро. — К тому же в этом году стоят на редкость тёплые дни. Для Синано это совершенно не свойственно. Зато какой чистый воздух! Ты можешь быть абсолютно спокойна! Смотри, вот доказательство: ведь с тех пор, как мы в Синано, я ни разу не простудился.

— Вы так хорошо поправились! С таким трудом всё это далось вам. Надо быть очень осторожным, вдруг опять начнётся прежнее?..

— Если всего бояться, тогда никаким делом заниматься нельзя.

— Делом заниматься? Когда вы будете совершенно здоровы, тогда можете сколько угодно заниматься вашим делом… Всё-таки поедемте со мной в Токио!

— Опять всё сначала! Ну как же ты не можешь понять, что мне необходимо ехать в Коморо. И отчего эти женщины такие непонятливые? Ты, видно, забыла, как я обязан Итимуре-сану. И ещё говоришь мне при нём: «возвращайся», «не надо ехать»… Будь ты хоть немного сообразительнее, ты, наверное, не говорила бы таких вещей. Уехать сейчас отсюда — это значит свести к нулю всё, над чем я так много думал. Я должен осуществить свои замыслы, а для этого необходимо одному побродить по горам, понаблюдать сельскую жизнь. Ведь я хочу снова приняться за работу. Лучший случай вряд ли представится… — Он заговорил совсем о другом. — А погода-то как хороша! Мягкая, ясная — прямо золотая осень. Поездка с Итимурой-саном обещает быть очень интересной… Поезжай спокойно домой и жди меня. Я привезу тебе хороший подарок из Синано!

Потом некоторое время супруги шли молча. Усимацу поменял руку и теперь нёс чемодан в левой руке. Немного погодя жена Рэнтаро грустно заметила:

— А я ведь даже не рассказала вам о причине, по которой я прошу вас вернуться.

— А разве у тебя есть на это какая-то особенная причина? — спросил Рэнтаро.

— Нет, ничего особенного, но… — Она тяжело вздохнула, словно что-то припоминая. — Просто вчера мне приснился дурной сон… я ужасно встревожилась: всю ночь не могла заснуть. Я почему-то очень беспокоюсь о вас. Понимаете, я не должна была видеть такой сон… Этот сон неспроста!

— Не говори чепухи! Так вот почему ты так зовёшь меня с собой в Токио?!

Рэнтаро засмеялся.

— Я не согласна с вами. Случается нередко, что во сне видишь будущее. Я просто сама не своя!

— Ну, можно ли верить снам?

— Удивительные вещи бывают, бывают… Я видела но сне, что вы умерли.

— Какая ерунда!

Усимацу итог разговор показался несколько странным. Тихая милая, интеллигентная женщина, а верит в сны. Сон сродни сказке детских лет: проплывающие чередой всякие диковинные видения вне времени и пространства. Подумать только — учитель умер… И могла же присниться такая невероятная вещь! А жена Рэнтаро всерьёз принимает это к сердцу. Какая впечатлительная женщина! Усимацу стало смешно. «А ведь большинство женщин таковы», — сказал он себе и невольно вспомнил суеверную окусаму из Рэнгэдзи, а потом и Осио.

Перейдя мост, они увидели здание железнодорожной станции. Жена Рэнтаро несколько отстала. Усимацу опять переложил тяжёлый чемодан из одной руки и другую и решил заговорить с Рэнтаро.

— Ну вот, учитель, — грустно сказал он, — мы расстаёмся. Сколько времени вы собираетесь пробыть в Синано?

— Полагаю, до тех пор, пока не закончатся выборы. Откровенно говоря, я подумывал было вернуться в Токио, тем более, что жена меня уговаривает. Будь это обыкновенные выборы, я уехал бы без долгих размышлений, ведь всё равно от меня мало пользы в таких делах. Итимура — Другое дело: он выступает кандидатом, и ему всё равно, кто его противник, но мне это не безразлично. Когда я думаю об этом Такаянаги, то вопрос, кто победит: Итимура или он, для меня приобретает особое значение.

Усимацу шёл молча, Рэнтаро, будто вспомнив что-то, оглянулся на жену, но тут же зашагал дальше.

— Ты только подумай, — продолжал Рэнтаро, — как действует этот Такаянаги. Пусть говорят, что мы невежественные, низменные существа, но и нашим унижениям есть предел. Я буду всеми силами препятствовать победе этого субъекта. Если бы я не знал истории его женитьбы, тогда ещё куда ни шло. Но знать и смолчать — это для «синхэймина» непростительное малодушие.

— Что же вы намерены предпринять, учитель?

— Что предпринять?

— Вы говорите, что не можете уехать так…

— Да, да. Необходимо нанести ему удар, пусть даже маленький. Я прекрасно понимаю, что за его спиной стоит богач Рокудзаэмон, значит, в ход могут пойти и подкуп, и даже наёмные громилы. А что есть у нас? Пара сандалий на ногах да язык во рту… Да, занятное дело, занятное потому, что Такаянаги не на что положиться, кроме денег…

— Да и деньги нужно пускать в ход умеючи… Рэнтаро рассмеялся.

Тем временем они добрались до вокзала Уэда.

До прибытия поезда, следовавшего в Токио, времени оставалось немного. Зал ожидания был полон. К ним присоединилась жена Рэнтаро, а адвоката всё ещё не было. Рэнтаро вынул папиросы и предложил Усимацу закурить.

— Да, Синано очень любопытное место, — заговорил он, затягиваясь. — Нигде с такими людьми, как я, не обращаются так, как здесь… — Он перевёл взгляд с Усимацу на жену, окинул взглядом пассажиров и продолжал: — Не правда ли, удивительно, Сэгава-кун? Ты ведь знаешь, кто я. Я полагал, что раз здесь не что-нибудь, а выборы, то вряд ли будут уместны мои выступления. Задень я хоть чуточку чем-нибудь избирателей, я только вызвал бы их раздражение. Поэтому я не хотел выступать. Но в Синано оказывается всё по-иному, и меня просят непременно произнести речь.

Вот сегодня вечером я буду с Итимурой-куном на митинге в Коморо. — Он улыбнулся, что-то припомнив. — Когда я выступал в Уэде, собралось больше семисот человек. И как внимательно, как хорошо слушали! Один корреспондент из Нагано сказал мне как-то: «Для речей нет места лучше, чем Синано». И это действительно так. Какая тяга к знанию! Это, видно, особенность здешних жителей. Вряд ли в других провинциях найдётся человек, который захотел бы иметь со мной дело. А в Синано я «учитель»! Ха-ха-ха!

Жена Рэнтаро слушала его с горькой усмешкой.

Началась продажа билетов. Пассажиры засуетились. В толпе показалась грузная фигура адвоката. Расплывшись в улыбке, — времени для приветствий и расспросов не оставалось, — он вместе со всеми заспешил к выходу на платформу. Усимацу купил перронный билет и последовал за ними.

Поезд опаздывал на двадцать минут, и ожидавшие его пассажиры толпились на перроне. Жена Рэнтаро присела под большими часами и, рассеянно глядя на окружающих, о чём-то задумалась. Адвокат прогуливался среди толпы. Усимацу ни на минуту не отходил от Рэнтаро, горя желанием высказать ему свои чувства. Иногда он принимался что-то чертить на сухой земле подошвой своих дешёвых гэта, а Рэнтаро, прислонившись к столбу, молча наблюдал за ним.