— Это есть очень понятно, — сказала подошедшая Ыйна, дернув плечиком. — Классик!..
Режиссер мотнулся в сторону Ыйны и откровенно напрягся:
— Эта девушка с вами? Марина, возьмите у нее телефон. Черт знает как смотрибельна!
— Пошли отсюда, мужики! — сказал сразу помрачневший Квант. — Где кино снималось, там былинка не растет. Где уж ископаемой твари выжить?
Смеркалось.
Глава восемнадцатая
В ЗАСАДЕ
Наша трехдневная засада не дала никаких ощутимых плодов, кроме симптомов острого респираторного заболевания да занудной песенки о девушке с янтарного побережья, сочиненной Квантом с явным намеком на Ыйну.
— А вы примечайте, что за лес окрест, — сказал Варсонофьич, возомнивший себя начальником после исчезновения Семужного. — Половина дерев цела, а половина будто выкушена. Чуете, чем пахнет? Весной! А весной любое чудовище, ежели оно самец, что затевает? Брачные игры! Из него природная сила прет. Оно себе соперника шукает, чтобы рога ему поломать. А поскольку наша зверюга — уникум, то и соперника ему нет. Вот тут оно с досады и землю жрет и стволы через себя кидает. Только от него такая порча здешнему лесу вышла. Тут нам его и стеречь!
— Это жизнь! — вздохнул Квант, глядя в костер. — Утки все парами, и даже ископаемой нечисти нужна подруга!
— Это есть типичный мужской разговор! — дернула плечиком Ыйна. — На такой разговор мое воспитание закрывает мне уши. Ах!
Рядом затрещали кусты. Кого-то несло на огонь костра.
— Я сейчас покажу ему брачные игры! — шепнула Ыйна, нацеливая в темноту вороненый ствол своего пистолета.
— Погоди! — скомандовал Варсонофьич. — Кажись, не оно! Кажись, это хозяин леса — медведь. Его лаской брать надо. Михаил Иванович, это ты?
Неясный силуэт двинулся к костру.
Глава девятнадцатая
ХОЗЯИН ЛЕСА
— Я не Михаил Иванович, а Петр Федорович! — сказал неясный силуэт, становясь ясным. — Почему костер жжете? Документы!
И все же П. Ф. Барсукова можно было величать хозяином леса, поскольку исправляет он в Ленинградской области должность главного лесничего. Однако новый знакомец не клюнул на лестное прозвище. И вот почему.
— Кроме нас, работников Минлесхоза, — поведал он, — хозяев леса еще видимо-невидимо. И каждый пользует «свой» лес, как ему вздумается. Кто рубит почем зря, в деньгу превращает. Кто — наоборот. Вот в Подпорожском районе, к примеру, лесосека «Межсовхозлеса» вообще пилы не знает. Гниет там лес…
— Это как же так? — зашумели мы, успевшие загодя почитать кое-какие документы. — Ведь года два назад было решение бюро обкома о передаче всех лесов Минлесхозу!
— Было, — кивнул наш собеседник, — только осело это мудрое решение где-то в облисполкоме. Да что наши «хозяева»! В ленинградских лесах трудятся, кроме местных, 57 приезжих организаций-заготовителей.
А у нас с ними разная психология. Дали они сегодня лишний кубометр деловой древесины — завтра уже герои! Мы же пока тот кубометр заново вырастим — сто лет пройдет!
— Это двойной абсурд! — воскликнула Ыйна, сделав такие большие глаза, что Квант со стоном взялся за сердце, а дедок воровато перекрестился. — Мой папа сам сажал сад и сам собирает в нем яблоки. Других не пускает, пожалуйста!
— Одни перерубают, другие недорубают!.. Я все-таки ни черта не пойму! — вмешался Квант. — Давайте для ясности поставим вопрос ребром: что хуже — переруб или недоруб? — Оба! — отрезал лесничий. — Ведь в чем тут самая скверная хитрость? Где-то весь лес состригли «под нулевку», а в другом месте вообще не трогали. В целом по области картина вроде бы пристойная. А лесу от такого варварства вред неописуемый! Так, слово за слово ткалась затейливая вязь нашей беседы, пока ее не оборвал чистосердечный смех лесничего.
— Чудовище, говорите? Да лес здесь оттого выщипанный, что заготовители вырубили только хвойные. Древесину лиственных пород мы ведь все никак не научимся обрабатывать!
— Брачные игры! — Ыйна испепелила взглядом Варсонофьича. — Я имею неясность. Известно, что субъект, муравейник разоривший, за такую шалость должен платить до ста четырнадцати рублей пятидесяти копеек, пожалуйста. Субъект, самовольно в лесу свою козу пасущий, платит за это удовольствие тринадцать рублей пятьдесят копеек. Когда учтены такие тонкости, почему вы не бьете рублем по неразумным головам?
— Бьем! — вздохнул лесничий. — Вот в минувшем году за неочистку лесосек мы взыскали штрафов 20 477 рублей, за оставление высоких пней — 3 306 рублей, за самовольную рубку — 75 306 рублей, за нерациональную разделку — 39 080 рублей. Короче, штрафов и пени набралось больше чем на полмиллиона!
— Семечки! — усмехнулся Квант. — Вот в Архангельской области — это размах! Там в позапрошлом году только за не вывезенную из леса древесину почти девятьсот тысяч рублей заготовителями уплачено! — Что им те тыщи! — махнул рукой Варсонофьич. — Не из своего, а из государственного кармана они их достают!..
И наступила пауза, необходимая, чтобы каждый в который раз мог подумать о необъятности и щедрости государственного кармана. — Ах! — вдруг воскликнула Ыйна, копошившаяся в пожитках. — Смотрите, что я имею! Откуда ни возьмись, пожалуйста!
В дрожащей руке она держала четвертушку бумаги, на которой неровным почерком было нацарапано: «Срочно следуйте четыре километра от вашего бивуака к северу».
Глава двадцатая
РУКА СЕМУЖНОГО
Мы стояли вокруг холмика, заваленного сосновыми лапами, и, не веря своим глазам, читали простую надпись на простой папке «скоросшивателя»:
ДОКТОР БИОЛОГИЧЕСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР Г. О. СЕМУЖНЫЙ.
— Видно, прах в родные места перевезли… — выдавил наконец Варсонофьич.
Но тут послышался журчащий русалочий смех, и профессор Семужный собственной персоной выглянул из шалашика, по досадной случайности принятого за печальный холмик.
«Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку», — написал Пушкин, заканчивая повесть о барышне-крестьянке. Последуем и мы примеру гения. Не будем утомлять читателя рассказом об избавлении Семужного из лавинного плена, о бегстве профессора из травматологического пункта и т. п.
— Коллеги! — говорило вернувшееся светило, точно ребенка, баюкая руку, закованную в гипс. — После Баксанской катастрофы я имел весьма примечательную беседу в Министерстве лесного хозяйства. И мне стало абсолютно ясно, что наша экспедиция опять пошла по ложному следу. Странные вещи, творящиеся в наших лесах, отнюдь не результат баловства некоего гипотетического зверя. Когда вы увидите тысячи гектаров поломанного и иссохшего молодняка, знайте — это гуляли напропалую трелевочные тракторы. Когда вы увидите в лесу сотни гектаров мусорной свалки из ветвей, вершин и комлей, знайте — это следы бесхозяйственной, нерациональной разделки древесины. Когда вы увидите тысячи гектаров искалеченного леса, знайте — это последствия условно-сплошной рубки, при которой заготовитель берет древесину только высших сортов, а все остальное бросает как попало. В одной только России год назад Минлеспром заплатил за подобные надругательства над лесом 10 миллионов 732 тысячи 624 рубля! Но пусть никакие «штрафные санкции» не притупят вашей бдительности! Знайте, коллеги, все нарушения правил отпуска леса на корню и правил лесопользования были и будут существовать до тех пор, пока в наших лесах нет одного настоящего хозяина, пока заботятся о лесе одни, а используют его другие! И чем покорно смириться с таким положением, я готов скорее дать на отсечение свою вторую руку!..
Глеб Олегович грозно взметнул над светлой своей головой руку, закованную в гипс. Мы уже готовы были взорваться аплодисментами, но тут в профессорском вигваме надсадно запищал зуммер.
